Только вперед! (СИ) - Старый Денис

А разве же бывает в жизни все очевидно и понятно? Порой и в менее значимых делах сложно разобраться, не то что в чувствах и в отношениях.

Глава 15

Петербург

1 сентября 1735 года.

Случилась встреча высоких гостей. Отец и мать вышли из дома ещё до того, как мы с Юлианой въехали на подворье усадьбы. Разоделись родители по-богатому. В таких нарядах не стыдно было бы появиться и на императорском балу.

Мать держала икону в позолоченном, а может и в золотом окладе. Отец с некоторым напряжением сил удерживал в руках исполинский каравай. Не доверил даже слугам такое дело. Лица родителей сияли радостью. Мое сердце наполнялось теплотой.

— Дети мои! — сказала мама и чуть в голос не разрыдалась.

А ведь они ещё не такие пожилые люди, чтобы полностью уходить во власть эмоций и остро чувствовать одиночество. Я-то знаю, как это бывает. Сколько маме? Малолетка! Сорока, наверное, нет. Красотка, на самом деле.

Нужно с отцом поговорить и как-то намекнуть. Пусть разнообразит серые семейные будни. Впрочем, в этом времени такие советы не дают.

Улыбнулся искренне, честно. Вспомнил, как сам готовился к встрече с детьми. Как всё досконально планировал. Разрабатывал меню, придумывал развлечения. А потом все планы рушились, и я превращался в бурчащего старика.

Ну и придётся почувствовать те эмоции, которые были у моих детей. Уже сейчас мне кажется поведение родителей избыточным. Но зачем все эти церемониалы! И все равно приятно.

— Переломите хлеб, дети! — посмотрев на мать, которая попала под власть эмоций и не могла сказать ни слова, отец взял ситуацию в свои руки.

Конечно же, мы и хлеб преломили. Я даже с великим удовольствием съел изрядный кусок каравая. Помниться, что по традиции, кто больший кусок откусит, тому и быть главой семьи? Хорошо, что Юля укусила каравай, словно воробышек клюнул. Наверное, этикет соблюдала. Ну а я так укусил, что чуть рот не разорвался.

Отец был рад подобному стечению обстоятельств. Мол, вот она, наша, норовская порода! Так и есть и эта порода будет только крепнуть и становиться сильнее. Я постараюсь. Украдкой бросил похотливый взгляд на жену.

— Окстись, не взирай на меня так! Родители поймут, — прошептала мне на ухо Юля.

Детский сад, штаны на лямках. Взрослые люди, беременные, в конце концов, и такая жеманность.

А потом был настоящий пир. В отцовской усадьбе готовили с одной стороны по-простому. Но я был крайне удивлён, когда между кашами и мясом затесались чебуреки, баранина. Наверное, это блюдо можно было назвать бешбармак. Влияние татарского происхождения матери не прошло мимо.

Уплетали за обе щеки. Причём Юлиана как бы не опережала меня. Отец с матерью посмотрели на меня вопрошающе и требовательно, когда Юлиана стала есть солёный огурец и прикусывать мёдом. А потом она скривилась, но сдержалась, даже стол не покинула.

Я улыбнулся.

— Скажем родителям? — спросил я Юлиану.

Она мне не ответила. Всё своим видом продемонстрировала, что у неё начались рвотные позывы. А потом, раскрасневшись, наверное прежде всего от стыда, все же выбежала из-за стола и направилась на двор.

— Да неужто! — воскликнула мама, провожая невестку взглядом.

— Так и есть, матушка. Скорее всего, Юлиана в тягости, — отвечал я.

Отец подхватился из-за своего стола, опрокидывая стул. Резко, в четыре шага, приблизился ко мне и обнял так, что в пору было подумать, будто я попал в тиски. Сильный у меня родитель, хоть бы и с виду не скажешь.

— Счастье-то какое! — расплакалась мама.

Насилу вырвавшись из объятий отца, я успешно направился вслед за женой.

— Уйди! Не желаю, как бы ты меня видел столь неподобающе! — говорила побледневшая Юля.

— Нет уж, будешь видеть меня и в горе, и в радости! — решительно сказал я.

Через некоторое время, умывшись, Юля заявила:

— Есть хочу, аж спасу нет!

Да уж…

Мы изрядно пресытились за простым, но богатым столом. Но все равно, я предоставил отцу на пробу копчёности, которые привёз из своей усадьбы. А потом ещё достаточно долго ждал, когда батюшка, наконец, пресытится лакомством и перестанет заверять меня, что более вкусного никогда не ел.

Матушка забрала невестку с собой, оставив меня с отцом наедине. Я думал поговорить в родственной обстановке, обсудить хозяйство…

— Ты убил дядьку своего и моего брата? — не в глаз, а в бровь спросил родитель.

Признаться, я изрядно растерялся. Обстановка была семейная, наполненная благополучием. Естественно, я расслабился и не ожидал подвоха.

— Почему молчишь?

— От чего ты, батюшка, так решил? — задал я встречный вопрос.

— От того, что прибыл тут один человек… Не один даже. Тебя искал. Да и всё бы добре… токмо снасильничать удумал. Вот мужики и помяли его. На моих землях живут мужики суровые. А то тут вышло, когда я с ним разговаривать стал. Знает он о неком Кондратии Лапе…

Я уже взял себя в руки и стал невозмутимым.

Отец изучил мою реакцию и уж не знаю, чего больше было в следующей новости от него. Наверное, все же хорошего.

— С тем человеком золото твое прибыло, — Лука Иванович Норов посмотрел на меня пуще прежнего строго. — Ничего поведать мне не желаешь?

— Давай так, батюшка… Ты хворым лежал, побитым братом своим. Матушку брат твой снасильничать хотел. Я Бога молить встану: кабы, если кто-то и сделал и убил негодного твоего брата, чтобы счастье ему было, — уклончиво ответил я.

Родитель ещё немного постращал меня взглядом, но отступился от своей идеи расколоть сына-убийцу. Ну я почти уверен, что Лука Иванович Норов прекрасно понял, что его сын, то есть я, замешан в убийстве Матвея Норова.

Пусть так думает, главное, что доказательств нет. А случись мне принять решение о ликвидации своего дяди, если он бы вывернулся таким скользким образом, то я бы всё повторил заново.

— Если это и ты сделал, али по твоему наущению, то я не осуждаю. И добре! Забыли о том, — раздосадовано сказал отец, хлопнул себя по коленям и встал.

— А золото? — спросил родитель.

Я частью рассказал. Но так, что случайно золото найдено. Поверил ли отец? Наверное. Ну не будет же он думать о том, что я знал, предугадал золотоносные места.

— Понял я, что ранее прознал у кого, да и поспел… Золота много привезли тебе. Заберешь его. Но смотри! — отец показал кулак.

После он подошёл к небольшому шкафу, открыл его, внутри шкафа стоял мешок.

— Ну? Поможешь отцу старому? — ухмыляясь, спросил родитель.

— Старому? Да вы мне ещё одну сестрёнку или братишку родите! — усмехнулся я.

Отец стал доставать… Свеклу.

— Я подписал каждую свёклу свои номером. Это из того, что мне на суд принесли крестьяне. Твоя очередь пробовать, — усмехнулся отец. — В жизнь столь свеклы не ел.

Хотелось бы пробурчать, что подобную дегустацию было бы неплохо делать до обеда. Желудок был сейчас переполнен едой, есть вообще не хотелось. Да я уверен, что рецепторы мои изрядно притупились.

Но всё-таки я же когда-то объявил конкурс на самую сладкую сахарную свёклу? И как вижу, немало крестьян решили поучаствовать в этом деле. И что я там пообещал? Сто рублей за первое место? Вроде бы ещё за второе и третье посулил какие-то выплаты.

И я стал пробовать. Нехотя, слишком уж сытым был. Но если есть шанс начать великое дело производства сахара, но напрягусь. Когда-то мне приходилось бывать на сахарных заводах. И в голове всплыла память о той сладости, которой обладала свёкла.

— Вот эту и эти две! — только через минут сорок я смог вынести свой вердикт.

Нет, не скажу, что было очень сложно выбрать из малосладкой свёклы ту, которая будет чуть более слаще. Но почему-то я захотел облагодетельствовать всех крестьян, которые действительно уже провели какую-то селекционную работу.