Только вперед! (СИ) - Старый Денис

— Второго и третьего места не будет — и всем трём даю по сто рублей. Но они должны вырастить такую же сладкую свёклу следующим урожаем.

— В стекле растили. Любопытно, а получилось ли, — сказал отец.

Лука Иванович посмотрел на номера, сверил со своим списком. Ухмыльнулся. Действительно, среди трёх победителей была та свёкла, которая выращена в небольшой стеклянной теплице. Это уже свёкла второго урожая. Если так дальше пойдёт, то можно будет ещё отобрать сладкие семена и уже в третий раз провести селекцию и вырастить сахарную свёклу. С теплицей, тем более отапливаемой, — это не так-то и сложно.

Мы около часа разговаривали с отцом о сельском хозяйстве. Отметил, что у него получается развивать пчеловодство намного быстрее, чем это происходит на моих землях.

— Не пора ли, батюшка, свечной заводик ставить на твоих землях? — спросил я.

— А, пожалуй, что и следует сие обдумать, — сказал отец.

Конечно, почти все четыре сотни ульев, которые уже есть на отцовских землях, не способны обеспечить в должной мере сырьём свечной завод.

— Пособирай по станицам в округе воск. Я отпишусь к своему управляющему, чтобы присылал воск и с моих земель. Так что можно думать о свечном заводе, и причём быстро, чтобы обработать воск ещё этого года, — заключил я.

Когда мы пошли спать, я впервые ощутил себя даже не молодым мужчиной, а каким-то подростком. Мне жутко не хотелось, чтобы родители услышали, как мы с Юлианой предаёмся любви. Прям до смеха веселили меня эти эмоции.

Ну кто хочет, а тот всегда найдёт, как. Мы с женой управились с задачей. Не нашумели, но эмоций хватило. Вот только нужно будет по приезду сразу же обратиться с Юлианой к врачам.

Если в военной хирургии и в целом по военно-полевой медицине я что-то минимальное понимаю, но всё же, то что касается их гинекологии и акушерства — тут я пас. Ну или почти что. Знаю ровным счётом то, что и большинство мужчин из будущего. То есть почти ничего.

У родителей я пробыл два дня. А потом успешно направились в Москву, чтобы там собрать всё своё воинство и двинуть на Петербург. Словно бы захватывать столицу Российской империи собрался.

А вот интересно, получилось ли бы у меня сделать революцию? Я исключительно в плане военных действий и других революционных мероприятий, пропаганды. В периоды, когда Юлиана умудрялась спать в карете, я о том даже подумал. Ответ однозначно — да! При этом поднять флаг кому-нибудь из претендентов на престол, то, безусловно, у меня бы получилось.

Может, возвести Елизавету Петровну на престол? Ведь не сказать, что в иной реальности она правила плохо. Скорее всего, за неё всё-таки правили другие люди, часть из которых уже отправилась на тот свет. И всё же…

Очень жаль стало Анну Леопольдовну. Ведь точно же с ней надо было что-то сделать в таком случае. Убивать? Когда об этом подумал, внутри даже содрогнулся. Но и никакого заточения, как было в иной реальности, я великой княжне не желал…

Петербург нас встречал дождём. На подъезде к столице Российской империи мы словно попали в другой климатический пояс. Вёрст за двадцать до первого поста у Петербурга палило солнце, но потом — сплошные дожди.

Конечно же, я намеревался отправиться в свой дом. Привести себя в порядок. На следующий день сходить в полк, узнать, как дела обстоят у измайловцев. Наверняка там раздобыл бы какую-то информацию о своём будущем. Однако…

— Господин бригадир, вам надлежит немедленно отправиться в Летний дворец на аудиенцию к государыне! — капитан-преображенец говорил тоном, не подразумевающим отказ.

— По какому чину вы ко мне обратились, господин капитан? — переспросил я.

— Господин… — офицер замялся, развернул какую-то бумагу, нахмурил брови и прочитал её. — Всё так, господин бригадир. Вы же Александр Лукич Норов?

Конечно, я Александр Лукич Норов. Как и то бесспорно, что за время проверки у поста на въезде в Петербург уже подошло более двухсот моих бойцов, а остальные заполоняли дорогу — вёрсты на три, не меньше. Воины проходили, направлялись по квартирам, гулять по Петербургу, а меня все удерживали.

— И долго проверять станете? — раздражаясь спросил я.

— Прошу прощения, господин Норов, но обязан лично проводить вас, если будете проезжать через мою заставу, во дворец! — несколько смущённо сказал капитан.

— Действуйте, капитан. Не хотел бы я в дорожном платье предстать перед государыней, но, видимо, придётся! Илипредоставьте мне место и время облачиться.

Признаюсь, я несколько лукавил. Был у меня вычищенный мундир, который висел на вешалке внутри кареты. И он не мог никак запылиться, тем более, что был завернут в чехол.

Так что я единственное попросил — времени, чтобы прямо здесь, на заставе, переодеться подобающим образом, умыться, в целом привести себя в порядок.

Я подошёл попрощаться с женой, которая отправлялась к нам домой.

— И что, я теперь бригадирша? — улыбалась Юля.

Кажется, она за меня искренне радуется. И в какой-то степени, соответственно, радуется за себя. Ведь быть женой молодого бригадира, которому явно суждено получить чин генерала, — это не то же, что быть женой майора.

Да и я необычайно был рад. Ведь если поразмышлять, то меня повысили. Это даже с учётом того, что гвардейский чин можно было принимать за более высокий, нежели такой же в пехотных частях.

Разные мысли возникали, когда я ехал во дворец. Верхом скакал. Капитан сопровождения, конечно же, предложил мне взять лошадь. Но куда там! Ведь с собой в Петербург я взял сразу три десятка великолепнейших лошадей из конюшен крымского хана.

Так что выбрать какую-нибудь лошадку из своих, чтобы на ней прибыть ко двору, я мог. Я выбрал того жеребца — с чуть удлинённым телом, уникального. Мне обещали, что, если какой-то любитель лошадей увидит этого скакуна, то будет готов душу дьяволу продать, лишь бы только завладеть животным.

Очень жалко мне, конечно, будет, когда подарю такого коня герцогу Бирону. Но рассчитываю, что жеребец, цены которому просто не существует, окупит мои потери.

Вот это эмоции! Встречал томные взгляды молодых особ женского пола, как и уже изрядных матрон. Тут же завистливые и злобные глаза их мужей и других сопровождающих мужчин. Наверное, низкие эмоции и я испытывал. Гордыня — это нехорошо. Но я же ненадолго, и ничто человеческое мне не чуждо. Капитан то и дело оглядывался на меня, а я не спешил. Наслаждался.

— Бригадир Норов в сопровождении капитана второго Петербургского Преображенского полка Засса, — заявил сопровождающий на въезде в Летний дворец.

Странно, фамилия у этого капитана немецкая, но я в нём усмотрел русского человека. И говорит чисто.

Гвардейский офицер на въезде на территорию парка Летнего дворца сверился со списками и отдал приказ своим солдатам поднять шлагбаум.

Когда я отдал поводья своего коня подбежавшему слуге, тот не заметил меня, лакей рассматривал животное. А потом медленно, чинно повёл жеребца в сторону.

— Стой! — из дворца выбежал другой лакей.

Он, спотыкаясь, показывая недюжинные способности бегуна на малые дистанции, догнал лакея с моим конём и остановил его. Мы стояли у Летнего дворца. Но никто не провожал нас внутрь. Лакеи занимались конем.

Ещё минут через пять дворцовые двери распахнулись, спешно вышел герцог Бирон. Его глаза были словно глаза маньяка. Проходя мимо нас с капитаном, он только кивнул головой. И уже этот кивок был не по чину. Всё-таки Эрнст Иоганн — герцог, он в моем присутствии не должен глазом повести, не то что кланяться.

Императорский фаворит подошёл к коню и стал гладить его. Наверное, если императрица сейчас смотрит в окно и наблюдает, как ведёт себя её любимый, то уже начинает нервничать, ревновать.

— Чей конь? — не отвлекаясь от созерцания идеального животного, спросил Бирон.

— Ваш, ваша светлость! — ответил я.

Герцог не сразу понял смысл моих слов. А потом он, нехотя отдалившись от коня, подошёл…

— Спаси Бог! — сказал герцог и троекратно расцеловал меня. — То есть великий подарок!