Интервенция (СИ) - Алексин Иван

Башня рухнула как-то буднично, совсем не эффектно, утонув в густых клубах дыма и похоронив под собой авангард входящей в город венгерской пехоты.

«Получилось»! — Я, не сдержавшись со всей силы хлопнул Никифора по плечу. — И пусть образовавшийся в воротах завал и оставшиеся без защитников стены надолго врага не удержат, этого времени князю Куракину должно было хватить, чтобы как следует проредить попавшую в ловушку конницу.

— Ох, ты ж!

— Ты чего, Никифор? — что-то в голосе рынды заставило меня похолодеть, предчувствуя недоброе.

— Пожар, государь! — выдавил тот в ответ. — Дома у Чертольских ворот горят! Видать, ляхи подожгли! Что ж теперь будет⁈

— Что-то будет, — пробормотал я в ответ, наблюдая за чёрным клубами дыма, нависшими уже над десятком домов.

— Ещё раз из пушек пальнём и всё. Можно будет ворота открывать.

Янис кивнул, осторожно косясь в сторону Матвея Лызлова. Вроде и недели не прошло, как он в Москву приехал, а о своём сотоварище всякого наслушаться успел. И о том, что в московские дворяне из простых холопов разом выскочил, и о том, что будто всю Москву под своим приглядом держит. А, главное, сказывают, что даже бояре с князьями на того Матвея сильную опаску имеют и стараются стороной обходить. Не зря ближним человеком самого государева слуги Василия Григорьевича Грязного считается!

А вот Янису Лызлов сразу по душе пришёлся. Приветливый, дерзкий, надёжный, в глубине глаз задорная сумасшедшинка искрится. Матвей литвину его побратима Тараску напомнил, только постаревшего лет на десять, заматеревшего, научившегося сдерживать свои порывы. С этаким сотоварищам и в лицо смерти не так боязно посмотреть. Будь Лызлов Лизкиным приставом вместо какого-то там Подопригоры, наверняка бы с княгиней ничего не случилось!

При воспоминании о любимой Янис помрачнел. Лиза выжила чудом, долгое время находясь между смертью и жизнью. Сколько ночей он провёл возле неё и не сосчитать. Уже и отчаялся было, решив, что не выживет. А тут ещё и признание это Федькино. Нет, в том, что Черне… Фёдор Борисович княгиню в качестве приманки против воров использовал, Янис его не винил. На то он и царь, чтобы своими людишками по своему разумению располагать. Их дело служивое, что государь повелит, то и свершить должны. Но всё же Чернец (именно тот Чернец, что весло на турецкой галере с ним делил, а не Фёдор Годунов) должен был ему о том прямо сказать, а не рассказывать сказки о важной заморской поездке! Тогда бы он сам княгиню у ворот ростовского монастыря встретил, и сам бы её у возка своей грудью прикрыл.

Не сказал, не упредил. Вот что по-настоящему обидно!

— Давно пора, — согласился он. — У ляхов уже и конница наготове стоит, — махнул он рукой в сторону, показавшихся за спиной орущих под стеной черкасов, панцирных хоругвей. — Сигнала ждут.

Нестройно рявкнули пушки, дав в сторону противника последний залп, яростно взвыли казаки, ответив беспорядочной стрельбой из луков и пистолей.

— Может, выждем немного, покуда конница ближе подойдёт? — пробурчал в бороду коренастый стольник, князь Иван Черкасский. — Если черкасы первые в открытые ворота ворвутся, могут порубить тут всех.

— Не порубят, князь! — голос Лызлова был полон злого, бесшабашного задора. — Начальных людишек у черкасов о нас предупредили. Если порубят, кто их в Кремль проведёт? Бей!

Янис вздрогнул, оглушённый яростным рёвом московского дворянина и тут же вокруг него закипела яростная сеча. Хотя с сечей литвин немного погорячился. Скоротечную, не продлившуюся и десяти секунд бойню, даже схваткой назвать было трудно. Просто часть стрельцов, казаков и охочих людишек, повинуясь команде Матвея, стремительно развернулись к своим товарищам, вгоняя железо в спины, перерезая засапожниками глотки, стреляя в упор из пистолей. Лишь немногие из намеченных жертв успели хоть как-то отреагировать на нападение, отбив первые выпады, но тут же легли следом, под посыпавшимися со всех сторон ударами.

— Ты что творишь⁈ — похолодел литвин, с ужасом смотря на несколько десятков порубленных тел. — Своих бьёшь⁈

— Да какие они свои? — невозмутимо пожав плечами, Лызлов, наклонившись, полоснул хрипевшего возле ног Яниса пожилого стрельца засапожником по горлу. — Тати это, — пояснил он, тщательно вытирая лезвие о кафтан убитого. — Я сегодня поутру все узилища обошёл, обещая разбойному люду свободу, если они ляхов в город впустить поспособствуют. Эти согласились, — пнул он ногой скрючившееся тело.

— А зачем звал? Только кровь понапрасну пролил.

— Большое дело без крови не делается, — буркнул в ответ Черкасский, брезгливо убирая ногу в сторону он успевшей натечь кровавой лужи.

— Мы ляхам обещали защитников перебить и ворота открыть. Въедут они в город, где убитые? Вон они, рядом лежат, — решил объяснить Матвей. — А людишек этих ты, Янис Андреевич, не жалей. Раз в измене пособить мне согласились, то, значит, они не только тати, но и воры. Все кто отказался, живы остались!

— Государь знает?

— Теперь знает, — осклабился Лызлов. — Донесли уже поди, как я татей на измену подбивал. Васятка, давай! Открывай ворота, детинушки!

Седобородый Васятка приставил к кровле надворной башни лестницу, шустро залез на кровлю и, игнорирую опасность быть подстреленным, встав во весь рост, яростно замахал шапкой. С десяток воинов бросились к воротам, снимая с петель тяжеленный брус. Остальные, посыпавшись со стены, бросились в сторону ближайших домов, затерявшись среди хозяйственных пристроек.

— Куда это они? — удивился Литвинов.

— Пускай уходят, — небрежно отмахнулся Матвей. — Зачем всем пропадать? Ну, с Богом, православные, — истово перекрестился он. — Ты, Иван Борисович, — повернулся он к князю Черкасскому, — главное их начального человека встреть, обскажи, что, мол, всё по плану идёт, как договаривались да на меня укажи; мол, до самого Кремля к Тайницкой башне проведу, а сам в сторону отъезжай. Если доберёшься до острожка, что дорогу к Арбатским воротам перегораживает, может и спасёшься. А ты, Янис Анд…

— Я помню, что нужно делать, — отрубил литвин. Безжалостная расправа с воинами, с которыми он только что воевал плечом к плечу, его изрядно покоробила, заставив по иному посмотреть на ушлого ближника Грязного. Не так тот и прост, как сначала показалось. — Кто к дому сунется, попытаюсь отвадить. — покосился он в сторону блиЖайшего к воротам дома, — кто знает, может кого из старых знакомцев встречу?

В открытые ворота хлынули всадники, стремительно растекаясь в разные стороны. Перекошенные лица, злые взгляды, стиснутое в руках оружие. Янис предусмотрительно отступил в сторону, встал рядом с Матвеем, прижавшись спиной к крепостной стене. Ещё не хватало, чтобы его просто так, сгоряча, зарубили! Вон как тех же черкасов корёжит. Только повод дай и о полученном приказе, открывших ворота московитов не трогать, и не вспомнят.

— Я полковник Станислав Зборовский! — повернул в их сторону коня одетый в богатый доспех поляк. — Есть среди вас князь Иван Черкасский?

— То я буду, — шагнул ему навстречу князь.

— Так ли? — оглянулся назад поляк.

— Он это! — обрадованно закричал, выезжая вперёд, Юрий Трубецкой. — Выходит, ты с нами, Иван Борисович! То правильно. Быть тебе теперь боярином!

— Поспешать бы вам, пан Зборовский, — ответив на приветствие Трубецкого, Черкасский развернулся к поляку. — Вот Матвейка, — махнул он рукой в сторону Лызлова, — ближний холоп самого Грязного, вас прямо до Кремля доведёт. Сначала через Крымский брод переправитесь. Там напротив острожек стоит, но в нём Василий Григорьевич тоже своих людишек поставил, пропустят, а дальше вдоль реки до Тайницкой башни доберётесь. Все остальные острожки в Замоскворечье южнее стоят, не ждут вас с этой стороны. А у Тайницкой башни опять через брод. Там уже вас сам Василий Григорьевич у распахнутых ворот и встретит. А из Кремля уже в спину тем, кто в Белом городе оборону держит, ударите.

— Уж проведу, в том, боярин, не сомневайся. — отлепившись от стены, поклонился до земли Лызлов. — Никто и оглянутся не успеет, как вы в Кремль ворвётесь.