Товарищ мэр (СИ) - Муха Руслан

Я смерил его холодным взглядом, а после сказал:

— Разговор есть. Серьёзный.

Антон резко дёрнул подбородком. В глазах застыла растерянность.

— Ну? Говори, — сказал он, опасливо покосившись на Генку и Вову.

— В моём городе не будет торговли этой дрянью, — сказал я ровно, без нажима. — И тебе я тоже не дам скатиться на дно.

— Чего это ты меня жизни учить вздумал? — резко набычился он. — Тебе‑то какое дело? Кто ты такой, чтоб меня судить? Ты сам что ли лучше? Не лезь, куда не просят! Если что-то не нравится, просто отвали!

Его плечи резко распрямились, мышцы на шее напряглись. Он резко развернулся к двери, дёрнул ручку со словами:

— Ты смотри, мля, правильный тут нашелся…

Но Вовка оказался быстрее и заблокировал двери.

— Открой! — озверевши, крикнул Антон, брызжа слюной и безумно глядя мне прямо в глаза.

— Успокойся и замолчи, — резко оборвал я его, заставив растерянно застыть.

Затем не спеша достал телефон из кармана. Экран вспыхнул холодным светом, выхватив из полумрака салона его побелевшее лицо.

Антон нахмурился, уставился на экран сначала непонимающе, потом его брови поползли вверх.

Антон замер. Он открыл было рот, явно желая что‑то сказать, но слова так и застряли в горле. Взгляд в панике метался между экраном и моим лицом.

— Что… зачем ты это записал?.. — прошептал он едва слышно, голос звучал так тихо, что я едва разобрал слова.

Я выключил телефон и убрал в карман.

— У тебя есть два варианта, — произнёс я чётко, не повышая голоса. — Либо ты помогаешь закрыть тех, кто снабжает город этой дрянью. Либо видео уходит в полицию и соответственно закрывают тебя. Выбирай.

Повисло молчание. Антон закрыл глаза, откинулся на спинку сидения, глубоко втянул воздух через нос, задержал дыхание на миг, а затем выдохнул с хрипом.

— На хрена ты так со мной поступаешь? — голос прозвучал глухо. — Что я тебе сделал?

— Я не желаю тебе навредить, — спокойно ответил я. — Наоборот, только помочь.

Он резко распахнул глаза, горько усмехнулся.

— Помочь? Ни хрена себе помощь, конечно! Либо стучать, либо сесть? Да ты хоть представляешь, что со мной сделают, когда узнают, кто их выдал?

— Очень даже представляю, — ответил я ровно и без нажима. — И потому предлагаю вариант, где ты выдаешь эту шайку, но сам нигде и никаким боком не будешь фигурировать. И даже больше, ты сегодня же уедешь из города.

Антон замер. Пальцы, до этого нервно теребившие край робы, вдруг застыли.

— Уеду? Куда? — непонимающе нахмурился он.

— А это уже другой вопрос, который касается твоего выздоровления и исправления. Но не переживай, место безопасное, изолированное.

Антон судорожно сглотнул:

— Что еще за место? Какой-то рехаб? — на миг в его глазах мелькнула надежда.

— Нет, Антон, — я усмехнулся. — Опыт твоего отца показал, что забота и ласка с тобой не работает. На легкий путь даже не надейся. Твой путь другой — тяжелый, неприятный, где-то даже противный и безобразный.

Антон напрягся, непонимающе нахмурился:

— И какой же?

— Ты поедешь в государственную наркологическую клинику, — спокойно пояснил я. — Но не как пациент.

Антон замер. Взгляд застыл на моём лице, будто пытался уловить хоть тень шутки. Но мой тон не давал поводов для сомнений.

— То есть? — скривился он. — А как?

— Поработаешь санитаром. Посмотришь воочию, так сказать, на результаты своей незаконной деятельности. А заодно увидишь, что ждёт тебя, если вдруг решишь продолжить придерживаться подобного образа жизни.

— Да ты чё, Жень? — опешив, усмехнулся он. — Какой с меня к чёрту санитар? Ты чего?

— Самый настоящий, — холодно ответил я. — Будешь мыть полы, помогать медсёстрам, выносить утки. Всё то, что обычно делают санитары. А где не умеешь, тебя научат. Уверен, ты справишься.

Антон дёрнулся, будто от пощёчины. Сжал кулаки, потом разжал.

— Ты серьёзно? — в ужасе прошептал он. — Да я не смогу. Это не моё. Я не приспособлен к такой работе.

— Я же сказал, у тебя два варианта: раскаиваешься, выдаешь поставщиков и уезжаешь исправляться. Либо прямо сейчас едем дружно в отделение и передаем тебя в заботливые руки правоохранителей. То есть, либо осознавший ошибки и исправившийся добропорядочный гражданин, либо уголовник.

Он резко отвернулся к окну.

— И? Как долго мне там горшки мыть? — обиженно буркнул он.

— Думаю, месяца будет достаточно. Но всё зависит от того, как ты будешь стараться. И учти, выйти у тебя по своему желанию оттуда не выйдет. Поступишь ты туда как пациент. За тобой будут приглядывать. Если вдруг станет известно, что исправляться у тебя особого рвения нет, то срок продлевается еще на месяц.

Антон взглянул на меня исподлобья и буркнул:

— Родители меня будут искать. А если не найдут, батя…

— Батю твоего предупредим, — перебил я его. — Твое выздоровление, уверен, в его же интересах. Не думаю, что он станет возмущаться.

Антон какое-то время сверлил меня взглядом, в котором читалась обида побитой собаки. Затем он резко, почти по-детски, опустил глаза и глухо, сквозь зубы, буркнул:

— Ладно.

Я без лишних слов достал из внутреннего кармана пиджака узкий блокнот и ручку.

— Записывай, — сказал я. — Всё что помнишь: имена, как выглядят, номера телефонов, адреса, машины, как встречались и сами места встреч. Любая мелочь пригодится.

Ручка выскользнула из дрожащих пальцев Антона, он резко наклонился, чтобы её поднять, какое-то время возился, пока не нашел. После он неуверенно открыл блокнот на чистой странице и нерешительно принялся писать.

Как только он закончил, Вова завел машину, и мы выдвинулись по адресу, который назвал Антон.

Тягостное молчание сменилось гулом мотора и шуршанием шин по асфальту. Антон сидел, прижавшись лбом к холодному стеклу, и смотрел на проплывающие мимо грязные фасады спальных районов.

Мы подъехали к пятиэтажной хрущёвке, чей обшарпанный фасад сливался с серым небом. Штукатурка осыпалась, обнажая кирпичную кладку. Район дышал забвением и тоской. Я сразу узнал этот район. Здесь была наша с Люблиным конспиративная квартира. И самое неприятное, что район с тех пор не изменился, а попросту обветшал.

Вова взглянул на меня в салонное зеркало, усмехнулся:

— Жёстко вы, конечно, с ним, Жень Михалыч. — Он помолчал, подбирая слова. — Ну, по‑хорошему жёстко. А так, конечно, правильно всё.

Я промолчал.

Вскоре Гена и Антон вышли из подъезда.

Антон шёл ссутулившись, в руках он сжимал рюкзак, руки глубоко в карманах, взгляд упирался в асфальт. Генка же напротив, шагал довольно щурясь.

Затем мы взяли курс на Степно-Ладинск. Соседний, граничащий с Жданогорском город. Выбор клиники в другом городе был не случаен. Если бы мы Антона закрыли в нашем городе, вполне вероятно, что разъярённые наркодельцы, обнаружив пропажу своего мелкого сбытчика, и прикинув, что к чему, и почему началась облава, мигом вышли бы на след. Наверняка, в нашем болоте все друг друга знают, и любая информация просачивается мгновенно.

Да и сам Кобылянский, с его связями, вычислил бы, куда делся сына ещё до того, как я успел бы грамотно расставить все фигуры на доске.

В дороге я время зря не терял. Уткнулся в экран айфонки, пытаясь разобраться, откуда в городе деньги берутся. Картинка прояснялась, и была она, мягко говоря, бледной.

С одной стороны могло показаться, что всё просто. Экономика города зиждилась на трех китах.

Основные деньги нам спускали сверху из области. Это бюджетные деньги. На зарплаты учителям, на дороги, на больницы и прочее.

Второе — это налоги. С зарплат честных работяг и с местного бизнеса. Но тут-то, я чуял, и была собака зарыта! Бизнес всех налогов не платит, или, как тот же Кобылянский, договаривается, хитрит, обманывает.

Ну и третье, что я уже и так выяснил, город и сам может немного подзаработать: сдать в аренду какое-нибудь помещение или, что у нас очень любили делать: продать какое-нибудь муниципальное имущество.