– Что вообще такое NDA?
– Это соглашение о конфиденциальности, устанавливаемое компанией.
– Какие данные оно включает?
– У каждой фирмы – свои правила.
– Но насколько жестким должен быть NDA, если даже Сергей Платонов не смеет его нарушить?
Пока что это был лишь искорка, но стоило чуть подуть – и загорелось бы пламя.
На следующий день суд возобновился.
Свидетель со стороны "Theranos" – сухой, нервный кадровик – мял в руках папку, бормоча о "вреде, нанесённом компании действиями Платонова". Сергей не перебивал. Дождался, когда тот выговорится, и спокойно произнёс:
– Мы признаём, что заявления Сергея Платонова нанесли ущерб компании.
Реплика упала в зал, как камень в воду. Юристы "Theranos" торжествующе оживились, но ненадолго.
Сергей чуть склонил голову и бросил короткий, будто случайный вопрос:
– А какую программу использует ваш HR-отдел?
Свидетель вздрогнул. Этот вопрос уже всплывал на аудите, и ответ на него мог стать ловушкой.
– Возражаю! Вопрос не имеет отношения к делу! – взвизгнул адвокат "Theranos".
– Этот вопрос напрямую связан с заявленным ущербом во время аудита, – отозвался Сергей, спокойно, без нажима.
– Отклонено, – произнёс судья после короткой паузы.
Кадровик побледнел. Пальцы судорожно теребили уголок стола.
– Не могу раскрыть эту информацию. Она засекречена соглашением о конфиденциальности.
– Даже название программы? Оно тоже под NDA? – уточнил Сергей, склонив голову чуть набок, будто разглядывал редкую бабочку.
– Она не разработана внутри компании… но всё равно разглашать нельзя.
В зале воцарилась тишина, в которой звенел каждый вдох. Где-то щёлкнула шариковая ручка, кто-то кашлянул, а судья, нахмурившись, сделал пометку в блокноте.
А за окнами, над зданием суда, кружили чайки – их крики звучали почти издевательски, как эхо происходящего внутри.
– Тогда сколько руководящих должностей сейчас остаётся вакантными? – спросил Сергей Платонов, глядя прямо на свидетеля.
– …Эта информация тоже подпадает под действие NDA, – пробормотал тот, нервно сглатывая.
– Вопросов больше нет, – спокойно произнёс адвокат и опустился на своё место.
Сергей слегка усмехнулся, качнув головой – будто в беззвучном признании: вот она, стена, глухая, гладкая, без единой трещины. Стена NDA. Невозможно проломить.
В зале стоял запах пвли и кофе, пролитого кем-то утром на ковёр. Воздух густел от напряжения, шелест бумаг казался громче обычного, а тиканье часов будто издевалось над каждым присутствующим.
Снаружи же, в глазах наблюдателей, всё выглядело иначе.
– И вновь Сергей Платонов оказался бессилен перед неприступной стеной NDA.
– Но ведь странно, не правда ли? С каких это пор количество свободных должностей у руководства стало секретной информацией? У любой компании этот список можно найти на сайте. Почему же "Theranos" прячет даже это?
Причина была проста и постыдна. Места главного финансового и медицинского директоров пустовали – и компания, занимавшаяся медицинскими приборами, фактически оставалась без специалистов по медицине и регуляциям.
– А уж когда HR-система становится "секретной разработкой" – тут и вовсе смешно.
– Если бы речь шла о какой-то инновации – другое дело. Но программное обеспечение отдела кадров? Обычный коммерческий продукт.
Всё это скрывали не случайно. Стоило назвать программу, и Сергей мог бы доказать, что во время аудита "Theranos" лгала. Лгала, и системно, и хладнокровно. Но это знали только участники процесса. Для остального мира компания выглядела как чудовищно закрытая организация, маскирующая даже мелочи под видом корпоративной тайны.
Интернет тем временем гудел, словно пчелиный улей:
– Серьёзно? Это засекречено? Невероятно.
– "Запечатанная" – вот подходящее слово. Что дальше – туалетная бумага под NDA?
– Что-то тут не чисто…
– Интересно, какую HR-систему они используют? Может, это программа для слежки за сотрудниками?
– Их NDA – как чёрная дыра. Поглощает всё.
Подозрения росли, как пожар в сухом лесу, подхваченные ветром общественного возмущения. Но этого было недостаточно. Нужно было подбросить ещё поленьев.
На следующий день адвокаты "Theranos" вывели нового свидетеля – представителя отдела по связям с инвесторами. Тот должен был доказать, как сильно пострадала компания.
– Мы признаём, что заявления Сергея Платонова нанесли вред "Theranos", – прозвучало спокойно и коротко.
После мгновения тишины следовал новый вопрос:
– Сколько времени уже вакантна должность финансового директора?
Ответ пришёл с заминкой, почти шёпотом:
– Эта информация защищена NDA.
– Вопросов больше нет, – произнёс адвокат, и зал вновь наполнился сухим шелестом бумаг.
Отчаяние. Безнадёжность. Всё повторялось, как заведённый механизм. Вопрос – стена – молчание.
Но именно в этом повторении и заключался план. Ведь секреты теряют силу, когда становятся публичными. Особенно в стране, где свободу слова чтут, как святыню.
– Главный финансовый директор – ключевая фигура для инвесторов, но даже эта информация скрыта под NDA? Это выходит за пределы здравого смысла.
– Существует ли вообще другое соглашение о неразглашении, доведённое до такого абсурда?
– Не пора ли провести расследование? Ведь подобное ограничение может нарушать конституционные принципы.
Резонанс рос, как шторм. Со всех сторон слышались голоса:
– Такой уровень секретности – как в Северной Корее! Неудивительно, что "Касатка" взялась за них!
– Что они там прячут? Рабов в подвале?
– "Theranos" – это что, тайное общество? Для обычной компании такие меры невозможны.
– Конгресс должен вмешаться.
– NDA, чтобы заткнуть сотрудников, NDA, чтобы ослепить инвесторов – идеальная схема мошенников!
– Где комиссия по ценным бумагам? Почему никто не проверяет эту компанию?
Имя "Theranos" всё чаще звучало рядом со словами "диктатура", "секта", "фабрика рабов".
И постепенно эта волна негодования докатилась до самого суда, где запах бумаги и напряжение становились всё гуще, а каждое слово, произнесённое под присягой, эхом отзывалось за пределами зала – в сердцах тех, кто наблюдал за этим спектаклем со стороны.
Зал суда будто взорвался от глухого удара слов, прозвучавших с трибуны свидетеля
– Не могу разглашать эту информацию из-за соглашения о неразглашении.
Поначалу наступила короткая, напряжённая пауза – словно воздух сам затаил дыхание, не решаясь пошевелиться. А потом пространство взорвалось гулом.
– Бууу! – выкрикнул кто-то из задних рядов, и этот звук подхватили десятки голосов.
– Что вы скрываете?! – крикнули из другого угла, и тут же зал наполнился яростью, шорохами, тяжёлым дыханием и нервным перешёптыванием.
Пахло потом. Люди приходили уже не ради истины – ради зрелища, ради возможности выплеснуть злость на компанию, чьи договоры о неразглашении стали символом молчаливого зла.
Судья ударил молотком, его голос был хриплым и гневным:
– Тишина! Если беспорядки продолжатся, всех удалю из зала!
Но тишины уже не было. Воздух вибрировал от раздражения. Взгляды публики стали злыми, как у хищников, почуявших кровь – каждая пара глаз метала осуждение. Даже присяжные начали переминаться, обмениваться взглядами – в их лицах сквозила растущая тень сомнения.
За столом защиты лица побледнели. Блэкуэлл сжал ручку так, что побелели костяшки пальцев, а Холмс опустила взгляд, будто ощутив на шее невидимую петлю. Соглашение, которым они прикрывались, теперь душило их собственными руками.
Но это было лишь начало. Сергей Платонов затеял игру куда более опасную – и огонь, к которому он вел, только разгорался.
***
