Штурмовик из будущего 4 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич

— Вон он, — подполковник ткнул папиросой в сторону отъезжающей «санитарки». — Там теперича. Надеюсь, что выживет. Хотя…- Ян Викторович крепко выругался с тоской в голосе. — Первый вылет у него был, после того, как наказание отбыл. Стрелком летал и возвращался целым. Еще шутил, мол, заговоренный. Дела…

Дивин промолчал. Что тут скажешь?

— Тягач подгоняйте, надо отбуксировать машину, освободить полосу, — командир полка отбросил в сторону недокуренную папиросу и грузно зашагал обратно к поврежденной машине, раздавая на ходу указания. — Да куда ты трос тащишь, раззява! Вон туда заводи!

— Товарищ командир, а это что там такое?

— Савка, что ты меня все за локоток трогаешь, словно барышню? — разозлился Григорий. — Смотри, ненароком руку сломаю в следующий раз. Ишь, моду взял.

Летчик нехотя повернул голову и посмотрел в указанном стрелком направлении. Несколько красноармейцев стояли полукругом, в центре которого громоздилась туша упавшей лошади. Возле нее на бок завалилась бричка с какими-то брезентовыми мешками. Почта?

Рядом метался маленький солдатик в длиннополой шинели, отчаянно машущий руками, будто ветреная мельница своими лопастями.

— Что тут у вас за канитель?

Бойцы обернулись на подошедших.

— Понимаете, товарищи офицеры, — кашлянув, начал седоусый красноармеец, — в конягу нашего пуля попала. Мимо проезжали и сдуру попали под очередь. Вот ведь беда какая, — он тяжело вздохнул.

Дивин нахмурился. Красивая вороная кобыла с приметной белой звездочкой во лбу билась в конвульсиях. Заднюю часть ее большого сильного туловища безжалостно превратила в кровавое бесформенное месиво с белеющими осколками костей…да нет, пожалуй, что не пуля — здесь снаряд пушечный поработал. Точно.

Несчастное животное отчаянно пыталось приподняться, встать на передние ноги, но тут же падало обратно с болезненным жалобным ржанием. Из уголков его влажно поблескивающих глаз струйкой текли слезы.

— Ну так добили-бы, не видите — мучается!

— Так не дает, — подал голос другой боец.

— Кто?

— Да вон, Ахметка, — красноармеец мотнул головой в сторону маленького солдатика в длинной, не по росту, шинели. Услышав свое имя, тот повернулся и побежал, спотыкаясь к Григорию.

— Доктор! Доктор кирәк![1] — он с мольбой протянул руки к экспату, с надеждой заглянул в глаза. Словно надеялся, что суровый командир сейчас возьмет и одним махом поможет ему в случившемся горе-несчастье.

— Дохтура просит, — сочувственно вздохнул седоусый. — Я по ихнему понимаю немного. Вы не подумайте чего, просто он за лошадкой энтой ходил, как за дитем малым. Поил-кормил, обихаживал. А теперь такое…

— Какой, на хрен, доктор⁈ — разозлился не на шутку Дивин. — Тут уже ничего сделать нельзя.

— Да оно понятно, — отвел взгляд красноармеец. — Но…Ахмета не переубедишь. Упрямый дюже. Вбил себе в дурную голову, что доктор поможет и не подпускает к кобыле никого.

— Детский сад, — проворчал Рутолов. — Григорий Иванович, может, ну его? Пошли, пусть сами разбираются. Разве это наше дело?

Экспат сжал губы. Оставить несчастное животное мучиться, сделать вид, что ничего не слышишь и не замечаешь? Нет уж, увольте!

— Из пистолета не возьмете, товарищ командир, — негромко подсказал Горбунов, заметив, что летчик скребет пальцами по кобуре.

— Дай карабин! — Дивин требовательно протянул руку к оружию седоусого. — Ну⁈

— Ярамый! Үтерергә кирәкми! Докторны чакырыгыз![2]- отчаянно закричал Ахмет, увидев, что Григорий клацнул затвором и начал поднимать ствол карабина.

— Ну-ка, взяли его! — процедил экспат. — И держите покрепче.

Бойцы, повинуясь приказу, мигом навалились на татарина, быстро скрутили его, не давая вырваться. Тот яростно вырывался, что-то громко кричал, а потом вдруг затих и беззвучно заплакал.

— Стреляйте уже шибче, — попросил седоусый. — Не промахнитесь только.

Экспат с недоумением посмотрел на него и в ту же секунду выстрелил, не глядя. Зачем целиться, если и так знаешь, куда именно надо навести оружие?

— Отпустите его, — сказал Рутолов. — Все уже. Кончилось все.

Ахмет, освободившись, неверяще оглянулся. Увидел неподвижную кобылу, вскрикнул и упал на колени. Обхватил голову руками и протяжно, на одной ноте завыл.

— Черт, папиросы кончились, — недовольно выругался Дивин, заглянув в смятую пачку. Смотреть на татарина не хотелось. Вроде и не сделал ничего плохого, а на душе было муторно. Мантис послал изнутри теплую волну одобрения, поддерживая.

— Махоркой не побрезгуете? — пожилой красноармеец достал из кармана вышитый кисет. — Мне из дома немного присылают. Своя.

— А, давай!

Седоусый ловко скрутил из газетного листка цигарку, сыпанув в нее от души крупно нарезанную махорку, похожую на серые опилки. Переломил привычно в «козью ногу», чтобы самокрутка не развернулась, и протянул экспату.

Первые затяжки оказали на летчика странное воздействие. Горячие прохладные струйки едкого дыма казались одновременно горячими и, что удивительно, прохладными. Дым — слегка кисловатый — приятно освежал и прочищал голову, словно мощное лекарство.

— Хорошая штука, — одобрительно качнул головой Григорий, глядя на мерно тлеющий конец самокрутки. — Это где ж такое чудо произрастает?

— В самом деле, хорошая махра? — заинтересовался штурман. — Бать, сыпани-ка и мне попробовать?

— Товарищ майор, вот вы где, — к ним подбежал посыльный из штаба. — Пойдемте скорее, вас к командиру полка зовут. Срочно!

Подполковник Мечайкин мерил блиндаж шагами. От одной стены до другой. Потом — обратно. И так без остановки. Начштаба и зам по разведке сидели на стульях у стены молча. В углу тихой мышкой сопел возле рации боец.

— Ян Викторович, можете остановиться и присесть? — не выдержал, наконец, Дивин. — В глазах уже рябит.

— Что? — комполка остановился и непонимающе взглянул на Григория. — А, черт, извини, задумался.

— Введете в курс дела?

Подполковник нахмурил брови.

— В общем, говорю, как есть. По понятным причинам, приказать тебе я не могу. А ситуация такова, что каждая минута на счету. Помнишь, мы говорили о немецком аэродроме на мысе Херсонес?

— Конечно, — удивился экспат. — Это ведь сегодня утром было.

— Тем лучше, — обрадовался Мечайкин. — Мне только что сообщили из дивизии, что туда нынче прибудет внушительная делегация высших чинов армии, флота и люфтваффе. Чуть ли не специальные посланники самого Гитлера. Есть приказ уничтожить их.

— Цель приезда известна? — коротко осведомился Дивин, подобравшись, точно перед прыжком.

— Ну откуда? — пожал плечами Ян Викторович. — Неужели ты думаешь, что в ставке фюрера наши разведчики с ним за одним столом сидят? Могу лишь высказать собственные соображения. Возможно, гости из Берлина хотят лично убедиться, что Крым удастся отстоять. Или еще что-то.

— А где они остановятся, удалось выяснить?

— Вот здесь дела обстоят получше. Смотри, — он подозвал экспата к расстеленной на столе карте. — Вот тут, на берегу Казачьей бухты, немцы давно — чуть ли не в сорок втором, — выстроили здание как раз для всевозможных правительственных делегаций. Они тогда в Крым зачастили. Все прикидывали, как сделать его своей курортной вотчиной, — подполковник нервно дернул щекой. — Потом, правда, когда мы их погнали обратно, это здание передали наземному персоналу аэродрома. Но сегодня туда снова должны заселить прибывших генералов-адмиралов.

— И вы хотите, чтобы я ночью снес этот дом до основания вместе со всей этой гитлеровской сворой? — скептически улыбнулся Григорий.

Мечайкин поджал губы, но взгляд не отвел. Смотрел в упор.

— Хотелось бы. Но есть серьезная проблема. Мои «илы» туда вряд ли пробьются. Да и ночью у меня никто не летает, к сожалению. А вот ты на своем «бостоне»…

— Если его успеют подлатать, — рассеянно произнес Дивин, задумавшись.

— Да я тебе всех, кого надо, отдам, — горячо сказал комполка. — Любые материалы предоставлю, запчасти, бензин, бомбы. Проси все, что хочешь!