Пепел и Тьма 2 (СИ) - Барчук Павел

Охотник обернулся ко мне, в его безглазых впадинах чувствовалась ярость. Это странное ощущение, скажу я вам. Когда ты не видишь, а просто чувствуешь.

Стало понятно, кто был истинной целью твари. Это конец. Рик научил меня драться, Рыжая показала Силу, но против мощи Охотника, да еще на его территории, я был всего лишь мальчишкой.

Тварь взмахнула лапой и серая взвесь вокруг превратилась в хлёсткую, ледяную плеть, которая рванулась к моему горлу.

— Твою мать! Почему он вообще умеет колдовать⁈ Это же, блин, типа животное! — Взвыл я, пытаясь уклониться, но Безмирье будто встало не на мою сторону. Воздух сгустился еще сильнее, замедляя мои движения.

И в этот критический момент, когда плеть уже почти сомкнулась кольцом на моей шее, из ниоткуда, словно вынырнув из самой сердцевины пульсирующей черноты, выпрыгнул еще один Охотник.

— А-а-а-а-а! — Заорал я на адреналине, не зная, как еще выразить свою радость.

Потому что теперь это был тот самый зверь, что служил Леониду, который с недавнего времени связан со мной. Он выглядел темнее окружающих теней, его хитиновые пластины казались выточенными из самого ночного неба. Моя ручная зверушка встала передо мной, прикрывая своим огромным телом. И она явилась в таком же боевом виде, как и первый Охотник. Значит, даёт понять «коллеге», что договориться не получится.

Его безглазая голова повернулась к дикому Охотнику, из груди вырвался низкий, глубокий рык — не звук, а вибрация, пронизывающая всё Безмирье. Это был рык владельца, хозяина. И в этом рыке звучала не просто угроза, а абсолютное, незыблемое предупреждение: Моё. Не тронь.

И тогда произошло невероятное. Дикий Охотник замер. Хитиновый покров начал медленно скукоживаться, словно втягиваясь внутрь твари. Через минуту перед нами стоял просто очень большой зверь. Все та же помесь льва, акулы и черт еще знает кого. Морда у него была такая обиженная, будто у бедного зверька отобрали лакомый кусочек, выдернули его прямо из пасти. Дикий фыркнул недовольно, а затем развернулся и одним прыжком исчез из зоны видимости.

Мой Охотник издал в ответ странный звук. Не рык, не шипение, а… низкое, вибрирующее урчание. Как у гигантского кота. Оно было наполнено… радостью. Чистой, почти щенячьей.

Он развернулся и двинулся ко мне. Не с чудовищной скоростью, а плавно, тяжело, его когтистые лапы ступали по серой тверди, словно по знакомой тропе. Он подошёл вплотную, его голова, размером с половину моего тела наклонилась. Холодное, хитиновое «лицо» коснулось моей руки. Не агрессивно. Ласково. Как ищет внимания огромная собака. Он снова заурчал, громче, и этот звук заставил вибрировать саму серость вокруг.

— Он признает хозяина. — С усмешкой прокомментировала Лис происходящее. — Ну же! Не тупи! Погладь его.

Я осторожно поднял руку и коснулся хитиновой пластины на голове твари. Охотник завибрировал всем телом от удовольствия. Казалось, он готов был свернуться калачиком у моих ног, будто гигантский сторожевой пёс.

— Нам нужно найти Леонида, — «сказал» я, обращаясь больше к самому Безмирью, чем к Охотнику. — Ты знаешь, где он? Поможешь?

Тварь выпрямилась. Его безглазая морда повернулась в глубь серой пустоты, туда, где гул был сильнее. Он издал короткий звук — нечто среднее между щелчком и рыком — а затем сразу же тронулся в путь. Мы с Рыжей последовали за ним.

Путешествие по изменившемуся Безмирью гораздо больше напоминало сюрреалистичный кошмар, чем в первый раз.

Мы шли по невидимым тропам среди бурлящей серости. Иногда под ногами проступали очертания руин — полурассыпавшиеся башни из костей, покрытых инеем, арки из чёрного стекла, плавающие в пустоте. Воздух густел, наполняясь видениями. Тени мелькали на периферии зрения — неясные, шепчущие. Это были призраки.

Один возник прямо перед нами. Прозрачный, мерцающий силуэт женщины в пышном, старинном платье. Она плакала беззвучными серебристыми слезами, её руки тянулись куда-то в сторону. Мой Охотник прошёл сквозь неё, не обращая внимания. Призрак вздрогнул, как от ветра, и растаял.

Дальше — группа солдат в истлевших мундирах империи трёхсотлетней давности. Они маршировали по кругу, бесконечно повторяя последний шаг перед падением в пропасть, которая только им и была видна. Их рты были открыты в беззвучном крике ужаса.

А потом мы увидели еще один призрак.

Он сидел на обломке чёрного мрамора, который плыл в серой пустоте. Тщедушный, жалкий тип в истлевшей, но всё ещё роскошной мантии, усыпанной призрачными драгоценностями. На его голове покоилась корона. Она выглядела нелепо тяжёлой. Лицо, когда-то властное, теперь было искажено вечным, немым страхом. Глаза, широко распахнутые, смотрели в никуда, видя лишь свои кошмары.

— Призрак Императора. — Со знанием дела пояснила Рыжая, — Того самого, который подписал указ об истреблении некромантов. Тирана, развязавшего охоту на людей вроде Леонида. Теперь он вечный узник мира, который сам же помог создать своим безумием.

Мой Охотник прошёл мимо, лишь слегка повернув голову в сторону призрака. Рыжая замедлила шаг, её чёрные глаза с холодным любопытством изучали жалкую фигуру.

– Он… боится, — произнесла она задумчиво, — Боится всего. Навечно.

Призрак императора вдруг встрепенулся. Его взгляд, безумный и остекленевший, упал на меня. Прозрачная рука дрожа поднялась, указывая пальцем. Его беззвучный крик исказил губы. Он узнал во мне некроманта. Узнал и ужаснулся ещё сильнее. Призрак съёжился, пытаясь спрятаться за свой каменный обломок, его призрачная форма замигала, как плохая голограмма, и исчезла.

— Поделом, сволочь, — прошептал я, чувствуя не праведный гнев, а лишь ледяное презрение.

Мы шли дальше. Гул нарастал, превращаясь в низкий, всепроникающий рёв. Серость перед нами начала рассеиваться, как туман на ветру. И, наконец, открылся вид, от которого я просто обалдел.

Мы стояли на краю бесконечной серой пустоты. А перед нами, уходя ввысь и вширь дальше, чем хватало взгляда, высился город. И это, черт побери, был Нева-Сити. Но не тот, где живут обычные люди. Это было его призрачное отражение. Город теней, город последнего вздоха.

Здания стояли полупрозрачные, выстроенные из мерцающего пепла и теней. Башни Верхнего Города тянулись в бестелесное небо, но были искривлены, словно отражение в разбитом зеркале. Мосты висели над пропастями, ведущими в никуда. Нижний Город был сплошной грудой развалин, из которой торчали острые, как клыки, обломки. Весь город казался окутаным мертвенно-бледным сиянием, источник которого оставался невидимым.

И он был населён!

Тысячи, миллионы призрачных фигур сновали по несуществующим улицам, входили и выходили из зданий-миражей. Но не жили. Они повторяли жизнь.

Судя по всему, призраки проигрывали последние мгновения своей жизни, запечатлённые Безмирьем навечно. Вот гвардеец в старинном мундире падает, хватаясь за призрачную кровь, сочащуюся из его горла. Вот женщина в богатых одеждах Верхнего Города бежит по мосту, оглядываясь с ужасом, и срывается вниз, в серую бездну, чтобы через мгновение появиться снова и бежать опять. Вот уличный мальчишка из Нижнего Города забивается в угол, которого нет, дрожа от несуществующего холода.

Это был Нева-Сити в момент гибели каждого из тех, кто его населял. Вечный апокалипсис, застывший в одном мгновении. Тот гул, что я слышал, — это слившийся воедино предсмертный стон всего города, эхо катастрофы, отражённое в Безмирье.

Мой Охотник замер, наблюдая за развернувшимся перед нами представлением. Рыжая стояла неподвижно, её чёрные глаза скользили по призрачным силуэтам, анализируя, запоминая.

— Какого черта… — прошептал я, ошеломлённый масштабом видения. — Леонид ничего не рассказывал об этом…

Мой Охотник повернул голову. Он издал тихий звук — не урчание, а скорее щелкающий зов. И тронулся не к городу, а вдоль самого края пропасти, за которой существовал призрачный Нева-Сити. Мы с Рыжей пошли за ним, оставляя вечный кошмар города-призрака позади.