В тени двуглавого орла (СИ) - Тен Эдуард

— Ну как вам мои егеря? Крепость? — настаивал он.

— Геннадий Карлович, да у меня просто слов нет, — искренне признался я. — За столь короткий срок совершить такое… Да вы просто гений администрации! Честно говоря, не уверен, что смог бы повторить.

— Ну, что вы, Пётр Алексеевич, — засмущался он, но было видно, что комплимент пришёлся по душе. — Жизнь-то меня, знаете ли, по полной прошерстила, да всё мордой в дерьмо. Но ваша вера в нас тогда… вдохновила на настоящие подвиги. Приношу благодарность за помощь. Мне доложили, что это вы распорядились выдать нам и кухни, и фургоны без проволочек.

Я вежливо кивал, позволяя ему насладиться заслуженным триумфом. Работа и впрямь была проделана колоссальная.

— Вам полностью возместили расходы? — поинтересовался я.

— Так точно, полностью. Те аудиты и ревизии, что столько шуму наделали, в итоге пошли тыловой службе только на пользу. Снабжение улучшилось на порядок. Надеюсь, времена, когда мы ходили униженными просителями, канули в Лету.

Мы разместились в штабе.

— Так в чём причина вашего визита, Пётр Алексеевич? — спросил Мангер.

— Я намерен совершить рейд на турецкую территорию. Подробности огласить не могу. Как я понимаю, пограничную службу исполняете вы?

— Да, патрули, скрытые секреты. В батальоне четыре полные роты и тылы. В последнее время практически никаких нарушений не было. Так, мелкая контрабанда. Делаю вид, что не знаю. Егеря пропускают мелкие партии товара. Табак, чай и всякое другое. Себе в приварок, но не более того. Что требуется от меня?

— Я уйду со своими, а ваши егеря пусть будут наготове в случае необходимости прикрыть мой отход.

— Хорошо, вышлю разведку немного вглубь. Вы сами оговорите место вашего выхода. Надолго?

— Точно не могу сказать, пока ориентируемся на пять дней, самое большое, неделя.

После ужина остаток вечера вплоть до самого отбоя мы провели в беседе с подполковником. Мангер с редкой откровенностью поделился со мной всеми своими задумками и прожектами. В ответ мне пришлось подробно раскинуть перед ним карту летнего набега горцев и во всех деталях описать манёвры и стычки, что провёл батальон. На участке егерского батальона серьёзных прорывов противник не совершал, что и позволило батальону планово и методично заниматься боевой подготовкой. Несомненно, Мангер уделял этому первостепенное внимание. Его солдаты, вооружённые по нашему образцу и прошедшие выучку по нашей программе, представляли на этом участке внушительную силу. У меня даже мелькнула мысль: этот батальон следовало бы развернуть в целую бригаду — и пусть она пройдёт такую же выучку под началом Мангера.

— Геннадий Карлович, а как вы смотрите на то, чтобы развернуть ваш батальон в бригаду? — не удержался я. — Чин полковника, новые перспективы… Мало ли, если ещё войнушка какая подвернётся? — я лукаво взглянул на подполковника.

— Право слово, не знаю, Пётр Алексеевич, — смущённо потупился тот. — Решать-то не мне. Но если командование такое решение примет, я, разумеется, буду только рад.

Глава 26

С холодным утренним туманом мы выступили в путь вместе со сменой егерей. Запах сырой земли, смутные картины поздней осени — вот что провожало нас. Одетые кто во что горазд, мы и впрямь смахивали на шайку головорезов неясной принадлежности. Егеря молча, привычным шагом, провели нас до старой межевой развилки.

— Вот тут, ваше благородие, и кончается наша земля. Дальше, туретчина, — ефрейтор указал пальцем на расплывчатый силуэт холма вдалеке. — Дойдёте до той высотки, а там — наш тайный пост. Если что, сразу туда. Отделение прикроет.

— Понял. Ладно, ефрейтор. Бывай, — кивнул я.

— С Богом, ваше благородие. Пусть дорога будет лёгкой.

Костя жестом собрал троих разведчиков, и они, словно тени, бесшумно ушли вперёд, их фигуры быстро съела серая пелена рассвета. Лишь когда наш отряд скрылся из виду, самый молодой егерь, не удержался:

— Дядька Агафон, а это кто такие?

— Тебе зачем, Антоха? Не наше это дело, — отрезал старый солдат. — Смотри, да помалкивай, ежели не спрашивают — себе дороже.

— Ну, я ж не спорю… Только взгляд у них колючий, бандитский. Никакого обхождения.

— Заткнись уже! — с раздражением бросил другой старослужащий. — Сколько раз тебе говорено? Не в своё дело, не суйся — здоровее будешь. Все беды от твоего языка.

Солнце достигло зенита, когда мы, наконец, добрались до Ачмана. Селение впереди плавало в мареве, будто мираж. Я поднял подзорную трубу: глинобитные домики, кривые улочки. Тишина была обманчивой. Стало ясно — без «языка» мы здесь слепые.

— Командир, долго глядеть будем? — нарушил молчание Паша. — Без птицы говорун нам тут ловить нечего. Дай команду, мы быстренько смотаемся, кого надо, приволокём.

Он лишь озвучил то, о чём думал каждый. Сидеть в засаде было бессмысленно.

— Степанян!

— Я, ваше благородие. — Проводник подбежал и присел рядом.

— Пойдёшь в селение. Запомни, к самому большому дому. Скажешь, что ты к Фарух-аге по делу, от которого зависит многое. Ждём час. Если не вернёшься, мы войдём в селение без стука.

Лицо Степаняна посерело.

— Но… что я должен сказать ему?

— Только одно: «Полковник Иванов спрашивает, что ему делать?»

— И… всё? — в его глазах читался немой ужас.

— И всё. Потом сиди и не двигайся. Мы придём, — я постарался, чтобы улыбка выглядела естественно.

— Ваше благородие, вы уверены? — голос его дрогнул.

— Слушай сюда. Тебя нанял полковник. Ты — всего лишь проводник, который должен добраться до Ачмана и передать слова. Кто такой этот Иванов, ты не знаешь. Ты просто делаешь свою работу. Всё будет хорошо. В путь.

Степанян коротко кивнул, лицо его застыло в маске покорности судьбе. Развернув коня, он неспешным шагом поехал вниз, навстречу молчаливому селению.

Большой валун оказался кстати. Я прислонился к нему спиной и медленно, преодолевая скованность в мышцах, опустился на землю, вытянув занемевшие ноги. Ранение, о котором я старался не думать в пути, теперь заявляло о себе ноющим дискомфортом в левом боку. Даже езда верхом, обычно бодрящая, сегодня не приносила облегчения, а лишь усугубляла усталость.

— Командир, — негромко позвал Савва, не отводя от глаз подзорной трубы. — Наш проводник возвращается. И вид у него куда бодрее.

И правда, Степанян, подъехавший к нашему укрытию спустя полчаса, выглядел иначе. На смену прежней обречённости пришло просветление, будто с него сняли тяжёлую ношу.

— Фарух-ага… его нет! — выдохнул он, ещё не слезая с седла. — Уехал на рассвете. Куда — в селении не знает никто.

— А куда ведут дороги? — поднялся я, чувствуя, как в теле появляется давно забытая упругость.

— Сначала все едут до Ургалаха. Это в двух днях отсюда. А там — или на Карс, или на Муш. С ним, говорят, две телеги и трое всадников.

— Кто «говорят»?

— Местные мальчишки. За медную акче готовы продать душу.

Боль и усталость будто испарились. Я резко встал, и голос мой прозвучал твёрдо и властно:

— Бойцы, подъём! Костя, веди своих тихо как мышь. Не спугни дичь.

И в ту же секунду внутри меня родилось острое, щемящее предчувствие. Шанс на успех был высок, но я не мог отделаться от вопроса: не ведёт ли эта тропа к западне?

— Много мест для ночёвок? — спросил я у Степаняна.

— Точно не знаю, в одном месте останавливался.

— Савва идём в таком темпе, чтобы успеть отработать под утро. Савва кивнул, выезжая на дорогу.

За всё время встретили одну арбу неспешно двигающуюся нам навстречу. Испуганный возчик сразу свернул с дороги пропуская наш отряд. Спустя четыре часа быстрой скачки начали спускаться сумерки. К нам вернулся один из разведчиков.

— Командир, кажись нагнали. Две телеги, шестеро человек. Встали на привал. Дальше двигаться опасно — примерно через версту открытая местность. Но есть одно укромное место, можно переждать.

— Веди, Сусанин, — кивнул я.