Варяг III (СИ) - Ладыгин Иван

Там, внизу, на несколько секунд воцарилась тишина. Потом произошел взрыв движения. Они бросились к оружию, хватая первое, что попалось под руку. Звон стали, скрип кожи, короткие, отрывистые возгласы. Они вооружались. Быстро, сноровисто, как старые мастера, что не забыли своего ремесла. Через несколько минут они уже стояли с топорами в руках при полном параде. В итоге получился грозный и опасный отряд.

«Все равны как на подбор! С ними дядька Черномор», — невольно пронеслось у меня в голове.

Но в этот момент мне стало не до шуток. Один из них поднял лук, а затем, не торопясь, наложил стрелу. Тетива скрипнула, и он прицелился. Прямо в меня.

Время замедлилось. Я отчетливо видел его лицо — молодое, искажённое ненавистью, обидой и жаждой мести за все эти дни неволи. Видел наконечник стрелы и чёрную точку, направленную прямо в мою грудь. Ветер стих. Шум города исчез. Остались только мы и тонкая тетива между нами, натянутая до предела.

Юноша, который стоял рядом со мной, рывком поднял свой щит, готовясь заслонить меня от стрелы. Я поднял руку, остановив его, и не отвёл взгляда. Я смотрел в глаза тому пленнику, шестым чувством ощущая, что выстрела не последует. Не посмеет… Он просто проверяет меня.

«Мол, а что ты сделаешь, конунг? Испугаешься? Прикажешь стрелять? Или просто умрёшь?»

Спустя несколько бесконечных секунд стрелок ухмыльнулся. Кривая, злая усмешка тронула его губы. И он… опустил лук. Стрела так и не сорвалась с тетивы. Он просто стоял и смотрел, а ухмылка медленно сползала с его лица.

Что это было? Не понятно…

Но я выдохнул. Воздух снова пошёл в лёгкие. Я наклонился над перилами, чтобы меня было лучше видно и слышно.

— Идите и занимайте позицию в лесу! — крикнул я, и голос мой не дрогнул. — Оружие вы получили! А значит, с этой секунды вы — свободные люди! И как распорядиться этой свободой — решать только вам! Можете уйти на запад, к Торгниру. Можете попытаться прорваться обратно в город. Но не советую… Лучше сделайте то, о чем я вас прошу. Выбор — за вами!

Я сделал небольшую паузу, переводя дыхание.

— Все, кто выживет в этой битве на нашей стороне, станут нашими побратимами! Получат землю, долю в добыче и место у нашего очага! Все павшие — получат достойные похороны и проводы в Вальхаллу от наших жрецов! Я даю слово! А своё слово я держу!

Внизу всё застыло, как в эпоксидной смоле… Какое-то время они переглядывались. Их лидер смотрел то на своих людей, то на лес, то снова на меня. По его лицу ничего нельзя было угадать… Затем он резко кивнул, поднял свой топор над головой и, не сказав ни слова, развернулся и зашагал прочь от ворот прямо на север, к перелеску.

За ним, один за другим, потянулись остальные. Длинная, угрюмая цепочка вооружённых людей, растворяющаяся в вечерних сумерках и в зеленой и темно-желтой мгле лесной опушки, казалась мне маршем призраков.

Я стоял и смотрел, пока последний из них не скрылся среди деревьев. Только тогда позволил себе облокотиться на перила. Руки дрожали. Внутри всё было холодно и пусто. Я только что выпустил на волю множество кровожадных берсерков и поставил на то, что их жажда свободы и обещанная награда окажутся сильнее ненависти и желания мести.

Сейчас это была самая большая ставка в моей жизни. И, возможно, самая глупая.

Глава 14

* * *

Густой лес тянулся черно-желтой пеленой. Изредка, среди плотных крон пламенели красные листья клена.

Хоть что-то яркое посреди этой унылой осени…

Дождь щедро сеял противную свинцовую морось и превращал мир в холодную чавкающую кашу. Тракт, что на картах был жирной уверенной линией, здесь, у кромки чащи, растворялся. Он становился жалкой тропкой: ухабистой, залитой коричневой водой, уходящей под сень сыреющих дубов и елей.

Торгнир придержал коня. Животное фыркнуло, выпуская клубы пара в сырой воздух. Всё в этом мире, начиная с сегодняшнего утра, бесило его мелкой прилипчивой злобой.

Бесили морды его воинов: тысячи лиц, обращённые к нему. В одних читалась тупая жажда золота, славы и чужих женщин. В других — трусливое робкое сомнение. Они всё ещё видели воронов, круживших над пеплом Гранборга. Видели стариков, которые предпочли сгореть в битве, нежели сдаться. Эта тень легла на всё войско, сделала его шум неуверенным, а шаги — тяжёлыми.

Бесил цокот копыт. Монотонный, назойливый, как зубная боль. Бесило седло, которое за все эти дни пути натёрло кожу на бёдрах до кровавых язв. Каждый шаг коня отзывался жгучей болью. А спешиться он не решался… Он должен был показывать своим «мордам», что он лидер, что он силен духом, что всё идет по плану…

Бесила эта однообразная пища… Сушёная треска давно исцарапала всё нёбо и вместо привычного вкуса вызывала теперь только боль. Жёсткой солониной были забиты все щели в зубах — дёсны воспалились и неприятно ныли. Их вкус стоял во рту с утра до вечера, смешиваясь со вкусом поганой сонливости и усталости.

Бесил этот проклятый вечный дождь. Он висел в воздухе, проникал сквозь швы плаща, заставлял тело ёжиться от внутренней дрожи. Пальцы на руках закоченели и не слушались. Влажный холод заползал под кольчугу, цеплялся за позвоночник ледяными когтями.

Торгнир мечтал только об одном… О горячем камне очага в Альфборге. О сухой рубахе из мягкой шерсти. О тяжёлом кубке мёда, от которого по жилам разольётся долгожданное тепло. Неплохо было бы еще и поспать… Глубокий сон без сновидений, длящийся десять часов кряду… М-м-м… Красота!

Но старая беззубая карга, что по его недоумению называлась судьбой, вела его только вперёд. В эту чёрно-желтую молчаливую пасть.

Огромное войско замерло за его спиной. Жирное, суетливое и смердящее… От него воняло конским потом, немытой кожей и ржавым железом. Торгнир даже с подветренной стороны чувствовал эту вонь…

Рядом, на таком же усталом коне, сидел его отец. Ульрика туго привязали простой веревкой к седлу. Старик казался теперь ещё меньше. Его суставы воспалились, и он страдал от невыносимой боли. Дождь стекал по его лицу глубокими морщинами.

— Это паршивая идея, сынок. — буркнул отец. — Ты здесь не победишь. Этот лес, наверняка, кишит людьми Рюрика. Отпусти меня. Дай коня, провизии, и я доберусь до Буянборга. Я смогу договориться с ним о твоей жизни, о судьбе Альфборга. Всё ещё можно повернуть вспять…

Торгнир даже не обернулся. Он вглядывался в зелёный полумрак между стволами, выискивая любое подозрительное движение.

— Ага, — процедил он. — При попытке бежать ты убил моих людей, отец. Их кровь ты тоже повернёшь вспять? По закону, за убийство свободного человека, я должен судить тебя. К тому же, их родичи отказались от вергельда… А это значит, что я должен сделать тебя скогармаором… Изгнанником…

— Так осуди! — в голосе Ульрика впервые прорвалась искра старого огня. Он дёрнулся, верёвка врезалась в запястья. — Прикажи, и меня снимут с коня и отпустят восвояси!

— Ты этого и добиваешься… Я не могу этого допустить… Тебя сможет убить любой бродяга и будет в своем праве…

— Дай мне остановить это! — взмолился старик. — Пока мы все не легли костьми в этой проклятой чащобе!

— Чтобы вы с Лейфом потом преподнесли Альфборг этому выскочке на серебряном блюдце? Этому трэллу, который смог одурманить ваш разум сладкими речами? — Торгнир наконец повернул голову к отцу. На его губах заиграла кривая безрадостная усмешка. — Не смеши меня, отец. Нити давно сплетены. Норны уже отрезали всё лишнее. Чему быть — того не миновать. И я пройду свой путь до самого конца. Я пройду его с достоинством ярла Альфборга, а не скулящей собаки. У меня тысячи мечей за спиной. А это весомый аргумент в мою пользу! А что до твоих прошлых слов о чести Рюрика и братской любви Лейфа… То… я не верю никому из вас. Никому! Посмотрим, чья возьмёт. Судьба сама все расставит по местам…

Он резко, отрывисто махнул рукой, отсекая разговор.