Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

Прадед усмехнулся.

— Упорство, — сказал он, — это наша семейная черта. Поэтому я всё же проводил эксперименты со своей способностью. Когда для этого было время. Не так часто, как это делал сейчас ты, разумеется. Кхм. Да и экспериментировал я… часто совершенно бестолково. Помимо платков с кровью я перепробовал множество других вариантом получить чужую энергию.

Юрий Григорьевич покачал головой.

— Но результата добился лишь с платком. На этом варианте в итоге и остановился. Перешёл к экспериментам с «лечением». Пробовал и прямое наложение рук на тело пациента и… не только это. Многое перепробовал, пока не выработал собственную методу. Вначале случилась и неудача. Которая стала предвестницей успеха. Об этом случае я расскажу тебе потом…

Прадед махнул рукой.

— … Когда перейдём к «лечению». Если перейдём к нему. Кхм. Всё же… времени у нас осталось не так много.

Юрий Григорьевич потёр ладонью свою грудь — с левой стороны.

— Чувствую, Сергей, что и это твоё предсказание исполнится, — сказал он. — Будет вам моя могилка. Сердечко пошаливает. Кхм. Но время у нас ещё есть. Поэтому будем работать. Проверю твоё упорство. Хотя ты его уже продемонстрировал: там, в лесу. Саня признался, что «зауважал» тебя после того случая. А Санино уважение, Сергей, дорогого стоит.

Прадед отсалютовал мне чашкой.

— Так что работаем дальше, Сергей. Завтра продолжим твои тренировки…

— Не завтра, а сегодня, дед, — сказал я.

Юрий Григорьевич взглянул на часы.

— Поздно уже, Сергей, — заявил он.

Я покачал головой.

— Поздно будет в октябре, дед.

— До утра ведь промаешься с головной болью.

Я ухмыльнулся и ответил:

— Мы с ней уже сдружились. Потерплю. Ты мне лучше вот что скажи, дед. Что конкретно ты ощутил в тот момент, когда почувствовал эту самую «жизненную энергию»? Про онемение на коже я слышал. Что было ещё? Ты не задумывался, почему получилось именно в тот раз, а не в предыдущие? Может… ты использовал тогда новый способ «поиска»?

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Конечно, я думал над этим, Сергей. Особенно в последние дни. Потому что для меня твои успехи в деле освоения наших семейных способностей тоже важны, как ты понимаешь. Но ничего «такого» не вспомнил. Я столько всего тогда перепробовал… Наверное, чаша терпения у судьбы тогда просто переполнилась. Последняя капля моих усилий заполнила чашу…

Прадед развёл руками.

— … И вот, — сказал он, — у меня тогда всё получилось.

Юрий Григорьевич улыбнулся.

— «Поиск» без головной боли, — сказал он, — это совсем иные ощущения. Кхм. Не мучения.

— Охотно верю, — ответил я.

Допил кофе и заявил:

— Давай-ка потренируемся, дед. Прямо сейчас. Пока ты не уснул.

— Ты уверен, Сергей? — спросил Юрий Григорьевич.

Он отодвинул от себя чашку.

— Уверен, — сказал я. — Так надо, дед. Сегодня у нас будет два «поиска». Я так решил. На три не замахнусь. Только сразу глотну таблетку. Надеюсь, что к утру головная боль всё же пройдёт. Потому что утренние пробежки с головной болью удовольствия мне не доставляют. Это ещё мягко сказано. Так что же мы с тобой сейчас отыщем, дед? Какие у тебя идеи на этот счет?

Оба сегодняшних обращения к моему внутреннему компасу принесли лишь головную боль.

Юрий Григорьевич ушёл спать, а я уселся в его любимое кресло и прикрыл глаза. Не шевелился; ждал, пока подействует таблетка. Снова вернулся к обдумыванию воскресной поездки к Лебедевой. Эти мысли меня уже злили, но избавиться от них пока не получилось. Поэтому я пришёл к выводу: если есть силы на глупости, то их хватит и на полезные дела.

Достал из рюкзака тетрадь, открыл её на результатах футбольных матчей за тысяча девятьсот семьдесят второй год. Глазами отыскал надпись «Кубок европейских чемпионов 1972–1973». Забежал взглядом вперёд и узнал, что этот трофей третий раз подряд завоевал амстердамский «Аякс».

— Что тут у нас? — пробормотал я. — Тринадцатое сентября семьдесят второго года. Болгарский ЦСКА и Панатинаикос. Два — один. Та же дата. Галатасарай и Бавария. Один — один…

В среду я отработал с внутренним компасом четыре раза (все эти разы «искал» лежавшую в шкафу старую кепку Юрия Григорьевича). После того случая в Лидинском лесу в четвёртый раз я воспользовался «поиском» настороженно. Дед меня даже отговаривал это этого «подвига». Но я Юрия Григорьевича не послушался; и в обморок не свалился. Хотя и получил мощный заряд головной боли. Из-за него я в четверг утром после пробежки сразу же вернулся домой — не отважился на занятия на спортплощадке. Тетрадь со спортивными результатами в ночь со среды на четверг я даже не взял в руки.

Зато достал её в ночь с четверга на пятницу. Потому что в четверг я тренировал «поиск» под присмотром бабушки Вари. Варвара Юрьевна явилась к нам по окончании рабочего дня, вместе со своим отцом. Официально она пришла, чтобы проведать меня. Но я так понял: она попросту заскучала дома в отсутствии уехавшего в Ворошиловград Сан Саныча. Варвара Юрьевна в четверг вызвалась стать моим «подопытным» (хотя мне показалось, что опыты ставили надо мной). С помощью бабушки я дважды нашёл у прадеда в шкафу мамины детские рисунки. В третий раз мы искали ключ от бабушкиной квартиры.

Четвёртый раз я внутренний компас в четверг не побеспокоил: этому воспротивилась Варвара Юрьевна. Она заявила, что брат-идиот ей не нужен. Сказала, что идиотом я обязательно стану, если «перестараюсь» с тренировками. Юрий Григорьевич с доводами дочери согласился. Поэтому я остался без помощника. Вместо четвёртого использования «поиска» я сидел в кресле и выжидал, пока подействует таблетка. Слушал бабушкины рассказы о её покойном муже — «раньше» она мне о нём почти не рассказывала. Узнал, что мой дед стал инвалидом во время войны. То старое ранение в итоге его и «убило».

Чуть схлынула головная боль, как Варвара Юрьевна накинулась на меня с расспросами. Причём, расспрашивала она меня не о моей маме и не о моей жизни во Владивостоке. Сегодня она интересовалась… моими отношениями с Еленой Лебедевой, о которых ей сообщили Аркадий и Рита. Она призналась, что Сан Саныч на эту тему «стойко молчал». Заявила, что я её удивил. Сказала, что рассказы Аркадия о моей «интрижке» с актрисой «расставили всё на свои места». Благодаря им она поняла, почему её отец не пожалел на лечение «актриски» «два платка», и почему Сан Саныч «отставил» её без билета в театр.

Головная боль сыграла свою роль: о своих отношениях с Алёной я поведал бабушке без утайки. Начал с той самой первой встречи на пляже и завершил рассказ визитом Сан Саныча в квартиру Лебедевой. Мне почудилось, что я вернулся в детство; когда вот так же сидел рядом с бабушкой и делился с нею своими секретами. Вот только сейчас бабушка выглядела моложе, чем раньше. Она называла меня не Серёженькой — величала меня ироничным словом «братец». Слушала меня, улыбалась. Поинтересовалась она и моими дальнейшими планами: разумеется, имела в виду мои «планы» на дальнейшие отношения с Алёной.

— Нет никаких планов, — ответил я. — Это было весело. Но всё закончилось.

— Почему? — спросила Варвара Юрьевна.

— Дельфин и русалка, — сказал я, — не пара. Как и мы с Лебедевой.

— Но ты же, братец, её любишь! — сказала бабушка.

Я усмехнулся и спросил:

— Почему ты так решила?

— Ой, только не нужно отнекиваться! — сказала Варвара Юрьевна.

Она махнула рукой и заявила:

— Вечно вы, мужчины, даже себя обманываете.

В пятницу утром я всё же отправился на спортплощадку. Хотя головная боль ещё напоминала о себе (пусть и не в полный голос). Но меня подстегнули вчерашние бабушкины слова о том, что мою «дисциплинированность» Сан Саныч ставил своему сыну в пример. Поэтому я всё же не расслабился, а в полную силу отработал на турнике и на брусьях.

Озадаченная моим упрямством головная боль почти исчезла. Я выполнил финальные упражнения под восторженными взглядами собравшихся рано утром на площадке у школы детей (уже хорошо мне знакомой компании) и замерших у школьного забора проходивших мимо девиц. Попрощался с ребятнёй, подмигнул девицам, набросил на плечо футболку.