Калинов мост (СИ) - Криптонов Василий

Горыныч сшибся с мощнейшей, прокачанной до предела Костомолкой. Как на танк налетел. А тот прокатился гусеницами сверху.

Горыныча размазало. Но не в блин, как я надеялся — всего лишь опрокинуло на спину и приплющило. Потусторонняя тварь, всё же, не хрен собачий. Впрочем, я и не рассчитывал его ушатать с одного удара.

Скомандовал паукам:

— Пацаны! Настало ваше время!

«Пацаны» дружно бросились к Горынычу. Задача — ослепить соперника, они это знали. Но Горыныч начал подниматься раньше, чем до него добежали пауки. Кадавр на глазах выпрямлялся и превращался в прежнюю громадину. Ещё несколько секунд, и патлатые бошки окажутся на прежней недосягаемой высоте.

Костомолка!

В это раз бить пришлось аккуратно, так, чтобы не задеть своих — пауков. Но силы удара хватило. Горыныча вновь приплющило, а добежавшие пауки открыли огонь.

Горыныч, отчаянно мотая всеми тремя головами, пытался выпрямиться. Пауки стреляли. О том, что пробить чешую Горыныча пули не в состоянии, мы уже знали. Снова раскатывать тварь Костомолкой я не мог, собью пацанам прицел. Да и сил объединенная Костомолка отжирала — мама не горюй. Я тысячью глаз напряженно следил за тем, как пауки всаживают в головы Горыныча пулю за пулей.

Вой. Адский, сотрясший землю. Есть попадание!

Вой. Ещё одно!

Горыныч затряс правой башкой. Этой парой глаз он уже ничего не видел.

Рядом со мной свистнуло.

В левый глаз на центральной башке воткнулось копьё Разрушителя.

— Ну, вот! — похвалил я. — Можешь же, когда хочешь!

Разрушитель не ответил. В его руке появилось новое копьё, но метать его не спешил — целился. За промашку уже огрёб, больше рисковать не станет.

Вой! Горыныч ослеп ещё на один глаз, левый на левой башке. Руками он вырывал из глаза на центральной башке копьё Разрушителя.

Осталось два. Если, конечно, не вырастут заново те, что уже выбиты, но я не собирался ждать, пока это произойдёт.

Меч! Сотворенный мной, подпитанный тысячей Знак полетел в Горыныча. Есть. Минус правый глаз на левой башке!

Горыныч взревел так, что нас едва не опрокинуло. Его окружила стена огня, из которой вылетело копьё Разрушителя. Пауки остались внутри, в огненном кольце.

Я знал, что вырываться они не будут, а будут выполнять поставленную боевую задачу, им-то огонь не помеха. Вот относительно карабинов, которые пауки держали в лапах, некоторые сомнения были — тут уж как повезёт. Будем надеяться, что Горыныч останется без глаз раньше, чем оплавится оружие.

Мороз!

Мы ударили по огню Морозом. Пламя прибило, повалил чёрный дым. На мгновение всё смолкло. А потом из центра дымовой завесы вылетели пауки — один за другим, отброшенные мощными копытами. То, что было дальше, спецэффектностью ошеломило даже меня. Горыныч, сверкая единственным уцелевшим глазом, взлетел.

Откуда взялись крылья, понятия не имею, в базовой комплектации не было. Из горба на спине выдвинул, что ли? То-то спина показалась странной…

Я изо всех сил постарался не транслировать упаднические мысли на тысячу. Также постарался не впитывать упаднические мысли от них. Все мы видели, как эта пыхающая огнём гигантическая херня взмыла в небеса. Взлететь, положим, и я могу, и много ещё кто из наших, но толку? Один глаз у Горыныча оставался, как у Кутузова. И, как и Кутузов, он им вполне неплохо видел.

Может, Мстиславу и Прохора отправить? Они опытные, разберутся…

Эту мысль я как-то неаккуратно выпустил, будто воробья, и почувствовал сдержанное возмущение Мстиславы и Прохора. Ладно, сорян, ребята, не хотел, случайно вырвалось. О. А вот, кстати, интересная мысль. Не эта, про одноглазость, а другая, про воробья.

Я издал условный свист, услышал далёкий ответ. Вот он, мой сокол, летит навстречу.

Не дожидаясь, пока он вцепится мне в задоспешенное плечо, я мысленно кастанул на него дрессирующий Знак, и Грамм резко изменил траекторию. Повернул чуть ли не под прямым углом и полетел к Горынычу.

Горыныч времени зря не терял. Взлетев и тщательно обдумав сложившуюся ситуацию, он решил пойти на военную хитрость: всех убить. Развернулся на немыслимой высоте и стремглав понёсся вниз.

Аэродинамика стыдливо заползла под плинтус и плакала. Падающий с неба всадник на коне размером с многоэтажку хлопал крыльями, придавая себе скорости. Интересно, какой у него план? Долететь донизу и раздолбаться о землю? Учитывая плотность «земли», у него это должно вполне себе неплохо получиться. Я так и представил себе зелёный фонтан, коротко, но сильно и высоко бьющий в белёсое небо. Интересно, кому в этом случае достанутся родии?

Об этих необязательных вещах я думал для себя. А Сотникам передал мгновенный приказ: рассредоточиться. От Сотников ушло Пятидесятникам, от тех — Десятникам. И вся тысяча организованно рассредоточилась в мгновение ока. Если я что в жизни точно и знаю, так это простейший принцип: бомбят — не стойте толпой на открытом месте. Особенно если толпа — объект бомбёжки.

Грамм с Горынычем разминулся. При всех своих достоинствах, сокол не мог соперничать с потусторонней тварью в скорости передвижения мочи от места образования до головы. К тому же, когда полоумная махина ломанула вниз, сокола закружило воздушным потоком, и он, кувыркаясь, начал падать следом. Чтобы выбраться из этого «водоворота», ему пришлось как следует поработать крыльями.

Горыныч же играть в камикадзе, как оказалось, не планировал. Вряд ли он вообще хоть что-то планировал, как по мне, так чистейшая импровизация. Но выглядело впечатляюще.

Убедившись, что народ расходится, и вечеринка вот-вот превратится в дерьмо, Горыныч на лету поднял копьё и швырнул его вниз. Чёрное копьё окуталось пламенем, рёв которого опережал полёт снаряда.

Но когда болид врезался в землю, оттуда уже успел убежать последний человек.

Хренакнуло. Сверкнула ярчайшая вспышка, полетели осколки каменистого грунта. Я первым бросился на землю, передав этот приказ остальным. Даже не приказ — я ведь, по сути, ими управлял. Вся тысяча была моим телом, растянувшимся до невозможности.

Вскочил я первым, подняв голову и ища взглядом угрозу. Угроза, в очередной раз поимев физику, логику и кибернетику (последнюю просто на всякий случай, из вредности), изменила траекторию в паре десятков метров от земли и опять набирала высоту.

Кидаться Знаками в него не было ни малейшего смысла — не долетят. А долетят — так ослабнут. В прямую конфронтацию с использованием холодного оружия Горыныч вступать не торопился.

— Ну же, Грамм! — процедил я сквозь зубы. — Он так пикировать вечность может!

Что-то мне подсказывало, что в этом странном месте сил у твари может оказаться и полнейший безлимит. Сейчас родит новую стратегию, а заодно рассеет нас окончательно. На крайняк — по одному перещёлкает. Пусть даже это займёт сутки, ему-то чего торопиться? Мы отсюда никуда не денемся. Мост, вот, краснющий, раскалённый — попробуй, наступи. Перелететь, может, и получится, однако я чё-то сомневаюсь. Это слишком очевидное решение, а мост не дураками строен. Экспериментировать бы не хотелось.

И потом, даже если получится перелететь — дальше что? Горыныч ломанёт за нами. С одной нерешённой проблемой за плечами кидаться решать другие проблемы — так себе стратегия. Дерьмово закончится, к гадалке не ходи.

Горыныч перевернулся в воздухе, наверное, на стометровой высоте. Такой как будто бы далёкий и нестрашный… Ох, и обманчивое же впечатление даёт расстояние.

Со всех сторон на меня сыпались безмолвные вопросы. Публика выражала сдержанный интерес: как будем побеждать? Мне пока ответить было нечего. Поэтому я ответил следующее: «Главное — повалить, а там — ногами запинаем».

Пока коллективный разум рождал закономерный вопрос: «Окей, а ронять-то как будем?» — я прокачал десятком родий Полёт. Зря раньше этим полезным делом не занимался! На втором уровне высота полёта увеличивалась до десяти метров, а продолжительность — до пяти минут. Ранг позволял мне сделать ещё одну прокачку, туда, где управляемый полёт давал возможность выбора любого направления. Но не позволяли родии. Требовалось пятнадцать, было — восемь. И это меня бесило. Вон они, недостающие родии, пикируют прямо на меня. Руку протяни да возьми…