Дядя самых честных правил 10 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Кажется, вы что-то обронили, Константин Платонович. Мой вам совет: не оставляйте свою корреспонденцию вот так, у всех на виду. Лучше сжигайте письма сразу, любые архивы имеют свойство рано или поздно всплывать и могут принести всяческие неприятности.

Я молча подобрал листок и сунул его в карман.

— А теперь позвольте мне откланяться, — Шешковский пожал мне руку. — В Рязани вам нужно будет сойти с поезда. Вас ожидает дормез, на котором вы сможете добраться до Злобино. Постарайтесь отправиться в своё княжество как можно быстрее. Чтобы ваш «заклятый друг» Панин не смог вам навредить ещё больше.

— Приложу все усилия, Степан Иванович. Можете не беспокоиться об этом.

Проводив Шешковского, я вернулся в купе и достал листок, оставленный им.

'Учитель!

Я ничего не смог сделать, чтобы предотвратить вашу высылку. Maman считает, что вы опасны для её власти, и ничего не желает слушать. Прошу, не пытайтесь ей возражать, чтобы не сделать ещё хуже и вам, и мне. Обещаю, я что-нибудь придумаю, чтобы облегчить ваше положение. А когда власть перейдёт ко мне, вы сможете вернуться, и я воздам вам все положенные почести за ваши муки и терпение. С нетерпением жду встречи с вами, Константин Платонович!

Ваш ученик Павел'.

Глава 27

Злобино

Поезд тронулся, мягко набирая скорость. Я сел у окна, перечитал записку ещё раз и нарисовал на ней пальцем Знак Огня. Бумага вспыхнула и осыпалась невесомым пеплом в стакан из-под чая.

Я смотрел в окно на пролетающие мимо тёмные силуэты деревьев, хмурился и думал над сложившейся ситуацией. Что же, подобного можно было ожидать: раз хозяина нет, к «бесхозному» состоянию со всех сторон потянулись жадные ручонки. Полагаю, если бы не Марья Алексевна, растащили бы вообще всё. Забыли, сволочи, что я сделал с Гагариными и их опричниками? Ну так я и без Таланта смогу напомнить, почему меня зовут «убийцей трёх императоров». Даже одним grand wand’ом, получившим источник эфира, можно устроить весёлую жизнь всем недоброжелателям, а если взять ещё механические броненосцы…

— Константин Платонович, с вами всё в порядке?

Громыхнув дверью, в купе заглянул Киж. Оглядел меня чуть светящимися глазами и хмыкнул.

— Вы когда сердитесь, у меня по спине вот такие мурашки бегут! — Он сложил растопыренные ладони, изобразив здоровенных многоногих «мурашек». — Может, вам чаю ещё принести?

— Чаю не надо. Фляжка у тебя сохранилась или потерялась в пирамиде?

— Обижаете, Константин Платонович. — Киж зашёл в купе, прикрыл дверь и сел напротив. — Свою прелесть я берегу как зеницу ока. Как только в Россию приехали, так я её под завязочку наполнил.

Он вытащил плоскую флягу, отвинтил крышечку и протянул мне. Я взял её, сделал глоток и вернул хозяину.

— Сожалею, Константин Платонович, — Киж тоже приложился к фляжке. — А я говорил, что немка та ещё зараза. Лучше бы мы с вами Павла на трон возвели или Ивана.

— Ты подслушивал, что ли?

— Да никогда! Как вы могли подумать? У меня просто слух хороший, а вы с Шешковским особо не таились.

Мы выпили ещё по глотку.

— Так что, Константин Платонович, может, вы меня в Петербург отправите? Навещу ваших недругов, устрою им апоплексические удары, а потом загляну во дворец…

Я уже остыл и покачал головой. В таких делах нельзя действовать под влиянием чувств и бросаться немедленно в драку. Месть — это холодное блюдо, а не горячая закуска.

— Не надо торопиться, Дмитрий Иванович. Подозреваю, к нашим противникам ты даже приблизиться не сможешь. Наверняка озаботились защитой от мёртвых, знали ведь, что я некромант. А «немку», как ты выразился, тем более трогать не будем — не время сейчас власть менять. Павел, при всех его достоинствах, не вытянет в роли императора. Ни опыта, ни своей команды у него нет. Или мне придётся встать рядом с ним и ближайшие лет десять впахивать как проклятому. А ты прекрасно знаешь, что меня подобная роль не прельщает.

Киж скривился, но согласно кивнул.

— Как же тогда? Отправимся в ссылку?

— Не в ссылку, а в своё княжество, — я улыбнулся, невольно повторив слова Шешковского. — Пусть думают, что я прозябаю в далёком захолустье на краю света, и вычеркнут меня из списка влиятельных фигур.

— А разве Алеутщина — не то самое далёкое захолустье?

— Если Марья Алексевна и Лукиан следовали плану, который я с ними обговаривал, то уже не совсем. Впрочем, не буду загадывать. Надо взглянуть на месте, что смог сделать Камбов.

Киж скептически прищурился.

— Мне кажется, Константин Платонович, что ваше княжество та ещё авантюра. Но я буду рад принять в ней участие. Можете смело рассчитывать на меня!

Дверь в купе снова открылась, на этот раз пропуская Таню.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Пойду проверю, не заявился ли к нам ещё кто-нибудь. — Киж выскользнул из купе, оставив нас наедине.

Я рассказал Тане о визите Шешковского и «грабеже». Она высказала своё мнение об императрице гораздо резче Кижа, обругав её на языке туарегов. Но если мертвец предлагал отомстить сразу, то Таня проявила холодную расчётливость.

— Едем на Алеутщину, — решительно кивнула она. — Если ты не нужен императрице и стране, то нужен своему княжеству. За пару лет здесь ты придумал и запустил в дело телеграф и поезда, при этом тебе ставили всяческие препоны. А там ты будешь сам себе хозяин и сможешь развернуться во всю силу. Могу поспорить — года через три-четыре за маготехническими новинками будут приезжать к тебе, а не в Петербург.

— Рано об этом говорить. Сначала надо увидеть, что там успели сделать. Может, один острог стоит и корабли давно сгнили.

— Ерунда, твои люди должны были справиться. — Во взгляде Тани мелькнула злость. — Только обещай, что не простишь немку за подлость, что она учинила.

— Даже не подумаю. Всё, умерла так умерла. А сейчас, раз уж ты не спишь, давай подумаем вот над чем. В Злобино и в московском особняке нужно установить те связки для создания портала. На всякий случай, если придётся срочно там появляться. Давай подумаем, как туда прикрутить накопители и связки самозаряда.

До утра, пока поезд не подъехал к Рязани, мы просидели над бумагами, рисуя схемы Знаков и потоков эфира.

Рязань встретила нас утренними серыми сумерками и мелким противным дождём. Обещанный Шешковским дормез оказался далеко не новым, потрёпанным экипажем с нещадно скрипящими рессорами и неудобными сиденьями. А возница, шустрый малый с пристальным взглядом, без сомнения служил в Тайной экспедиции. Я не стал акцентироваться на этих мелочах и велел быстрее отправляться в путь.

Дорога, которая вела в Злобино, была знакома. По ней мы ездили в родительский дом Боброва и обратно, когда он собрался жениться на Сашке. Да, знатно мы тогда повеселились! А в итоге Пётр стал Бобровым-Урусовым, вошёл в мой род и женился на рыжей. Эх, какие же весёлые и беззаботные деньки были!

Мы сделали остановку в селе Клепиково на Касимовском тракте, чтобы пообедать и немного передохнуть от адской тряски дормеза. Еда была не слишком вкусной, чай жидким, а кофий здесь даже не видели. Так что особо мы не стали задерживаться. Но когда вышли из трактира, я увидел на дереве у дороги ворону.

Вроде обычная птица, ничем не примечательная. Вот только в магическом зрении она светилась как новогодняя ёлка. Да не простыми плетениями, а некромантическими. Я сделал знак остальным не ходить со мной, а сам подошёл к дереву.

— Привет, подруга! — Улыбка сама наползла на лицо, когда я вспомнил, как поднимал эту птичку. — Ты по своей воле прилетела или Лукиан послал?

— Кар-р-р-р!

Ворона сорвалась с ветки и спикировала на ладонь. Осмотрела меня чёрным глазом, будто удостоверивалась, что это действительно я. И вдруг быстро засеменила по руке, перебирая лапками. Как кошка, она потёрлась об меня и нежно каркнула.

— Я тоже по тебе скучал. — От моих поглаживаний ворона растопырила крылья и закрыла глаза. — Как там в Злобино? Все живы?