Стылый ветер (СИ) - Алексин Иван

— Меня как раз князь в гости приглашал, — задорно хохотнул Порохня, пригладив свои усы. — По всему видать, ещё гостинцев ожидает. Ну, так я его от души и угощу!

Подопригора, кивнув нам, вскочил на коня, тронулся, вспарывая копытами рыхлый снег. Следом пристроились его люди, на глазах превращаясь в небольшой, сплочённый отряд.

— Государь! Измена, государь!

Я резко развернулся, почувствовав как в груди закипает бешенство на скачущего к нам идиота. Это же надо, во всю глотку «государь» орать⁈ Тут же рядом в конных сотнях Порохни и Подопригоры новиков, ещё не посвящённых в мою тайну, хватает. Вон некоторые уже по сторонам заозирались, пытаясь понять, кого это тут государем величают.

— Ты чего орёшь, Ефим⁈ — вызверился и Подопригора, поворачивая коня в сторону продолжающего голосить всадника. — Медовухи перепил, ирод⁈

— Промеж пешцев кто-то слух о тебе пустил, государь, — выдохнул тот, не обращая внимания на своего командира. — Всё войско теперь знает, кто ты на самом деле есть. Замятня там начинается!

— Прознали, значит? — я окончательно повернулся спиной к видневшимся из-за деревьев стенам города. Всё, накрылся захват Костромы медным тазом. Мне теперь самому бы в живых остаться, а не города брать. — И кто же там такой глазастый оказался? Или проговорился кто?

— Не ведаю, — затряс бородой Ефим, — Мы с десятком у дороги дозор несли, как Яким Остапович приказал. Смотрим, промеж стрелков драка начинается. Подъехали, а там твоё царское величество у всех на языках.

— Ругают?

— Кто лается, а кто и твою сторону держит, государь. Того и гляди, до смертоубийства дойдёт.

Словно в подтверждении слов десятника из леса грохнул пистолетный выстрел, взорвав тишину набирающими силу криками. Зароптали и всадники, продолжая таращится в мою сторону. Кто-то сняв шапку, соскочил с коня, поклонившись, другие потянулись к сабельным эфесам, ещё и сами не сообразив толком; рубить они меня собираются или защищать. Ещё один выстрел сл стороны стоящих лагерем пехотинцев. Этак скоро там настоящая рубка начнётся!

— Нужно уходить, государь, — склонил голову Семён, нервно теребя конскую узду. — Если они дружно навалятся, можем не сдюжить!

— Куда уходить, Семён⁈ — сорвался я на крик, проклиная подсылов Шуйского. — Опять куда-то убегать⁈ Хватит! Уже набегался!

Вот как так-то, а⁈ То, что в моём войске засланные царём людишки есть, понятно было сразу. Не мог Шуйский меня совсем без присмотра оставить. Но я, честно говоря, от них удара в спину ждал. Поэтому и не ходил никуда в одиночку. А оно вон как получилось; по другому ударили. А что. С взбунтовавшимся войском я много не навоюю. Вон, Кострома мне уже платочком помахала. А дальше только хуже будет. Новое войско, уже под собственным именем, я собрать просто не успею. Князю Дмитрию только и останется, что горстку преданных мне людишек раздавить. С этим даже этот бездарь справится! И это, если меня раньше сторонники самозванца не прибьют. Может в том, что их ненаглядный Дмитрий спасся, многие из них и засомневались, но любви к свергнутой династии Годуновых, им это не прибавило.

Но и бежать я тоже не собираюсь. Кто знает, может и удастся договориться с теми же Строгановыми или за Камень (Уральские горы) к сосланным в сибирские городки на воеводство Годуновым пробиться. Но это тоже лотерея. Не хочу я всё по новой начинать. Тем более теперь, когда Шуйский решился с меня маску сорвать, это сложнее будет сделать. Пусть лучше уж тут всё решится.

— Ты куда, Фёдор Борисович⁈ — рявкнул Порохня. — Там смерть!

— К войску! — бросил я в ответ, покосившись на скачущего рядом Семёна. — Посмотреть хочу в глаза тем, кто меня убивать будет!

— Попридержи коня, государь, — догнал меня Подопригора. — Татям в глаза смотреть сподручней, когда у тебя за спиной сила есть, — пояснил он мне.

На поляну у дороги, где перед намеченным штурмом Костромы расположилось пешее войско, мы выскочили развёрнутым строем, беря в клещи превратившихся в толпу воинов. Чуть продвинулись вперёд, тесня не успевших среагировать на новую угрозу бородачей, замерли, всматриваясь в перекошенные от злости лица.

— Вы это чего, православные?

— Это, что ли, Годунов?

— Да брешут всё! Годунов в реке утонул.

— Ты куда конём напираешь, орясина⁈

— Смотрите! А вот и Федька!

— Я те дам, Федька! Государь!

— Какой ещё государь! Годуновы воры, что царевича извести хотели да отцовский престол у него украли!

— А ну, тихо! — рявкнул во всю глотку Порохня. — Вы как царя встречаете⁈ На колени, собачьи дети!

Толпа всколыхнулась, разразившись бранью, здравницами, угрозами. Какой-то стрелок схватил за грудки дюжего копейщика, потребовав заткнуть пасть и тут же улетел в сугроб, потянулись руки к коням, звякнуло железо. Чуть тронул коня Семён, оттирая сунувшегося было бородача в уже разорванном кем-то тулупе.

— Тише! — рявкнул теперь уже я. Тут молчать уже нельзя. Ещё немного и эта поляна в кровавую мясорубку превратится. — Говорить буду!

— Хватит галдеть, — из толпы поддержал меня Глеб. — Пусть, государь скажет.

— Да какой он, государь? Тать эт…

Договорить затерявшийся в толпе оратор не успел, явно получив от кого-то в морду.

— Тише! Пусть говорит! — донеслись выкрики со всех сторон. — Дайте, государю сказать!

Выезжаю чуть вперёд, отодвинув в сторону Семёна, вглядываюсь в хмурые, злые лица, глубоко вздыхаю, с усилием разлепляя губы.

Страшно. Очень страшно вот так стоять перед вооружённой, агрессивно настроенной толпой, в любую секунду ожидая пистолетного выстрела, выпущенной из-за спин стрелы, кинутую в лицо сулицу. Если кто-то из людишек Шуйского хочет меня убить, лучшей возможности не придумаешь. Ищи его потом в толпе. Но и отступать мне некуда. Если я сейчас этих людей на свою сторону не перетяну, все мои труды за полгода насмарку пойдут. всё заново начинать придётся.

— То, что вам нашептали сегодня мои враги — правда. Я ваш царь, Фёдор Борисович Годунов. Тот самый, служить которому вы крест целовали, а затем эту клятву нарушили. Но ту измену я вас готов не только простить, но и обещаю каждого из вас, кто мне верой и правдой служить будет, в дворянский чин возвести.

Выкрики, поднявшиеся было после моего признания, стихли, сменившись невнятным бормотанием сотен ртов. Большая часть моей армии состояла из вчерашних крестьян и посадского люда и возможность получения дворянства для них была несбыточной мечтой.

— Не верьте ему, православные! — вышел вперёд Косарь, задрав рыжую бороду от охватившего его возмущения. — Федька сейчас что хочешь наобещает, лишь бы нас от служения истинному царю отвадить.

Я внутренне скривился. Была у меня отчего-то уверенность, что Косарь мою сторону примет. Мы же с ним если не друзьями, то хорошими приятелями, точно были. А он супротив пошёл. Ещё и Федькой своего царя называть осмеливается. Ну, ладно. Сам виноват.

— А ты, Феденька кем служил, когда твой истинный государь к власти на Руси пришёл? — ласково поинтересовался я.

— Сам же знаешь, что стрельцом в Ельце.

— И там же простым стрельцом до моего появления и остался, — резюмировал я. — А при мне уже до сотника дорос. Так что не тебе, Федюня, меня невыполненными обещаниями попрекать!

Вокруг оживились, весело зубоскаля о незадавшейся карьере елецкого стрельца.

— Вы все пошли в поход, желая возвести на трон справедливого и милостивого царя? Так чем же я для вас плох? Как-никак вместе от Путивля и Ельца сюда пришли. От меня всем вам будет царская милость и щедрая награда. А вот дождётесь ли такой милости от нового самозванца, что на руси даже не объявился? Вряд ли.

— Царь Дмитрий не самозванец! То ложь! — кинулся было в мою сторону один из стрелков, потянувшись к сабле. — Ты сам тать! — забился он в руках схвативших его воинов. — Царицу убил!

Вспомнили всё же про Марину. Но это ожидаемо. Любой идиот, узнав, кто я такой, её смерть со мной свяжет.

— Я Маринку не убивал, — криво улыбнулся я замершим в ожидании моего ответа людям. — Я её казнил за то, что она самозванцу на Руси воровать помогала, — и тут же перешёл в атаку. — А вот мою матушку по приказу вашего «царя» безвинно жизни лишили!