Начальник Культуры (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Манипуляция, рассчитанная не на громкий скандал, а на широкую аудиторию, на тех, кто не вникает в детали.

— Вот это уже серьёзней, — протянул я, просматривая статью дальше.

— Ну да, тут уже не скандал, а «взвешенный подход к общественным финансам». Кстати, ходит слух, что вы, Максим Валерьевич, на этом концерте что-то себе в карман положили.

— Что, прямо в косуху спрятал? — я поднял бровь и усмехнулся.

— Говорят, что один из подрядчиков перевел деньги не на счет администрации, а куда-то ещё. Дескать, через “прокладку”. Они не предъявляют пока, но если захотят — начнут копать. А вы сами знаете, что у нас там с документацией проблема.

Лариса резко вскинула голову.

Ясно… меня объявили расточителем и чуть ли не врагом народа. Рубанов повышал ставки, и, скорее всего, получил поддержку от того зама по финансам. Глава нашей администрация прекрасно знал, что в отчётах есть неточности. Раз он не боялся, что схватят за задницу прежде всего его (а я ведь, не побоюсь этого слова, отмывал отмытые деньги через наш отдел), значит, у него есть гарантия по собственной безопасности. Иначе бы он не рубил сук, на котором сидел сам.

Я медленно положил газету на стол, чувствуя, как раздражение перерастает в сосредоточенность. Это не был хаотичный информационный вброс. Это был план, рассчитанный на долгосрочное раскачивание. Значит, следовало готовить не ответ, а контратаку.

— Что будем делать? — голос Тани был спокойным, но я чувствовал, что она тоже собрана и готова действовать.

Я взглянул на неё.

— У нас два пути. Либо молчим и ждём, либо…

— Либо атакуем первыми, — закончила она, и в её голосе прозвучало удовлетворение.

— Нужно раскачать другую волну. Не оправдываться, не спорить, а показать, что культура — это не зря потраченные деньги, а инвестиция.

— Вот это я понимаю, разговор! — восхитилась Таня.

— Значит, действуем, — я наклонился вперёд, постукивая пальцами по столу. — Разгоняем другую повестку. Таня, твой редактор готов нам помочь?

— Я думаю, что да, — она долго не колебалась.

— Карл, Вероника, Лариса, найдите людей, которые посещали концерт, чтобы они могли дать положительные комментарии. Нам нужно показать не скандал, а успех.

Подготовка к контратаке шла полным ходом. Я ждал прихода того самого главреда местной газеты, о котором упомянула Таня. Широков был человеком непростым. С одной стороны — опытный журналист, знающий, как работают информационные войны. С другой — человек, который не влезает в конфликт, если не видит выгоды.

Его газета не была, конечно, таблоидом, но и серьёзным изданием её назвать было трудно. Основной формат — новости города, немного аналитики, редкие разоблачительные материалы. Вопрос был в одном: согласится ли он сыграть на нашей стороне?

Когда в коридоре раздались шаги, я уже знал, что это он. Открылась дверь, и в кабинет вошёл мужчина лет сорока с копной взлохмаченных волос, в небрежно застёгнутой рубашке и с кожаной папкой в руке. Взгляд цепкий, слегка насмешливый, но без привычного высокомерия, которое бывает у журналистов, всегда и везде чувствующих своё превосходство над обывателем.

— Максим Валерьевич, — он улыбнулся и сел в кресло, даже не дожидаясь приглашения. — Честно говоря, ждал, когда вы сами ко мне обратитесь, но раз уж Татьяна настояла…

Я не спешил отвечать, лишь наблюдал за ним. Он вытянул из папки лист с какими-то заметками и помахал им в воздухе.

— Как думаете, сколько раз я видел подобные истории? Концерт, резонанс, а потом кто-то сверху решает, что всё это было «слишком».

— И что с ними обычно происходит дальше? — я чуть наклонился вперёд.

Широков невозмутимо пожал плечами.

— Обычно? Сначала чиновники оправдываются, потом пытаются доказать свою правоту, а в итоге всё сходит на нет. Через неделю никто не вспоминает. Но что-то мне подсказывает, что у вас немного другой случай…

— Именно так. Я не собираюсь оправдываться, — сухо пояснил я.

Женя поднял брови, но в глазах мелькнул интерес.

— Так. Это уже что-то новое.

Я перевёл взгляд на стол, где лежали бумаги с отчётами по доходам от концерта, статистика посещаемости, выгоды для города.

— В прессе сейчас одна повестка: разгул панков, расточительство, ненужные траты.Нам нужно развернуть её в другую сторону: оживление культурной среды, новые инициативы, а главное, – я посмотрел на журналиста. — Нам нужно донести мысль, что концерт – это отличный инструмент реабилитации этих самых маргинальных элементов.

Я решил, что то, что слышала лишь комиссия и Рубанов в фойе ДК, теперь должны узнать все.

Широков усмехнулся, перебирая бумаги.

— Угу. Значит, не отрицать, а перекрывать новой информацией?

— Именно.

Он задумчиво покачал головой.

— Вопрос в другом: зачем это мне?

Конечно, этого вопроса я ждал. Но не спешил отвечать. Таня просила улыбаться, но я просто посмотрел ему в глаза.

— Интересная тема. Взаимовыгодное сотрудничество. Возможность стать первоисточником информации, пока остальные гоняются за слухами.

Женя помолчал, взвешивая доводы.

— Допустим, я в это ввязываюсь. Что конкретно вы хотите? — он лениво перебирал бумаги. — Максим Валерьевич, вы вообще понимаете, во что сами-то влезли?

— Понимаю, — отрезал я.

— Как бы вам так сказать, я не люблю ставить на лошадь, которая может споткнуться. Вы реально хотите выступить против всей этой машины?

Я выдержал паузу, затем спокойно ответил:

— Реально. Более чем.

Широков внимательно посмотрел на меня, оценивая.

— Ну ладно. Тогда посмотрим, как вы будете держаться. Я могу дать серию статей. Разные углы подачи. Первое — финансовая сторона вопроса. Второе — культурное развитие. Третье — реальная реакция людей.

Он пролистал бумаги, остановился на странице с цифрами доходов, какое-то время молча изучал их, затем поднял голову.

Я наклонился ближе:

— Я предлагаю тебе написать настоящее журналистское расследование. Не просто статью, а такую, чтобы задело каждого, кто её прочтёт.

Широков прищурился:

— Детальнее.

— Давай начнём с фактов. Были маргиналы. Люди, которых неоднократно привлекали к ответственности. Административка, уголовка — полный набор. Они считались отребьем, списанным со счетов. Но в отделе культуры, куда они попали на перевоспитание, был разработан методологический комплекс реабилитации. Не просто кружки и беседы, которые, вы уж меня извините, обычно не работают — полноценная система, в которой с ними работали, давали шанс изменить себя. И теперь это не маргиналы, а ответственные члены общества со своей позицией. Они работают. У них есть цель. Они сами хотят изменить мир.

Я выдержал паузу.

— Мне нужно, чтобы каждый, кто прочитает твоё чёртово расследование, пустил слезу. Чтобы чиновники, которые хотят срезать финансирование, начали оправдываться перед самими собой. Чтобы их жёны, увидев статью, спрашивали за ужином: «Ты что, тоже голосовал против?» И чтобы им всем было стыдно.

Широков медленно кивнул, сжав губы.

— Это можно сделать. Но мне понадобятся материалы. Интервью. Истории.

Я откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Они у тебя будут.

— Хорошо. Условие: я работаю с материалом так, как считаю нужным. Я не собираюсь писать заготовленные пресс-релизы, — заявил журналист.

— Мне и не нужен пресс-релиз. Мне нужна другая точка зрения в инфополе.

Женя кивнул, поднялся, сунул папку под мышку. Когда он ушёл, Таня вошла в кабинет, скрестив руки.

— Ну?

— Он согласился, — я медленно выдохнул.

— Ну что ж. Посмотрим, как скоро они заметят, что ветер начал дуть в другую сторону, — воскликнула Таня. — Кстати, ты Диму не видел?

Я оторвался от отчётов, бросил на нее быстрый взгляд.

— Нет. А что?

— Да так. Исчез куда-то. Обычно он рядом со мной всегда ошивается, а сегодня ни слуху ни духу.

Я слегка нахмурился. Дима не то чтобы был мне нужен в этот момент, но всё же странно — по идее, сосед обычно мельтешил под ногами, комментировал, пытался показать свою незаменимость.