Русский флаг (СИ) - Старый Денис

А в комнату, наперевес с огромным бревном, врываются сразу с десяток человек. Три пары сильных рук подхватывают меня и начинают волочь из помещения.

— Бумаги спасайте! — кричу я.

— Нынче ничто с ними не станет! Дом не горит… Уже потушили, что и горело у печи. У вас в покоях, ваше высокоблагородие, видать, юшку в печи закрыли. А тот, кто печь топил, делал это сырыми поленьями! — объяснял мне Кашин, вытаскивая из кабинета.

— Сундук с бумагами… Кхе! Кхе! Закрой и вытащи! Кхе! — из последних сил уже хриплю я, закашливаясь.

Теперь я понял, что действительно чувствовал себя плохо. Если открывал глаза, то начиналось то, что молодёжь, вкусившая запретный алкогольный плод, называет «вертолётами». Кружилась голова, болели глаза, всё тело будто бы обмякло, в один момент превращаясь в податливый пластилин.

Так что информацию я впитывал с большим трудом. А говорил с еще большими усилиями. Нахватался дыма наверняка ещё когда спал, так что отравление я получил. И теперь пару дней нужно будет как-то с этими последствиями бороться. Только бы двумя днями все и закончилось. Жаль только, что в этом времени нет хотя бы анальгина.

— Кто это сделал? — выкрикнул я, когда чуть набрался сил, уже укладываясь в постель в другой комнате.

Сон… Спасительный сон. Наш организм действует порой намного мудрее своего носителя. Если нужно отрубиться для спасения, это происходит. Вот и я спал. И снилось мне… Не помню даже что.

— Кто это сделал? — выкрикнул я, как только проснулся.

Просто в один момент я очнулся, и мысли были в полном порядке. И, как у каждого русского человека, по крайней мере, из будущего, у меня возникало два вопроса: кто виноват и что делать.

Второй вопрос, на самом деле, не был сложным. Если только знаешь, кто виноват, то сразу же придёт понимание, что делать. Сейчас, когда я пробудился, на эмоциях мне хотелось лишь только рвать и метать, зубами рвать того гада, который подстроил покушение на меня.

Да, скорее всего, так оно и будет. И ответка последует жёсткая. Вот только мстить надо с холодной головой, а не с помутнённым рассудком. Но ничего не забывать. Ничего не прощать, особенно вот такие действия. Иначе преступления только будут множиться.

— Ну слава тебе, Господи Иисусе Христе! Очнулися. Почитай уже второй день и спали — воскликнул сержант Будилин, которого, видимо, оставили дежурить возле моей постели.

Волна ярости схлынула, и я даже улыбнулся. Каламбур получался: я пробудился, а рядом — Будилин. Я, выходит, со своим штатным будильником? Мелькнула мысль, что стоило бы попробовать скооперироваться с каким-нибудь толковым часовщиком и создать такую важную приспособу?

А есть в России толковые часовщики? Пока я был в Петербурге искал себе часы купить, не нашел. Но слухи ходили, что кто-то под отдельный заказ делает часы, но настольные.

Эх, живу в Уфе, словно в ссылке какой-то. Так много идей, которые следовало бы воплотить в жизнь! А я — словно тот прожектёр, который сыплет стартапами, или даже ведёт какие-то курсы по продвижению новых продуктов на рынок, при этом одалживает у матери-пенсионерки деньги на оплату коммунальных услуг в съёмной однушке. Знаменитый сапожник, что ходит без сапог.

Идеи у меня есть, реализации пока очень мало. Знаю, «как», знаю «зачем», даже есть понимание «за какие средства». Но… Ничего будет еще оркестр играть на моей улице. Вон, Нартов, наверняка уже ждет не дождется встречи со мной, чтобы еще какие изделия сделать. Видел я его глаза, наверное таким взглядом этот человек смотрел на Петра Великого и те технические задания, что выдавал первый русский император своему лучшему токарю.

— Ваше высокоблагородие, злоумышленника, поганца, что ночью подбросил сырых дров в печку, да при том закрыл юшку, не изловили! — докладывал сержант.

Будилин стоял по стойке смирно и говорил мне с нескрываемой радостью — то ли являл радость от того, что я жив, то ли оттого что сам не виноват.

Хотелось бы верить во второй вариант объяснения поведения гвардейца. И сержант радуется, что он не причастен к перепитиям, что случились со мной. Но штатный психолог, если не психиатр, моему отряду пригодился бы. Где же его только взять?

А нигде не возьмёшь. Роль психологов в это время выполняют священники. И как-то сильно давно я не исповедовался у батюшки. Кстати, не мешало бы сходить в церковь. А то, того и гляди, начнут посматривать косо. В это время даже последний преступник, подлец и мразота — и тот будет православным, рьяно молящимся в храме. А я уже два воскресенья пропустил. Не порядок. Третьего раза не простят. Еще и батюшка спросит, где этот Норов, почему не явился.

Решено: в ближайшее воскресенье вся рота в полном составе строевым шагом идёт в церковь! Будем показывать и тут дисциплину.

Я привстал, сперва сел на краешек кровати, прислушался к своим ощущениям. В голове ещё присутствовал шум, который можно сравнить с последствиями лёгкой контузии. Но в остальном всё, вроде бы, в порядке.

— Кашина зови! Одеваться буду! Поеду к Кириллову! — решительно сказал я и поднялся.

Пространство вокруг меня немного исказилось, тело повело чуть в сторону. Но я сфокусировал взгляд на одной точке и постоял так, и всё быстро пришло в норму. Так что своего решения поехать к начальнику Оренбургской экспедиции я не изменил. Нужно с ними согласовать план действий. А так же я хотел бы предупредить Кириллова, чтобы он постоял в стороне.

Есть у меня четкое понимание, что после уже второго покушения на мою жизнь, я войду в клинч с Васькой Татищевым. Он мне, если честно, в будущем не особо нравился и как историк. Я все больше Ключевского с Соловьевым уважал. Да и я тут есть, и по истории книгу так же пишу.

Я встал к кади с водой, чтобы обмыться. Ну не одевать же мундир на потное тело, да еще от которого воняет гарью.

— Его превосходительство нынче беседуют с его благородием прапорщиком Саватеевым. Превеликий переполох случился, когда прознали, что вас убить хотели, — сообщил мне важную информацию сержант.

Я так и застрял, согнувшись над кадью с водой. Вот как можно так докладывать? С мыслями о том, что я недостаточно уделяю внимание умственному развитию своих подчинённых, что они не могут вычленить, где важная информация, а где второстепенная, и оттого назвать их доклады полноценными не поворачивается язык, я скоро стал одеваться. Решил, что отчитаю сержанта Будилина, но сделаю это потом. Пока не так уж и много у меня сил, чтобы тратить их на экзекуции личного состава.

Мундир принес другой солдат. Кашина на месте не обнаружилось. Как оказалось, Будилин мне ещё один важный пласт информации не сразу сообщил. Он с пазами выдавал все новую и новую информацию, тем самым прибавляя себе степени наказания в будущем.

Мой братец… Тот самый Александр Норов, что уже успел опозорить и имя, и фамилию, которые я так стараюсь возвеличить, исчез той ночью, когда и произошло покушение на меня.

Странное покушение, какое-то незавершённое. Ну ладно, закрыли юшку в печной трубе. Это давало немало угарного газа. И если бы в моём доме не было дежурной смены, то и такой план был бы вполне себе реализуемым. Как показали события, нахватался-то я угарного газа и вправду немало. И ещё бы минуты три-четыре — и даже мокрая повязка на лицо не спасла бы.

Но… Вот это очень важно… Возле дома нашли бочонок со смесью смолы и масла. Если бы этой горючей жидкостью плеснули на сам дом, то случился бы еще и серьёзный пожар. И мои шансы выжить уменьшились бы как минимум вдвое. А уж то, что я бы потерял все свои записи и наработки — тут к бабке не ходи!

Вот Данилов и Кашин, а также и подпоручик Смолин и организовали преследование беглеца-братца. Ведь, по логике вещей, кто убегает — тот чаще всего и виноват. А у кузена было немало причин пойти на столь гнусный поступок. Ведь его долги никто не отменял. Они отправились в стороны трех дорог, которыми мог бы убегать Норов. Хотя братца я бы назвал не Норовым, а Воровым. Вороватый он.