Русский флаг (СИ) - Старый Денис

А если дело в долгах… То, значит, есть тот, кто пообещал эти долги за подлое дело оплатить. А кто в этих местах один из самых богатых людей? А кто в этих местах уже пробовал меня убить? Кому я, как кость в горле стал?

— Татищев, сука! — пришёл я к однозначному выводу, кто виноват.

Теперь оставался вопрос: что делать?

— Убью гада! — тихо прошептал я, чтобы не слышал более никто, и вышел из комнаты, что временно стала моей спальней, ну, или лечебной палатой.

— Вы? Поздорову ли, Александр Лукич? — с удивлением спросил Кириллов.

Я вошел в свой же кабинет. Тут сидели трое: Кириллов, Саватеев, Подобайлов. Возле кабинета ждал еще Богдан Григорьевич Анненков, становившийся своего рода Санчо Панса при Доне Кихоте — Кириллове. Да, ехать мне никуда не пришлось, все уже собрались здесь.

Я осмотрелся. Вокруг не было и следа от пожара. А вот запах гари еще не выветрился, и мне стало плохо, пришлось сдерживать рвотные позывы.

— Не желаете ли, господа, переместиться в иную комнату? — спросил Саватеев, поняв, что мне не так уж и улыбается находиться в этом помещении.

Через несколько минут мы уже были в той комнате, где я приходил в себя — подальше от угара.

— Хочу заявить, господин… — Иван Кириллович Кириллов заговорщицки посмотрел на Саватеева, а после и на Подобайлова.

Странно было видеть такое единение между этими людьми. Я даже не мог объяснить веселье, которое явно сдерживали собравшиеся, вроде бы как, по не такому и радостному поводу люди.

Что их так радует и объединяет?

— Я рад, секунд-майор, что вас видят в Петербурге. Смею заявить, что по заслугам вашим видят, — сказал Кириллов и подал мне свою обветренную руку для пожатия.

Механически ответив на рукопожатие, я внутренне и сам обрадовался, старался сдерживаться, чтобы не проявить слишком много эмоций. Я секунд-майор? А кто сработал? Елизавета как-то пропихнула? Пропихивать она мастачка. Или Бирон? Пока это не так уж и важно.

Что говорить… Приятно, и даже очень получить новый чин. Я вообще считаю, что это миф, что люди взрослеют. Нет, они просто с каждым годом всё больше натренировываются сдерживать свои чувства и эмоции. Но как ребенку радостно получить новую игрушку, да еще и такую, которой нет у других — так и мне новый чин.

Секунд-майор в гвардии — это шестой чин по Табели о рангах. И уже очень даже весомая заявка для того, чтобы вырасти от пешки на шахматной доске в более значимую фигуру.

— Вы словно и не рады! — усмехнулся Кириллов, который был еще тем карьеристом.

По его мнению и раковые опухоли должны рассасываться с каждым новым повышением, так он относился к карьере.

— Прошу простить меня, господа. Сие назначение весьма лестно для меня. Но момент нынче не праздничный, ведь, сами понимаете, вопрос не снят… — я оглядел собравшихся. — Кто же это сделал? И почему меня не убили?

Господа, видимо, ожидали, что я сейчас же прикажу распаковать «неприкосновенный запас венгерского вина», о котором шептались все. Повод же железобетонный. А я вот такой…

Ещё раз оглядев их лица, я всё-таки чуть мягче добавил:

— Мы обязательно отпразднуем мое повышение. Но… Любое преступление раскрывается лучше и вернее всего в первый день после его совершения. Ну а с каждым другим днем вероятность узнать имя преступника тает, как в оттепель снег. Посему…

Я устроил мозговой штурм. Мы выдвигали версии. И как бы ни пытался я уводить рассуждение в сторону, все равно виновником случившегося покушения выходил мой двоюродный брат Александр Матвеевич Норов. А вот имя заказчика все старались не произносить.

Сашка удрал. Он был в доме. Мог ли сам все это провернуть? Вряд ли, его бы не пропустили к печи.

— Кто помогал преступнику, выяснили? — спросил я.

Все сводилось к тому, что без помощника нельзя было совершить преступление. Офицеры молчали, но показывали взглядом, что они вообще-то знают, кто именно помогал проникнуть в дом Александру Матвеевичу Норову… Как же неприятно упоминать свою фамилию в негативном ключе!

— Да знаю я, что это Егорка Мартын впустил Норова… Простите, Александр Лукич, что упоминаю вашу фамилию, — сказал Кириллов, в очередной раз показавший, что держит руку на пульсе городских событий.

— Господа, работайте, сыщите татя! — сказал я, чем несколько озадачил присутствующих.

Должно быть, они думали, что я сейчас начну сыпать приказами, искать виновников. Что стану лично допрашивать того самого Егорку Мартына, в доме которого я и проживал. Но… Нет, не буду я этого делать. Зачем? Если мне предельно ясно, кто именно виноват в этом покушении. Василий Никитич Татищев — вот моя цель.

И нужно немного сбить с толку этих людей. Пусть думают, что я, якобы, принял версию с главным злодеем в лице моего же двоюродного брата.

— Господа, я покину вас ненадолго… — сказал я, задумавшись.

Спешно, насколько только мог, я вновь направился в свой кабинет. Подошёл к шкафу, вытянул ящичек. Уже не так меня беспокоил запах гари, сколько…

— Сука! — выкрикнул я, но как-то… может, даже и с долей восхищения.

Я смотрел на дно ящичка — абсолютно пустого. Серебра, того самого, что мне дала государыня на покупку земли… Его не было. Украл награду братик… Убью! Вот так, с улыбкой и с восхищением наглостью братца, и расквитаюсь с ним.

Но как же быть теперь? У меня собственных средств едва шестьсот рублей осталось. В Петербурге — еще пятьсот рублей. Но и все. Остальное было потрачено, в том числе и для того, чтобы моя рота и я ни в чем не нуждались. Чем теперь расплачиваться с башкирами за землю? Я уже на днях должен буду передать серебро степнякам и направить своих людей, то есть Кондратия Лапу, на место, в Миасс.

Александр Матвеевич Норов чувствовал себя прескверно. Нет, со здоровьем всё было более чем хорошо. Скорее, признаки жизни подавала его совесть. Пусть это явление в Александре Матвеевиче было словно бы смертельно больным, но оно ещё пока было.

Двоюродный брат секунд-майора Норова с презрением теперь смотрел на человека, которого всем сердцем ненавидел. Он смотрел на того, кто вовлек Норова в преступление против собственного двоюродного брата. Узнают на родине…

Лишь только маленький повод, искра, и Александр Матвеевич может вспыхнуть ярким пламенем, тем пожаром, который он так и не устроил в доме, где проживал его брат.

Прохор Иванович Потапов же с некоторой брезгливостью смотрел на Норова, считая того и вовсе падшим человеком. Взяться убить своего родича? Так поступают только самые лютые безбожники.

— Деньги? Когда я получу обещанные свои деньги? — спросил Александр Лукич Норов, жела поскорее уже избавиться от вынужденного соседства с Потаповым.

— Как и условились, на третий день, когда доподлинно будет понятно, что ваш брат почил, и будут деньги. И не держите меня за дурака… Я же знаю, что при вас нынче деньги капитана Норова, — Потапов усмехнулся. — Знаете ли вы, что вашему брату пришло повышение в чине до секунд-майора? Экий он шустрый… был. Ведь был же?

— Я сделал всё, на что и был уговор! — поспешил ответить Александр Матвеевич.

Конечно же, Норов, который геолог, или всё-таки в последний момент струсил, или же поддался на стоны своей умирающей совести, но дом двоюродного брата не поджёг. Хотя юшку в трубе закрыл и сырых двор подкинул в печи.

Потапов прекрасно знал о финансовых затруднениях Александра Матвеевича Норова. Более того, он посчитал лучшим вариантом, если убийцей станет сам двоюродный брат гвардейского капитана. По крайней мере, так можно было бы подобраться к Александру Лукичу Норову ближе.

Уже очень крепко получилось гвардейцу выстроить систему собственной безопасности. Даже приблизиться на пятьдесят метров к командиру гвардейской роты уже представлялось проблематичным. Ну, а если и приблизишься на такое расстояние, то тут сработать наверняка мог бы только штуцер. А такое большое ружьё никак не спрятать.

Хозяин дома, в котором проживал Александр Лукич, был подкуплен воистину большими деньгами. Триста рублей Потапов заплатил этому человеку. И за что? Чтобы лишь он просто постоял в сторонке. Александр Матвеевич Норов вырядился в хозяина дома, благо, что ветер дул такой силы, что было вполне уместным носить плащ с глубоким капюшоном, скрывающим лицо.