— Именно так, — ответил КИР.
Максим загасил окурок о валёжину, бросил в костёр.
— Вот что мне интересно знать, Коля, — сказал Михеев, продолжавший внимательно наблюдать за Максимом. — Как ты услышал, что мы говорим, находясь на другом берегу реки? Метров сорок расстояние, шум воды, говорили мы шёпотом. А ты услышал, что Савченко обращается ко мне «товарищ комиссар». Как?
[1] Николай Григорьевич Крапивянский — советский военный и государственный деятель, офицер Русской императорской армии, участник Первой мировой и Гражданской войн. В 1937 году репрессирован как троцкист и активный участник контрреволюционной организации.
Глава двадцатая
Максим встретился глазами с Михеевым.
Тёмно-карие с голубыми.
Становилось понятно, как этот человек в тридцать лет дорос до таких карьерных высот. Во взгляде начальника Особого отдела Юго-Западного фронта товарища комиссара госбезопасности третьего ранга читалась железная воля и непреклонное стремление докопаться до самой сути человека, который был ему в данный момент почему-то интересен. Такой не отступит ни перед чем и выполнит любой приказ партии и правительства. При этом честен и одновременно достаточно гибок, чтобы умело лавировать в океане неизбежных интриг.
Крайне опасных в это труднейшее для страны время.
А ещё товарищ комиссар, несомненно, умён. Командовать Особым отделом целого фронта дураку не доверят.
Максим вспомнил как собирался выходить из окружения один.
Ну да, собирался.
Мало ли что он собирался.
Например, он собирался стать первым в мире нуль-звездолётчиком. А стал первым в мире путешественником во времени.
Хотя и нуль-звездолётчиком тоже, учитывая, что «Пионер Валя Котик» перенёсся не только во времени, но и в пространстве.
Обстоятельства. К слову, они уже изменились с его появлением и действиями в этом мире. Командарм Потапов не попал в плен, а комиссар Михеев остался жив. Пока жив. То есть, история слегка изменилась и, возможно, это приблизит Победу хотя бы на несколько часов. Что будет потом — не его дело. Он делает, что может и должен.
— У меня исключительно острый слух, — ответил Максим.
— Насколько исключительный?
— Острее, чем у кота.
— Не может этого быть, — не поверил Михеев.
— А вы проверьте, — рядом сидели красноармейцы, с интересом прислушивающиеся к разговору, поэтому Максим обращался к Михееву на «вы».
— Хм. Кто-нибудь, помогите подняться.
Один из красноармейцев встал, протянул руку. Михеев ухватился за неё, поднялся на ноги. Поморщился, опёршись на раненую ногу.
— Давайте ногу посмотрю, товарищ комиссар, — сказал Максим.
— Потом. Сначала слух.
Он прохромал за костёр метров на сорок. Остановился и прошептал: «Хромой волк».
— Что я сказал? — спросил в голос.
— Хромой волк, — ответил Максим. — Идите сюда, товарищ комиссар. Будем ногу лечить.
Рана оказалась не слишком опасной, но болезненной. Осколок глубоко вспорол мышцу бедра. Рану зашили, но она продолжала кровить. Максим перешёл в сверхрежим, снял боль и воспаление, нашёл всё те же, много раз выручавшие его листы подорожника, промыл их горячей кипячёной водой из солдатского котелка, наложил на рану, снова перебинтовал.
— Предлагаю переночевать здесь, — сказал. — Ноге нужно дать отдохнуть. Людям тоже. Завтра должно быть полегче.
— Да ты просто кудесник какой-то, лейтенант, — сказал Михеев, надев измазанные в крови и грязи галифе. — Ноге уже легче. Про слух твой я даже не говорю. Он феноменальный. Никогда в жизни не встречал людей с таким слухом. А я, уж поверь, встречал много удивительных людей.
— Чтобы исключить следующие вопросы, сразу могу сказать, что у меня хорошо развито ночное зрение и реакция выше, чем у обычного человека.
— А ещё ты, наверное, очень сильный, — сказал Михеев. — Хотя по виду не скажешь.
— Верно, — подтвердил Максим. — При случае могу побороть даже того, кто гораздо больше и тяжелее меня. Как вы догадались?
— Читал роман Джека Лондона «День пламенеет», — сказал комиссар, испытывающе глядя на Максима.
Он всё время меня проверяет, подумал тот. «День пламенеет»? Не помню такого романа у Джека Лондона. КИР?
— Название второго издания романа Джека Лондона «Burning Daylight» на русском языке, вышедшего в тясяча девятьсот двадцать девятом году, — подсказал КИР. — В первом переводе он и вовсе назывался «Красное солнышко», а нам известен под классическим названием «Время-не-ждёт».
— Неправильный перевод выражения «Burning Daylight»? — догадался Максим.
— Именно так. «Сжигать свет дня» в прямом переводе. Или тратить время попусту. Если ты помнишь, главный герой терпеть этого не мог.
— Хотите сказать, что я напомнил вам Элама Харниша? — весело осведомился Максим. — Если так, то не вы первый. Мне уже говорили, что я на него похож. В том смысле, что у меня, как и у него, сигналы по нервам бегут быстрее, и я могу за короткое время развить больше усилие. Кажется, примерно так это описывал Джек Лондон.
— Слух, зрение, реакция, сила, загадочное умение лечить руками…
— Оно не загадочное, — перебил Максим. — Ещё не хватало, чтобы меня обвинили в каком-нибудь шаманстве. Всё по нашей марксистской науке.
— Ну-ну, — сказал Михеев. — По науке, так по науке. Продолжим. Начитанный. С памятью и вниманием у тебя как?
— Не жалуюсь, — ответил Максим.
— Не устал?
— Нормально. Почему вы спрашиваете?
— Хочу провести небольшую проверку. Готов?
— Давайте, — пожал плечами Максим.
— Значит, задание будет такое. Ты отвернёшься, а я разложу на плащ-палатке десять или больше разных предметов и накрою их полой. Потом ты повернёшся, я откину полу и дам тебе три секунды на эти предметы посмотреть. Закрою снова. Ты должен запомнить и перечислить как можно больше предметов. Всё ясно? Заодно и зрение твоё ночное проверим.
— Яснее некуда.
— А нам можно посмотреть, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга? — спросил один из красноармейцев.
— Смотрите, конечно, — разрешил Михеев. — Потом, если захотите, сами так сможете упражняться. Развивать внимание и память солдату полезно. Да и любому человеку. Советскому — в особенности.
Максим отвернулся. Несколько минут сидел, прислушиваясь к ночным звукам. Шуршит плащ-палаткой Михеев. Потрескивает костёр. Тихо дышит во сне раненый командарм Потапов, и это хороший признак. Откуда-то с востока доносится отдалённый гул орудий, — там, на линии фронта, не утихает бой.
— Можно, — сказал Михеев.
Максим повернулся.
Комиссар откинул полу плащ-палатки.
Максиму хватило меньше секунды, чтобы одним взглядом охватить разложенные предметы и запомнить их.
А ему дали целых три!
— Двадцать один, двадцать один, двадцать один, — проговорил Михеев и накрыл полой плащ-палатки предметы.
— Обойма от винтовки с четырьмя патронами, — принялся перечислять Максим, — отдельно от неё один винтовочный патрон калибром семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. Один пистолетный патрон того же калибра. Коробка папирос «Казбек», отдельно две папиросы той же марки. Одна зажигалка. Коробка спичек. Грязный носовой платок. Котелок. Ложка. Фляга. Штык-нож «трёхлинейки». Ремень солдатский кожаный поясной. Иголка с намотанной на неё чёрной ниткой. Опавший кленовый лист, жёлтый. Камень. Всего семнадцать предметов.
— Ну-ка, — Михеев снова откинул полу плащ-палатки.
— Всё точно, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, — радостно сообщил один из красноармейцев, быстро пересчитав предметы. — Как в аптеке! Здорово, товарищ лейтенант, — он с уважением посмотрел на Максима. — Тоже хочу так научиться.
— Товарищ комиссар правильно сказал, — улыбнулся тот. — Результат достигается упражнениями. Тренируйся, и всё получится. Но, если честно, это было не слишком трудно.
— Почему? -спросил Михеев. — А, подожди, сам догадаюсь. У нас ограниченный набор предметов, поэтому ты примерно знал, какие из них я могу использовать. Осталось даже не запомнить, а просто убедиться, что они присутствуют. Так?
