Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Полдня пролетели как их и не было, но я обзавёлся полным гардеробом на весь год. Несмотря на все попытки Вронской помочь мне материально, свои покупки оплачиваю сам. Денег остаётся не так чтоб уж и много, но на год ещё хватит. Тратиться больше не на что, так чего их жалеть? А позволить женщине платить за меня? Это с какого перепуга? Все вещи привезли на мою новую квартиру и Вронская, ничуть не смущаясь вручает их Катерине с требованием почистить, погладить и развесить в моём шкафу.

Затем предупреждает мадам Бишоп что мсье Лапи́н отбывает на три дня «по делам» и забирает измученного меня с собой. На мой робкий вопрос, а не стоит ли мне взять с собой что-нибудь из вещей, она только смешливо хмыкает и загадочно отвечает, что они мне не понадобятся. Мы приезжаем на квартиру Алисии, где я как примерный квартиросъёмщик провёл предыдущие две ночи на кушетке, и она отправляет меня в ванную заявив, что от меня «несёт как от старого козла». Вогнав таким сравнением в краску. Ванна у госпожи Вронской не чета той «сидячей», что была в Одессе. В ней вполне могут уместиться двое таких как я. Или как я… и Алисия.

Мы лежим в кровати, и Алиса млеет от моих ласковых прикосновений, чувство стыда у неё отсутствует напрочь. Когда она совершенно обнажённая неслышно вошла в ванную комнату и взяв в руки мочалку начала меня намыливать, я чуть водой не захлебнулся от неожиданности. Чем рассмешил её до слёз, но все мои притязания на немедленную близость она решительно отвергла. Немного не по себе, когда такая волнующая женщина рассматривает твоё тело как доктор на медицинском осмотре, но видимо это он и был.

И только убедившись, что на мне нет никаких видимых следов от бушующих сейчас в Европе болезней, она сама забирается в ванну и мы там «играем и плещемся» пока вода не остывает. А затем продолжаем любовные игры в её спальне. Любовница она опытная, и удивить её ничем так и не сумел, впрочем и не стремился к этому. Мне нужна была «разрядка» и я её получил, что нужно было Алисе не спрашивал, скорее всего тоже что и мне, просто секс без всяких обязательств.

Мы просыпаемся, завтракаем и снова идём в кровать. Затем обедаем, проводим час в полудрёме на веранде, и она три-четыре часа занимается танцами, а я аккомпанирую ей на фортепиано. После этого пару часов опять сидим на веранде пьём кофе и просто разговариваем. Затем лёгкий ужин и вновь любовные игры до полного изнеможения. Все мои юношеские фантазии сбываются. Только ради этого стоило приезжать в Париж!

Она рассказывает о своей службе в Мариинском театре. Как пришла туда наивной девочкой и через что ей там пришлось пройти. О своей личной жизни она не рассказывает ничего, просто мимоходом обронив что в её жизни была и любовь, и предательство, и крушение всех идеалов и надежд. И вообще придворный балет, по её словам, ничем не отличался от узаконенной проституции только более привилегированной.

— Представляешь, когда мы попросили добавить нам, балеринам кордебалета содержание, то получили отказ. Мол, мы и так получаем достаточно. А если нам средств не хватает, то надо не клянчить денег у канцелярии двора, а подыскивать более щедрых покровителей! Словно эта державная морда не знал за что «покровители» готовы были платить. Сам-то он этим пользовался бесплатно. А попробуй ему отказать, так на всю жизнь и останешься во втором составе кордебалета.

О своей жизни в Одессе я всё-таки проболтался. Вот и не верь после этого байкам о «медовой ловушке»… сам расскажешь то, чего не хотел. Теперь Вронская знает, что я «советский» и немного переживает по этому поводу. Оказывается, квартал Пасси находится чуть ли не в самом центре белоэмигрантского «анклава» русских в Париже. Да уж… Занесло! Но мне здесь нравится, моя хозяйка и все домочадцы считают меня «швейцарским французом». Так что разговариваю только по-французски. Но меня это не напрягает, наоборот хорошая тренировка и практика. Только Катерина, кажется, что-то начала подозревать после моей встречи с Вертинским, но пока помалкивает. Она вообще какая-то тихая и незаметная.

Три дня «поездки по делам» пролетают для меня как-то незаметно и стремительно. И Алисия мягко но безжалостно выставляет меня вон, на прощание настоятельно посоветовав чтоб без её приглашения даже не вздумал появляться на пороге её дома. В общем-то правильно. У меня свои интересы, у неё своя жизнь, где юному любовнику места нет и не предвидится. Остаётся только надеяться на то, что наша встреча не сиюминутный каприз взбалмошной дамы. Но что за женщина! Мечта любого мужчины. В жизни заботливая жена и мать, в постели неистовая любовница.

* * *

Наша встреча с Вертинским состоялась уже в «моём» новом доме после возвращения из «деловой поездки». Его интересовало истинное положение дел в Советском Союзе. И с литературой, и с музыкой, и в первую очередь с жизнью простых советских людей. Врать ничего не стал, но и нагнетать излишних страхов тоже. Да и говорить-то мог только за Одессу, а этот город всегда стоит особняком.

Усиленно приглашать его в Союз тоже не счёл нужным. Хрен его знает, чем сейчас может закончиться такой приезд. Пусть уж всё идёт так, как оно было в той жизни. В разговоре вскользь упомянул что встречал в своём путешествии Петра Лещенко и аккомпанировал ему на выступлениях. Ещё из своего «прошлого» знаю о сложных отношениях двух русских шансонье и об их взаимной неприязни. «Два соловья на одной ветке не поют», это как раз о них. Но своей встречи с «русским королём танго» решил не скрывать.

Александр Николаевич надулся на меня «как мышь на крупу», когда узнал о танго написанным мною для Лещенко. Но я сделал вид что не заметил этого и посетовал, что у меня есть ещё одна песня, но Лещенко в силу специфики своего репертуара просто не в состоянии спеть её так, как того хочу я. После чего повёл Вертинского в салон и сыграл ему «Пахнет морем». Маэстро сразу оживился и с благодарностью забрал ноты и слова песни. Вот видимо этот наш разговор с маэстро и слышала Катерина, после чего я и ловил на себе её задумчивые взгляды.

* * *

А подработку нашёл совершенно случайно. Возвращался из Консерватории от своего профессора с внушительным списком литературы и решил посмотреть на знаменитую Гранд-Опера́. Конечно, надеяться на то, что «Нотр-Дам» в ближайшем будущем увидят на сцене этого театра, нечего было и думать. Но мечтать-то никто не запрещает? Да и вообще здание стоило того, чтоб просто на него посмотреть и полюбоваться. Вот после его осмотра и решил пройтись по магазинчикам, посмотреть на сувениры и прикупить что-нибудь на память.

Так и наткнулся на улице Порт-Маон на кабаре «Жернис» с объявлением на стене у входа что им требуется пианист. На удачу заглянул и познакомился с владельцем. Им оказался Луи Лепле, моложавый мужчина лет пятидесяти. Встретил он меня немного неприветливо и сразу заявил, что если я играть не умею, то и время отнимать у него не должен, иначе он меня просто поколотит. Серьёзный дядька! Но меня он насмешил, а так как договора с ним у меня пока не было, то и поржать над его угрозами мне никто не запрещал. Думал, что на этом наше знакомство и закончится, но ошибся.

— Мсье Мишель, если Вы такой же смелый за инструментом, то думаю мы сработаемся, а Ваши смешки в течение месяца я уж как-нибудь переживу. Через месяц вернётся моя пианистка и мы расстанемся. А пока прошу за пианино, мне тоже хочется над Вами посмеяться! — в голосе Луи чувствуется усталость и скука.

Кабаре небольшое, всего восемь столиков и небольшая сцена, на которой четыре отчаянно визжащие девахи вовсю гоняют воздух подолами своих платьев имитируя Кан-Кан. Прохожу мимо них и ухмыляюсь. Думаю, что тут я и на неделю не задержусь. Слишком уж убогое помещение и кордебалет явно талантами не блещет, видимо и публика такая же невзыскательная, а следовательно, безденежная. Буду считать своё выступление благотворительностью в пользу бедных, заодно «окунусь в мир искусства». Главное, чтоб потом вынырнуть оттуда. Лепле выходит на сцену вслед за мной и громко хлопает в ладони.