Вид глава авиации имел лихой, на голове кепка, надвинутая на лоб, руки в карманах.
— Эээээ… Вообще-то был такой план. Ванну принять, вздремнуть.
— В полёте поспишь, Аркадий Ефимович.
— А что, собственно, случилось?
— Казгирей, свеженазначенный хан Яркендский, прислал гонцов, предлагает заключить мир. А я, как лицо ответственное… ну и тот, кому довелось с теми степняками разговоры разговаривать, предлагаю ковать железо, пока горячо и прямо сразу лететь к нему. Тем более, что ты тут летательный аппарат такой приобрёл.
— Ну… На нём же ещё надо научиться, освоить?
— Вот в полёте и освою, — это Федор Иванович сейчас недвусмысленно намекал, что за штурвал сядет он.
— Объясни толком?
— Ещё раз. Прибыла делегация. Ну, казаки их едва сразу же не положили, но те догадались с белым флагом показаться.
— Таааак?
— Их проводили к границе города, атамана на месте не оказалось. Филипп не взялся переговоры вести. В общем, образовался кризис власти. К тому же, все забздели к ним выходить.
— И ты пошёл?
— Ага, влёгкую самоназначился. И поговорил. Если отбросить их словесные кривляния, то Казгирей пришёл к власти в том ханстве, которое центровое у ногайцев, наравне с ханством Коратая. И сейчас, пока он кое-как устаканился в статусе хана, он предлагает заключить мир. Собственно, об этом послы и пришли сказать.
— Опять послы?
— Ну там один, старый Токбийке. Остальные, по сути, охрана.
— И что ты предлагаешь, не жрамши, ни что-то ещё — сразу лететь?
— А чего тянуть? Сейчас заправим этот огурец летающий и погнали. Суррогата моего выгружай, бойцов оставляй. Негоже мир заключать без свиты.
Я глянул на своих. Старшина пожал плечами. Виктор на «суррогата» вроде бы и обиделся, но не особо. Я расплатился с ним, как только мы приземлились и сейчас деньги жгли ему карман. Я, конечно, забыл ему сказать, что с кабаками в Николае туговато. Но ничего, покормят, а насчет выпить, пусть проветрится, даст своей уставшей печени отдых.
— Ладно. Заправляй. Погнали в Степи, заключим мир. Только было бы разумно того степняка с собой взять.
— Гм. У него конь в самолёт не поместится.
— Коня охрана отведёт, а он с нами. Иначе спросит Казгирей, куда послов дели? Непорядок будет. Тащи его сюда.
Какое-то время ждать всё же пришлось, но ждал я прямо в самолёте, как и четвёртый отряд.
Фёдор заправил технику, попросил кого-то из казаков и позвал немолодого, с подозрительным лицом Токбийке. Того привели сразу с группой поддержки, но пешком.
— Уважение Вашим сединам! — я пожал Токбийке руку.
— И шрамам, если уж на то пошло, — без пафоса согласился посол. — Ну что, Вы примете предложение о мире?
— Ну, канцтовары я с собой везу. Пока будем лететь подготовлю текст. Заключим.
— Что уважаемый найом имеет в виду под словом «полетим»? — Тойбике неплохо говорил по-русски, но тут ему показалось, что он слово неверно воспринял.
— Полетим. Нет, не так. Для начала пойдёте за мной.
Я увлёк старого степняка в салон.
— У Вас вещи с собой, документы, всё важное?
— Да, а что?
Фёдор Иванович тем временем зашёл в салон, я ему кивнул, чтобы задраивал люк.
Он с новой для себя техникой разобрался так легко и непринуждённо, словно всю жизнь её гонял.
— Вы присаживайтесь, уважаемый Тойбийке. Сюда-сюда, — мы уселись на пару кресел, я его пристегнул.
Громкоговорителя чтобы что-то там объявлять в самолёте не было, Фёдор Иванович пощёлкал тумблерами, что-то пробурчал угрюмо себе про «развальцую» и рыкнул в нашем направлении через открытую дверь переборки.
— Дэржитэсь, уже едэм, — он сымитировал кавказский акцент.
Двигатели последовательно завелись. Я должен был бы быть в кресле второго пилота, но Тойбийке заволновался.
— Куда это мы поехали? Я сроду на этих новомодных машинах не ездил.
— Да это не машина вовсе. И не страшно, почти.
Винты разогнались, подвигались вверх-вниз закрылки, потом колесные тормоза резко отпустили, и машина рванула вперёд.
Глаза Тойбийке побелели. Не то, чтобы он был робкого десятка. В конце концов, кого попало в Степи послами не назначают. Тут надо быть человеком отчаянным, потому что послы часто возвращались с переговоров между ханами в качестве голов в мешке.
Но это не значит, что человеку за пятьдесят и перемещающегося верхом с самого детства было легко полетать. Впрочем, до последнего момента он и не понимал, что сейчас будет.
Бывает, что до человека доходит, но уже слишком (к счастью), поздно. Взлётно-посадочная полоса неслась за иллюминатором, как полоса со всё большей скоростью. Я же посадил степняка к окну, чтобы если у него случится истерика, он не бегал по салону.
Зато раз уж иллюминатор был рядом, он повернулся к нему и на время залип. Оно же как, увлекательное занятие землю покидать.
Фёдор потянул штурвал, и полоса земли стала отдаляться, потому что мы оторвались от неё.
Степняк издал горловой звук.
— Выпей, горемыка! — с одного из задних сидений ближайший боец сочувствующе протянул ему флягу, тот рефлекторно сцапал и выпил. А потом ещё пару раз.
— Что происходит, найом? — его голос потерял значительную часть тональностей и звучал хрипловато.
— Я тигэн, премьер-министр каганата Южный Алы Тау. И мы летим. Как птички.
— Птички? — ошеломлённо закашлялся он и сноровисто сделал ещё глоток.
Он так и сидел, пока под мерное раскачивание салона не уснул, всё ещё сжимая флягу.
Я проверил, что он всё-таки не умер и аккуратно освободил свои руки из его рук:
— А что во фляге?
— Абрикосовая палинка, сорок один градус! — старательно доложил ситуацию боец.
— Разморило дядю, с непривычки. Ну и ладно, меньше стресса.
…
Зато я смог перебраться в кабину пилотов.
— Итак, куда мы летим?
— Река Яркенд, стоянка тоже называется Яркенд, отсюда же название ханства. Тот степняк вроде объяснил, если что, мы его позовём уточнить.
— Не позовём. Спит он, устал с дороги.
— Да? Ну, лететь нам долго, по ту сторону хребта Ат-Баши. Мы его уже пересекали, когда за дельфинами летали.
— Там в горах был аэродром вроде?
— Нет, под горами, среди равнин. Ты если устал, поспи, кресла удобные.
— Устал, но мне надо над документами пошаманить. Как тебе машина?
— Слушай, ну плавнее взлетает, чувствуется что большая, руля слушается, но не такая вёрткая.
— Ну, так у неё и размеры раз в десять больше, если по площади крыльев и грузоподъёмности.
— Да, получается, что так. Ты его, то есть, кнехта этого, купил или только сфотографироваться взял?
— Купил. Ты боялся, что он улетит и ты его не опробуешь?
— Ну, всё дело в том… Когда степняки прибыли, я сразу прикинул, что мир заключать надо в одном из трёх вариантов. Или к себе звать и тогда ждать месяц, пока хан с посольством прибудет.
— Он откажется. Не знаю, какая у него обстановка, но он только что стал ханом, к тому же свалился на местных, как снег на голову. Не станет он ханство покидать.
— Ну, значит и нейтральный вариант — средний, где-то на полпути не вариант. Значит, вариант три — летать к нему. Вот я и прикинул по картам, что это чуть больше полутора тысяч километров. Для моей птички далековато, к тому же по дороге горы. А горы проще всего преодолевать, поднявшись повыше, значит нужен потолок повыше.
— А тут мы на кнехте?
— Мне Филипп сказал, что ты прилетаешь на другом самолёте. Деталей он не знал. И я не знал, пока эту бандуру не увидел.
— Твою бандуру. Ну то есть, собственник, конечно, каганат, но летать у нас только ты умеешь. Тебе водить.
— Я так понял, что мне сейчас много летать?
— Почему? Задачи по снабжению всё ещё на французах. С ними что-то случилось? Свалили?
— Нет, летают, куда им деваться? Они на тебе целое состояние заработали, они никогда это направление по своей воле не бросят. Я говорю про Великий Курултай. Ты же сам на совещаниях рассказывал. Или это, внезапно, тайна?
