Кровавая ассамблея (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Если какие-то причины и были, то мне о них ничего не известно, — сказала она. — Но могу вас заверить, Алексей Федорович: граф никогда не стал бы просто так стрелять в безоружного. Он дворянин, а не разбойник. Если бы он имел претензии к князю Бахметьеву, то и решил бы их, как полагает дворянину!

— Совершенно я вами согласен, — ответил я, кивая. — В том-то и странность этого дела… Скажите, Вера Павловна, граф держал в доме пистолеты?

Графиня раздумывала всего мгновение. Потом подняла вверх руку, и дворецкий тут же подошел к ней.

— Капитон, сходи в кабинет князя, возьми из его стола шкатулку с пистолетами и немедленно принеси сюда! — строгим тоном приказала Вера Павловна.

Капитон моментально исчез. А графиня снова взялась за чашку, подула в нее и осторожно отхлебнула.

— Мой муж умел и любил стрелять, — известила она меня, глядя при этом в сторону. — И пару пистолетов держал не только на случай дуэли, но и для того, чтобы иметь возможность практиковаться в стрельбе. Так что стрелял он достаточно метко, уверяю вас.

— Из знакомых пистолетов, — добавил я.

— Само собой, — согласилась Вера Павловна. — Алексей Федорович, а вы и в самом деле такой опытный сыщик, как о вас говорят в свете, или же это просто слухи?

— Вероятно, просто слухи, — достаточно сухо ответил я. — Но мне приходится им соответствовать. Чтобы не терять лицо, знаете ли…

— Значит, то громкое дело об отравлении княжича Власова действительно раскрыли именно вы? — теперь графиня Румянцева глядела на меня сквозь очень узкий прищур, словно вдаль всматривалась. Мне даже как-то не по себе сделалось от этого взгляда.

— Не буду скромничать: я действительно приложил к этому руку. За что получил благодарность государя и проклятие рода Власовых.

— Вот как? — удивилась графиня. — В самом деле?

— В этом нет ничего удивительно, — пояснил я. — Младший брат злодейски отравил старшего, но и сам был предан гражданской казни и отправлен на Камчатку до скончания дней. В результате Власовы остались вовсе без наследников. А вину за это они возложили на вашего покорного слугу… — Я коротко кивнул. — Весьма удобная позиция, не правда ли?

— Но ведь вы просто выполняли свой долг! — заметила Вера Павловна, промокая платком под глазами невидимые слезы.

Должно быть ребенок в ее утробе в этот момент начал толкаться, потому что она внезапно замерла и вцепилась в живот обеими руками. Служанка, ожидающая в сторонке, так и подалась к ней, но в последний момент замерла на месте. Я напрягся.

— С вами все в порядке, ваше сиятельство?

Графиня сидела неподвижно еще некоторое время, затем облегченно выдохнула, расслабилась и откинулась в кресле.

— Да, все хорошо, Алексей Федорович. Мне еще две недели ходить, не меньше.

— Тогда, ради бога, не пугайте меня так больше!

Вера Павловна с горечью улыбнулась.

— Я полагала, что вы не из пугливых.

— Открою вам секрет, ваше сиятельство: все мужчины становятся пугливыми, будто лани, когда при них из женщины начинают выскакивать дети.

— «Выскакивать»? — с усмешкой переспросила графиня. — Сразу видно, что вам пока не доводилось присутствовать при родах!

— Да, это так, — не стал спорить я.

Тут вернулся дворецкий Капитон с деревянным ящиком на вытянутых руках. Толщиной он был с ладонь, а в длину немногим меньше полутора локтей. Ящик был покрыт черным лаком, а на крышке имел вырезанный замысловатый герб со львом и леопардом, удерживающими прямоугольный щит, под которым была видна латинская надпись: «Non solum armis». Означала эта фраза: «Не только оружием».

Подойдя, дворецкий очень бережно поставил ящик на стол.

— Открой шкатулку, — приказала Вера Павловна.

Капитон послушно сдвинул замысловатую защелку и поднял крышку. Повернул ящик сначала к Вере Павловне, а затем и ко мне, чтобы мы оба могли убедиться: пистолеты лежат внутри.

Это были французские пистолеты мастера Лепажа с шестигранными стволами и полным набором инструментов для их обслуживания и зарядки.

— Как вы сами можете видеть, наши пистолеты лежат на месте, в целости и сохранности, — ледяным тоном заметила графиня. — А теперь скажите мне, Алексей Федорович, положа руку на сердце: если бы мой муж задумал то гнусное злодеяние, которое ему приписывают, неужели бы он использовал для этого чье-то чужое неизвестное оружие, коль уж у него имелись собственные пистолеты? Хорошо знакомые и тщательно пристрелянные. Из которых он промаха не давал ни разу, и даже спорил на это счет со своими друзьями… Как вы полагаете?

Зерно здравого смысла в ее словах, несомненно, имелось. Конечно, никакие слова не могли опровергнуть того факта, который я видел вчера собственными глазами. Причем, при множестве свидетелей.

А, впрочем… Вчера я прибыл на место преступления первым, и видел лишь раненного князя. Все остальное — лишь цепочка умозаключений, не более того.

Хотя…

— Князь Бахметьев сегодня пришел в сознание и поведал генерал-полицмейстеру о том, как все произошло, — сказал я. — Он утверждает, что в него стрелял именно ваш муж, Вера, Павловна. Перед тем, как выстрелить в самого себя.

Глава 21

Новые версии и старые факты

Похоже было, что графиня ждала подобного ответа. Потому что сразу же закивала с очень невеселой улыбкой на губах.

— Это не более, чем слова князя Бахметьева, — заявила она немедленно. — И теперь, когда моего мужа нет в живых, он может сказать все, что ему угодно. Никто не посмеет ему возразить.

— Вера Павловна… — сказал я со всей осторожностью, на какую только был способен. — Я не совсем понимаю, к чему вы клоните.

— А все очень просто, камер-юнкер! Тому, кто убил моего мужа, было легче легкого убедить вас и других, что преступник в этом деле именно он. Но разве кто-то видел, как граф достает пистолеты и стреляет — сначала в князя, а затем и в себя самого?

— Нет, этого никто не видел, — согласился я. — Потому как именно звуки выстрелов привлекли мое внимание, но, когда я прибыл на место, все уже было кончено. Ваш муж был уже мертв к тому моменту, хотя и обнаружил я его несколько позже. А князь ранен в грудь.

— И настолько же серьезной оказалась эта рана? — со злой усмешкой спросила графиня.

Я уже начал понимать, к чему клонит эта женщина, которая вдруг стала казаться мне совершенно некрасивой, и даже какой-то… Нет, не уродливой, но появилось в ней нечто такое, что сложно описать словами. Злоба какая-то, что ли? И чувство это совсем не красило ее лицо, а наоборот — делало ее похожей на ведьму.

— Эта рана не была смертельной, — пояснил я. — Хотя пуля и угодила в область сердца. Князя Бахметьева спас нательный крест. Толщина серебра оказалось достаточной, чтобы остановить пулю и не пусть ее дальше ребер. Но предугадать подобное вряд ли возможно, ваше сиятельство.

— Отчего же⁈ — с вызовом спросила графиня, вновь превратившись из злобной ведьмы в обычную беременную женщину.

— Вера Павловна… — сказал я проникновенно и очень бережно, чтобы не допустить новой вспышки злости. — Я понимаю, что вы хотите мне сказать. По вашему мнению, хозяин ассамблеи сам отозвал вашего мужа в уединенное место, где заранее спрятал пару пистолетов. Затем, достав пистолеты из тайника, он застрелил вашего мужа, после чего выстрелил в самого себя, сделав это так, чтобы пуля намеренно угодила в нательный крест… Вы полагаете, так было дело?

— Именно! — воскликнула Вера Павловна.

Я вздохнул.

— Вера Павловна, голубушка… — я уже не находил слов, чтобы вернуть графиню на землю из мира ее фантазий. — Должно быть вы плохо себе представляете, что такое пистолет. Выстрел со столь малого расстояния просто порвал бы крест и не помешал бы пуле войти в сердце!

И тут графиня вдруг захохотала, да так закатисто, так искренне, что я почувствовал себя неуютно. А может Вера Павловна подвинулась рассудком после гибели мужа? Попросту свихнулась, и теперь все разговоры с ней не имеют никакого смысла?