Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Навья нов! — объявил во весь голос воевода. — Навья нов! Навья нов!

Кушак хотел надавить на меч еще раз, намереваясь вогнать его по самую рукоятку, но в тот же миг с телом Марьицы что-то случилось.

Глава 21

Неудержимая девичья мощь и «сверкающий меч богатырский»

Покойница вдруг начала дрожать. Сначала мелко, едва-едва, но постепенно дрожь усиливалась, так что несколько мгновений спустя она уже тряслась всем телом так, что руки и ноги ее подпрыгивали.

А потом она внезапно рванулась вперед-вверх. Воткнутый в землю меч удержал ее, и она вновь откинулась назад. Схватилась за рукоять меча и вырвала его из себя, насколько смогла. Потом ухватилась ниже и снова рванула вверх. Я увидел, как острые грани клинка оставили на ее ладонях длинные порезы. Плоть на них расступилась, но крови не было.

Кушак в ужасе отшатнулся от покойницы, попытался выскочить из могилы, но запнулся о ступени и упал лицом землю. Стремительно развернулся на спину. Быстро-быстро задергал ногами, упираясь пятками в землю, чтобы отползти подальше от гроба, но земля крошилась и рассыпалась, и он попросту барахтался на одном месте, напоминая купающегося в грязи хряка.

— Навья нов! — продолжал орать Добруня Васильевич наверху, брызжа слюной. — Навья нов!

Но было уже совершенно ясно, что заклинание это по какой-то причине не работает. То ли ошиблась знахарка Свияра, то ли кузнец Сваржич неправильно запомнил нужные слова.

А Марьица дернула меч в третий раз, вытащила его из себя окончательно и резко села в гробу. Быстро осмотрелась, увидела позади себя Кушака и по-змеиному зашипела на него, страшно оскалившись. Десны ее были такими же белыми, как и зубы. А потом она каким-то невероятным образом поднялась на ноги.

У обычного человека такого движения никогда не вышло бы. Только что она сидела в гробу, вытянув ноги, но вот вдруг качнулась вперед — и оказалась стоящей, с мечом в руке и зияющей раной в груди.

— Бей ее, Добруня Василич, бей! — орал Кушак, продолжая барахтаться на ступенях и все еще не в силах подняться на ноги. — Чую я, не к добру она очухалась!

Марьица резко задрала голову. Отрывистыми, какими-то куриными движениями заворочала шеей, поочередно глянув на каждого, кто находил над ее могилой, а потом тоже закричала. Это был тот самый рвущий душу детский крик, который мы уже слышали этой ночью в Соломянке. Но рвал он не только душу. На этот раз шмыга кричала столь близко от нас, что разорваться у нас готовы были сами головы, и все мы как по команде зажали уши, пытаясь хоть немного облегчить эту нестерпимую боль. А Настя, так та тоже принялась визжать не хуже шмыги, и визгом этим, мне кажется, привлекла к себе ее внимание.

А потом Марьица внезапно смолкла. Только что голосила так, что мозги у всех готовы были выскочить через рот, а потом вдруг — щелк! — и блаженство. Конечно, Настя все еще продолжала визжать, но разве ж это может сравниться с тем криком, который издавала шмыга? В сравнении с ним, визг этот был похож на ласковую колыбельную, которую нежная мать поет своему дитятке на ночь.

Затем Марьица слегка присела, легким движением оттолкнулась от дна гроба и в мгновение ока оказалась наверху, прямо лицом к лицу с ошалевшим воеводой.

— Э-э-э… навья нов, — сказал он растерянно.

Марьица — худенькая, хрупкая девица при жизни своей, самой макушкой достающая огромному воеводе едва ли до плеч — небрежно махнула рукой, зацепив Добруню раскрытой ладонью, и воевода словно пушинка отлетел в сторону, грузно рухнув у соседней могилы.

Проводив его взглядом, Настя сразу замолчала. Мне стало слегка неуютно. Выхватив из ножен свою заговоренную шпагу, я схватил Настю за локоть и дернул назад, себе за спину.

Марьица же посмотрела на меч, который все еще сжимала в одной руке своей, и затем швырнула его в замершего в нескольких шагах от нее Беляка. Попади он в него острием, так и проткнул бы, наверное, насквозь, но клинок ударился плашмя. Беляк отшатнулся, оступился и упал наземь, с неприятным звуком ударившись затылком. Да так и остался лежать, не издав ни звука.

Я направил шпагу на покойницу и покачал головой.

— Отправляйся назад в могилу, — посоветовал я с хрипотцой. — Мертвец должен лежать в гробу!

Марьица взглянула на меня абсолютно белыми глазами, широко раскрыла рот и негромко зашипела. И вроде бы ничего угрожающего не было в этом звуке, но я непроизвольно отшатнулся. Спиной наткнулся на стоящую позади Настю, чуть не сбил ее с ног.

И тогда шмыга прыгнула. Это не было похоже на прыжок обычного человека, да и прыжок любой твари божьей это тоже не напоминало. Так скорее прыгают марионетки в театре на ярмарке. Раз — и кукла уже в воздухе. Два — и вот она уже приземлилась. Мягко и совершенно бесшумно. Всего в одном шаге от меня.

Но на самого меня она при этом не смотрела, как будто и не было меня вовсе. Конечно, направление взгляда ее белых глаз отследить было не так-то просто, но я был уверен, что смотрит она на Настю. Ведь не было поблизости никого другого.

Да и сама Настя, похоже, нисколько не сомневалась, что Марьица заинтересовалась именно ей. И потому попятилась, бормоча:

— Эй, ты чего? Тебе чего надо? Отстань от меня! Сумароков, сделай что-нибудь, чтобы она на меня так не пялилась!

И я сделал единственное, что мне сейчас пришло в голову. То есть, шагнул прямо к Марьице и с силой толкнул ее в грудь, намереваясь отправить обратно в могилу. Но у меня ничего не вышло. Покойница даже не шелохнулась — я словно вековое дерево пытался столкнуть с места, и от неожиданности сам чуть не упал. И сразу наотмашь ударил шпагой, метясь в шею. Конечно, шпагой шею не перерубить, голова с плеч не свалится, но хоть какой-то урон такой удар должен был нанести этой нечисти!

Ан нет, не тут-то было! Шпага воткнулась в шею, как в сухую ветку, и сразу же завязла — мне пришлось рвануть ее назад с изрядной силой, чтобы снова вытащить. Шмыга передернулась, как от чего-то неприятного, но вовсе не смертельного, и шлепнула меня ладошкой по уху.

Вот это удар, братцы! Всякие удары я получал в своей жизни, но это был всем ударам удар! Казалось бы, и легкий совсем, даже без оттяжки, и такой небрежный, словно она от комара отмахнулась. Но я при этом подлетел над землей, перевернулся через себя, а миг спустя понял, что лежу в десятке шагов от прежнего места своего пребывания в вывернутой несуразной позе. Примечательно, что голова моя осталась повернутой лицом к шмыге, и я вновь узрел ее в то же мгновение, как раскрыл глаза. И видел я, как Марьица, вытянув руки вперед, медленно приближается в Насте, а та испуганно пятится от нее, мелко отмахиваясь ладошками.

Потом она повернулась ко мне и истошно завопила:

— Сумароков, ты чего там разлегся⁈ Спасай меня скорее от этой девки!

И то верно. Не время сейчас лежать на травке и приходить в себя. Нужно действовать.

Я вскочил. Вернее, я хотел вскочить, и даже встал на одно колено, но от столь резкого движения голова у меня закружилась, меня повело в сторону, и я снова упал. Впрочем, сразу поднялся, обнаружил, что все еще сжимаю в руке шпагу, и кинулся к шмыге, раскачиваясь.

Даже не знаю толком, чего я хотел добиться. Вряд ли у меня в этот момент в голове был какой-то план. Я просто делал то, о чем меня просили, но вот уверенности в благополучном исходе этого действа, у меня уже не было никакой.

Я подбежал к Насте, когда шмыга уже схватила ее за плечи и потянулась к ней, широко раззявив рот. Уж не знаю, сожрать ли она ее хотела, или же просто укусить, да и не думал я сейчас об этом. Я просто со всего размаха вогнал шпагу покойнице в бок, даже не ожидая, что у меня получится проткнуть ее настолько легко. Клинок сам скользнул в тонкое тело, прошил его насквозь, и я смог остановить свой выпад, только когда гарда уперлась в ребра Марьицы.

Та вздрогнула, отпустила Настины плечи и рывком повернула голову ко мне.

— У-и-и-и-и-и-и-и-и-и!!!