Гений МАЗа (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Не отпускаю. Сама езжу с ним. Вот, в Астрахани были. В сентябре Варшава-София. Не волнуйтесь, он теперь в грузовике — как в танке. Легковые считаем пройденным этапом.

— Но, дорогая. А как поставим на «березину» шестёрку в два с половиной литра? Неужто ты воспротивишься попробовать?

Её мнение знал, но интересна реакция.

— Пусть другие пробуют. Не те, кого жёнам приходится собирать по косточкам.

Будто она сама складывала мой скелет в той больнице.

Пока болтали, «москвич» съехал с шоссе на грунтовую и не слишком ровную дорогу. Я отметил про себя, как кидает его корму на рессорах. «Березина» шла намного мягче, глотая неровности.

Настройка её подвески — моя личная заслуга. Никакой спортивности, иначе бы сделал низкой и жёсткой. Не вдавался в американскую крайность, их лимузины мягкие как диван на колёсах, но слишком валкие. Делал под Европу, не забывая основное советское требование: максимально сглаживать неровности и не разваливаться от ударов на выбоинах.

Начался дачный кооператив, дорога стала очень узкой, даже «москвич» касался зарослей обоими бортами, наша — тем более, она шире по кузову и с правым внешним зеркалом заднего вида. Дачники без всякого уважения отнеслись к границам выделенных участков и прирезали от дорог сколько можно. Легковым не разминуться, грузовик может и снести насаждения по сторонам.

— Совсем немного автомобилей! — заметил отец. — И все загнали их на участок.

Естественно. Машина, брошенная на дороге, намертво её закупорит. Как это сделала «березина», потому что «москвич» втиснулся на собственное личное место. Марина пообещала отогнать служебную на полста метров дальше, к рощице, где чуть просторнее.

На участке я невольно вспомнил другую дачу — подмосковную, плод упорного труда умельца-самодельщика, технаря по образованию и призванию. Тесть был слишком гуманитарием. Они в своё время вместе с зятем кое-как привели в порядок домик, выкорчевали сдохшие деревья, собственно, на этом всё. Ни баньки, ни прудика, только грядки, клумбы. Одна сотка, по белорусской традиции, отдана под картошку, круглогодично доступную в магазине за копейки, зато «своя». Хорошо хоть оставили полянку перед крыльцом — посидеть-поужинать под открытым небом, коль не предусмотрена даже беседка.

У моих в Харькове дачи нет, но жильцы из дома моей юности самозахватом использовали землю во дворе, кто под цветочки, кто-то сажал что-то овощное. Мама, к сему бизнесу причастная, тоже считала себя сведущей в теме растениеводства и принялась обсуждать её с Анной Викентьевной, та на целый один процент откинула обычную чопорность и повела на экскурсию по «плантации». Отец с удовольствием полез в «Москвич-412» тестя, огромный шаг всего человечества по сравнению с его 407-м, потом оба попросили ключи и принялись изучать «березину», которая рядом с М-412 вообще производила впечатление космического корабля. Даже в базовой комплектации — без гидроусилителя руля.

Мы с Мариной и Машкой занялись продовольственной программой, распаковав харьковские запасы, во многом дублировавшие доступное в Белоруссии, и зачем это было тянуть издалека, а также закупленное тестем и мамойдорогой. Я соорудил импровизированный стол. Горячее Марина разогрела на газовой плите, питаемой от баллона.

— Как ты думаешь, наши поладили? — шёпотом спросил супругу.

— Отцы — точно. Мальчики — они всегда дети, даже если это дети пенсионного возраста. А тут сразу две игрушки! Даже завидно, как мало им надо для счастья.

— Марина! — вступилась сестра. — Ты и Серёжу этим обижаешь. Он — что, тоже просто с игрушками возится?

— Ну что ты! Сергей научился из игрушек делать неплохие деньги, сочетая развлечение с профессией. Но порой тоже ребёнок. Видела когда-нибудь подростков, вывалившихся в грязи? Например, на стройку забрались?

— Конечно!

— Вот мой муж — такой же. На ралли в Астраханской области вылез из МАЗа, так я его от штурмана только по росту отличила. По десять кило грязи на каждом. И дово-ольные! Как слоны после водопоя.

— Трудно представить.

— Да, Машуля. А ещё вообрази, там две женщины были, одной тридцать, другая как я. Обе перевернулись на МАЗе, искупались в какой-то жиже, одна шлем сняла — из шлема грязь течёт! Но обе вполне радостные, только уставшие. Отгородились, вымыли друг дружку из шланга, словно свой грузовик помыли, и отправились на награждение, сияя как новенький юбилейный рубль.

— Бр-р! Никогда не поверю, чтоб мой брат польстился на такую. Он — эстет, правда?

— Правда! — я не стал напоминать, что в Харькове сестра выставила меня лузером на женском фронте. — Маш, а у тебя как с личным? Парень есть?

Пожалел, что спросил.

— Никак. Тот, что нравился мне, на меня даже не смотрел, потом уехал в другой город, перевёлся. Липнут сразу двое, даже подрались между собой, я их держу на расстоянии и дразню.

— Возьми у Марины мастер-класс. Вот уж кто умеет манипулировать мужиками.

— Ты себя имеешь в виду? — спросила моя неестественно ровным тоном.

— Ты способна ГАИшника, остановившего за превышение скорости, заставить мчаться впереди с включёнными сиреной и мигалками, лишь бы не опоздать в процесс на другом краю города. Машка подобному не научилась.

— Хорошо бы! — призналась сестра.

Значит, личная жизнь у неё сложилась не так, как в той реальности. Там уже на первом курсе любовь-морковь, «мама и папа, вы не понимаете, это на всю жизнь» и так далее.

Наконец, родители-автомучители отмыли грязные руки, их жёны оставили в покое зелёные насаждения, все сели за стол — кушать, пить, произносить дежурные тосты «за знакомство», «за молодых», и это продолжалось до тех пор, пока не стемнело и не начала досаждать мошкара.

Она же заедала и ночью. Мы побрызгались «Ангарой», помогло лишь отчасти, а звон насекомых не стихал ничуть. Спальных мест в домишке хватало, более всего досаждал богатырский храп моего отца.

Нет, «досаждал» — слишком сильное слово. Я по-прежнему был бесконечно благодарен родителям, что они живы.

На утро обнаружилось, что у «березины» пропали колпаки колёс. Они индивидуального изготовления из стеклопластика, не подходят ни к чему более, даже на серийные машины не станут. Но кому-то же понадобилось! Руки бы пообломать.

Про ломаные руки вспомнил отец, когда вернулись в нашу квартиру в Минске, а Марина, прихватив Машку за компанию, метнулась за молоком и хлебом, соответственно, не могла слышать разговор. Он открыл окно на кухне, закурил и, выдыхая дым на улицу, спросил:

— Это правда, что ты её бывшему мужу проломил голову и переломал руки, сделав инвалидом?

— Отчасти. Сошлись на чемпионате города по контактным единоборствам, он пообещал меня убить. Я взял его на болевой, выворачивая руку за спину, как менты хулиганам. Он не смирился, попытался вырваться, дёрнулся. Как результат — перелом предплечья. Фактически сам себе сломал. Тебе правда это нужно знать?

— Мне — нет, — он пыхнул ещё раз. — И Франц Львович за тебя. Он поведал, что Анна Викентьевна до сих пор вспоминает первого зятя. Была на его стороне, пилила Марину за развод, уговаривала вернуться. Считает тебя зверем. Кстати, что с головой?

— Когда остановили бой и на ковёр выскочили люди, тот гориллыч раскидал всех и бросился на меня. Да, со сломанной рукой, но килограмм на 20 тяжелее. Как влупил ногой в промежность! Едва успел от него прикрыться, и то на правом шарике был синяк. Ну я и двинул ему в ответ — снизу в нос, до нокаута. И инвалидности. Что тёщу не устраивает?

В действительности меня волновала не мамадорогая, тут, похоже, клиника, а почему узнаю об этом от отца через тестя, не от Марины. Папа продолжил:

— Тот, как ты его называешь, гориллыч, он был из перспективной семьи, куда выше и их, и нашей. Делал карьеру в ОБХСС, мог стать большим начальником, даже перевестись в Москву. Теперь младшая и любимая дочка связалась с каким-то инженером-заводчанином, сыном простого автобатовца. Мелким вдобавок, тогда как, будучи замужем за худосочным прокурором, мадам мечтала улучшить породу внуками от гиганта. Представляешь, какое разочарование?