Штурмовик из будущего 4 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич

Глава 21

— Значит, вы утверждаете, что сбили, как минимум, восемь немецких самолетов, — капитан Тоносян в последний раз провел лезвием перочинного ножика по карандашу, который он принялся старательно затачивать, едва только Григорий уселся на табурет перед его столом. Разведчик полюбовался на свою работу, провел на листе бумаги короткую черту и удовлетворенно прицокнул языком. — А еще два или три, якобы, подбили. Все верно?

— Совершенно верно, — спокойно произнес экспат. — Вторую неделю по кругу бродим, как дрессированный ослик в цирке. В Куйбышеве видел однажды такого. Очень похоже.

— Ага, — вздохнул Тоносян. Отложил карандаш, поднял голову и впервые за весь разговор посмотрел в лицо Дивину. — Получается, товарищ майор, что вы, походя, переплюнули достижение лейтенанта Иванова. Это, если не в курсе, истребитель-ас из 101-го гвардейского полка. Он в феврале за четыре вылета на своей «кобре» нащелкал семерых фрицев. Читали, поди, в газетах?

— Да, помню, было такое, — согласно кивнул Григорий. И, не удержавшись, добавил с плохо скрываемым сарказмом. — Если мне память не изменяет, он при этом еще и умудрился израсходовать всего лишь около восьмидесяти патронов и снарядов. То есть, десяток на каждого сбитого. Потрясающий результат. Восхищен. Снимаю шляпу.

— Иронизируете? — вопросительно изогнул густую черную бровь разведчик. — Напрасно. Все победы лейтенанта Иванова подтверждены наземной станцией наведения. В отличие от ваших.

— А, вон в чем дело, — поскучнел экспат. — Так бы сразу и сказали. Видишь ли в чем дело, капитан — ничего, если я на «ты» буду?

— Пожалуйста.

— Отлично. Так вот, я подобное уже сто раз слышал. На той же Украине, когда так же, как и здесь, вылетал на «свободную охоту» и бил по ночам транспортники и «сто десятые». Даже не скажу тебе точно, сколько именно тогда гансов ссадил — мне их все равно не засчитали. К чему я это все? Не переживай, скандалить и качать права не собираюсь. Можешь не фиксировать мои слова в боевом донесении.

— Гордый, значит? — ухмыльнулся Тоносян. Потом вдруг встал, прошел к большому, в половину роста человека, сейфу, стоявшему в углу, открыл его, погремев ключами и ругаясь вполголоса на какого-то Мусаллямова, что вторую неделю не может отрегулировать замки, а потом вернулся к столу. Но не с пустыми руками: принес бутылку с простой бумажной этикеткой, на которой были намалеваны синим химическим карандашом странные закорючки, два граненых стакана и тарелку с нехитрой закуской. А еще полплитки пайкового летчицкого шоколада в разноцветной обертке.

Григорий с нарастающим удивлением наблюдал за ним.

— Извини, майор, ничего существенного под рукой нет, а посылать на кухню бойца лень, — смущенно улыбнулся разведчик. Открыл бутылку и плеснул в стаканы на два пальца темно-коричневую жидкость. По комнате тотчас поплыл приятный аромат, в котором сквозили незнакомые экспату нотки. — Коньяк. Настоящий, армянский. В магазине такого не купишь — из дома несколько бутылок с оказией передали. Отец сам делает. Велел открыть по значительному поводу. Держи, — он протянул стакан Дивину.

— И что за повод у нас такой нынче, что ты решил отцовский подарок освоить? — с подозрением осведомился экспат. Поднес стакан к лицу, принюхался и одобрительно кивнул. — Знатная, похоже, штука.

— Повод? Скажу по секрету: наш полк представлен к званию «гвардейский»!

— О, как. Поздравляю, — Григорий не торопился пить. Загадка требовала своего разрешения. — Ну а я-то с какого боку-припеку здесь? Закончится командировка и уеду.

— Не угадал, Кощей, — Тоносян покачал головой. — Пришел приказ: ты назначен на должность помощника командира полка по летной работе и воздушному бою. Так что, ты теперь официально служишь у нас. А, значит, тоже скоро станешь гвардейцем. Давай! — он легонько чокнулся с опешившим летчиком и неторопливо, с видимым удовольствием, сделал небольшой глоток из своего стакана. — Բան![1]

— Чего⁈

— Отличный коньяк, говорю. Почему не пробуешь? Давай, за товарища Сталина и победу!

— С мыслями собираюсь, — угрюмо процедил Дивин и, следуя примеру разведчика, тоже немного отпил. Не тот был тост, чтобы демонстративно отказаться, подловил его хитрющий армянин. Внутри обдало жаром, в голове почти мгновенно легонько зашумело. Но приятно. — Крепкая «водица», — осипшим голосом произнес летчик, смахивая тыльной стороной ладони выступившие слезы. — С ног, небось, валит запросто.

— Если перебрать, то — да, — довольно ухмыльнулся капитан, протягивая ему небрежно отломанный кусочек шоколада. — Закуси. Во, так-то лучше. Я тебе, Кощей, хочу одну вещь объяснить, — задушевным тоном произнес он. — Ты совсем напрасно видишь во мне…ну, врага — это, наверное, слишком громко сказано, но и не друга. Так?

— Ну-ну, — подбодрил его экспат, мельком подумав про себя, что с людьми подобной профессии, как у Тоносяна, доверчивость может слишком быстро обернуться «уютной» камерой. Проходили уже — до сих пор к непогоде раненая в штурмбате нога ноет.

— Мы проверили твои слова. Запросили партизан, подпольщиков — до кого смогли дотянуться, разумеется, и три дня назад получили ответ. Про восемь «хейнкелей» и «готов» ты, конечно, слегка загнул. Так что, убавим маленько. Но шесть гадов приземлил железно. И еще трое гансов еле-еле доковыляли до своих аэродромов. Один из них скапотировал при посадке и сгорел. Так что можешь смело идти к начфину за премией. Заслужил.

— Что ж, и на том спасибо, — сухо сказал Григорий. — Порадую заодно Савелия, пусть звездочки возле кабины намалюет.

— Обижаешься? — прищурился разведчик. — Думаешь, небось, чего тогда я тебе голову морочил все это время. Так?

— А если и так? — с вызовом глянул на него экспат. — Что, под арест отправишь?

— Да пойми, чудак-человек, — с жаром сказал Тоносян. — На кону стояло слишком много. Вершинин хотел быть уверен на сто процентов, что его донесение в Москву не окажется враньем. Там, — он ткнул пальцем в потолок, — сейчас нешуточная рубка намечается. После замены Петрова на Еременко полетело много голов. И никто не хочет оказаться следующим в этом печальном списке. Верховный, говорят, нынче сильно не в духе.

— Устал я что-то, — зевнул Дивин. Разговор ему наскучил. Сколько можно слушать про очередные подковерные игры командования? — Если не возражаешь, пойду. Надо отдохнуть немного, потом с Шепорцовым переговорить — обсудить мои обязанности на новой должности. И вообще, — он неопределенно покрутил ладонью.

— Не торопись, Григорий Иванович, — разведчик сел на свое место и указал летчику на табурет. — У нас с тобой еще есть несколько важных вопросов, которые требуется обсудить.

Экспат нехотя опустился на жесткое шершавое сиденье. Сделал еще глоток коньяка. Крякнул, поставил недопитый стакан на стол и потянулся за папиросами.

— А как хорошо день начинался, — с тоской протянул он. — Младлей Ченуша — пацан из третьей эскадрильи, прибыл с последним пополнением, — сегодня первый раз сел нормально. Без «козла». Механики из ПАРМа аж перекрестились. Говорят, не придется снова стойки ремонтировать.

— Да хрен с ним, с Ченушей этим, — досадливо отмахнулся Тоносян. — У нас с тобой дела посерьезнее намечаются. Про немецкую РЛС знаешь?

— В курсе, — медленно кивнул Дивин. Вечер переставал быть томным. — Она почти весь Керченский полуостров контролирует.

— Верно. Так вот, во-первых, решено покончить, наконец, с ней. Ты мужик неглупый, ходить вокруг да около не стану. В грядущем наступлении нам эта станция словно кость в горле!

— Однако! — присвистнул летчик. И, не удержавшись, витиевато выругался. — Там, если мне память не изменяет, несколько зенитных батарей со всех сторон понатыкано, и постоянно в воздухе истребители прикрытия барражируют. А еще замаскировано все по высшему разряду. С ложными позициями и прочими сюрпризами. Поди, найди ее. Сшибут еще на подходе.

— Что, и лучший штурмовик советских ВВС не справится с этой задачей? — с тонкой улыбкой поинтересовался разведчик. Вкрадчиво добавил. — Сколько у тебя боевых вылетов, Григорий Иванович?