Барин-Шабарин 2 (СИ) - Старый Денис

— Как бы не закончилось наше с вами увлекательное дело, после предлагаю, если это после у нас будет, пострелять из револьвера выделки моих мастеров. Смею заметить, что он значительно лучше, чем те, которые стоят уже на вооружении англичан, — сказал я, доставая коробочку с новым оружием.

Да, получилось собрать револьвер, как бы сказали в будущем, из говна и палок. Или всё же я не прав, так как машинка вышла, на мой взгляд, рабочей. По крайней мере, у Картамонова был Кольт, поломанный правда, но Козьма починил. Так вот… Мне мой револьвер больше понравился, хотя так же далек до идеала.

Дуэльные пистолеты любезно предоставил Жебокрицкий. Сомневался, что он всячески будет покорствовать тому, чтобы дуэль всё же состоялась. У меня также были дуэльные пистолеты, но я из них неоднократно стрелял. А хорошим тоном или даже правилом было то, что пистолеты на каждую дуэль должны быть новыми.

— Раз, два, три… — отсчитывал шестнадцать шагов Матвей Иванович.

Именно с такого расстояния и предстояло начинать дуэлировать. Русская дуэль — самая опасная и жестокая из всех дуэльных кодексов. Насколько я знаю, французы стреляются с куда большего расстояния.

— Господа, на позиции! — практически торжественным голосом провозгласил Алексеев.

Я встал возле воткнутой в землю палки, повернулся в сторону своего оппонента, правым боком прижал руку груди, поставив пистолет таким образом, чтобы он прикрывал сердце. Так я уменьшал зону поражения и прикрывал наиболее важный орган, сердце, немного легкие. В голову никто никогда не стрелял, это было и сложно для попадания, и считалось моветоном. Стреляли в туловище.

— Я вынужден ещё раз вас спросить, господа, не желаете ли примириться! — нехотя произнёс должную фразу Жебокрицкий.

Мы примириться более не желали.

— Сходитесь! — выкрикнул Алексеев.

Я посмотрел на своего оппонента, чтобы понять, как он себя чувствует. Нездоровая ухмылка говорила о том, что мой соперник не такой уж и безэмоциональный. Рука крепкая. Правда, чтобы его рука дрожала, Миклашевский ещё достаточно тяжелый пистолет не поднял.

Почти синхронно мы сделали первый шаг. Я оставался хладнокровным, стараясь ступать с таким образом, чтобы минимизировать зону поражения, плечом вперёд.

Ещё один шаг, ещё. Вижу, как дрогнула рука моего оппонента, который начал заносить пистолет, подымая оружие. Делаю ещё один шаг, скорее, даже шажочек, чтобы оказаться не так сильно близко к своему сопернику. Это очень опасно, но пасть от чужого оружия, ни разу не пристрелянного, даже с пятнадцати или с двенадцати шагов — не самая тривиальная задача.

Нет, если бы я хотел сейчас убить своего оппонента, скорее всего, я бы уже целился, а, может, и выстрелил. Попасть в живот для меня не представлялось трудно выполнимым делом, но убивать Миклашевского нельзя. Так что оставалось уповать лишь на то, что мой оппонент либо промахнётся, либо…

— Бах! -прозвучал выстрел, поднимая облако дыма.

Глава 19

Пуля врезалась мне в плечо, которое я и направлял вперёд, она, вырвав кусок мяса, продолжила свой полет. Я пошатнулся и чуть не упал. Боль обожгла плечо и тёплая жидкость, моя кровь, начала обильно заливать рубашку.

Плохо, конечно, что правая рука повреждена. Сейчас будет крайне сложно стрелять раненым. Но, разве сложно будет убить своего противника в упор?

— К барьеру! — выкрикнул я, стиснув зубы от резкой боли.

В глазах чуть помутнело, но я не терял самообладание. Смог отвлечься от боли в плече.

Я был в своём праве, требуя, чтобы мой противник подошёл к середине отмеренного нам расстояния. Туда же имел право подойти и я. Это и было сделано. Я вытянул левую руку с пистолетом. Да, так как правая всё же оказывалась почти неспособной держать достаточно увесистое оружие, нацелил прямо в грудь своему оппоненту пистолет.

И пусть коленки его слегка подрагивали, но мой соперник подошёл к барьеру, он смотрел мне в глаза, не закрывая их, даже не произнося молитвы. Миклашевский храбрился, что делало ему честь, он даже не стоял боком, полностью развернувшись ко мне и подставляя свое сердце, а ведь мог бы сжаться, прикрыться оружием, увеличить свои шансы на жизнь.

Никто не имел права ни осуждать меня, ни указывать как поступать. По крайней мере, во время дуэли. Это после уже можно все, вплоть до вызова меня на новый поединок. А пока секунданты молчали. Они ждали развязки. И сейчас все понимали, что я могу просто выстрелить, даже не целясь, и убить своего противника, более того, мне за это ничего не будет.

Ведь не станут же терять свою честь все присутствующие, которые уже дали клятву ничего не рассказывать про дуэль. Между прочим, и я, и Миклашевский подписали бумагу, по которой просят не винить в случае смерти оппонента. Так себе документ, но, если никто из присутствующих не проговорится, то данная бумага и вовсе не потребуется. Ну а появится свидетель. Тут я подумал о паскудной душонке Жебокрицкого, так бумага несколько смягчит мою ситуацию. Смягчила бы, если только я собирался, действительно, убить Миклашевского.

— Бах! — я выстрелил в воздух, заставив всё-таки зажмурить глаза и поджать голову в плечи своего соперника.

Вздох облегчения секундантов был слышан и мне, стоящему от остальных в пятидесяти шагах. Меня бы тихо презирали, если бы в такой ситуации я убил одного из виднейших дворян Екатеринославской губернии, да еще и находящегося в отпуске служителя Отечества.

— Если господин Миклашевский больше не имеет ко мне претензий, то я считаю себя удовлетворённым, сатисфакция мною получена! — собрав всю волю в кулак, стараясь не обращать внимание на боль, выкрикнул я.

— Дуэль состоялась! — с нескрываемой радостью в голосе провозгласил Алексеев. — Немедленно окажите помощь господину Шабарину!

Я пошёл на такой ход, опасный, к слову, чтобы окончательно поставить себя в обществе. Мой, казалось, безрассудный поступок должен был прийтись по душе всем. В этом мире все еще в почете лихость, смех смерти в лицо, мужество перед неминуемым. Опасные тенденции, к слову. Я знаю, что на войне погибают прежде всего те, кто играет со смертью. Порой, это люди, от которых зависят жизни иных бойцов, или же выполнение важной задачи.

Но я, вместо того, чтобы окончание дуэли омрачить смертью, да и вовсе перечеркнуть все свои успехи во время бала, я поступил в высшей степени благородно. Но в дальнейшем всё же мне нужно будет действовать крайне осмотрительно. Миклашевский оказался очень хорошим стрелком. Он всё же попал в меня, и если бы не моя стойка, и если бы не то, что я чуть-чуть, словно сработала чуйка, сдвинулся влево на пару сантиметров, незаметно, кости мои не были задеты.

Хотя, как оказалось в дальнейшем, рана была достаточно глубокая. И здесь бы очень пригодился стрептоцид, которого нет, и который я не знаю, как делать. Но доверять своё тело местным эскулапам, в уровне профессионализма которых я даже не сомневаюсь, а именно потому, что его просто нет, я не хотел.

И всё же я показался перед публикой, провожая каждого уезжающего. Мне всё указывали на то, что лицо моё бледное, да и чувствовал я себя прескверно, обмотав неимоверным количеством тряпок рану, чтобы она не саднила кровью и не пугала никого из уезжающих. Но, и этот шаг, когда я раненый провожал своих гостей, был мне в зачёт.

— Иди и подойди к Алексею Петровичу. Из-за тебя он стрелялся, в конце-концов, — услышал я голос Алексеева, который обращался к своей племяннице.

Уже жена Алексеева, как и его младшая дочь, которой предстоит стать девушкой не раньше, чем через пару лет, были в карете, когда ко мне подошла Лиза.

— Я, признаться, не думала, что вы столь благородны, — потупив глазки, говорила девушка.

Наверное, сейчас я выглядел глупо с этой навязчивой улыбкой, которую никак не мог прогнать со своего лица. Она умеет смущаться, она умеет говорить томным голосом. Она ещё более прекрасна, чем показалось мне ранее. Казалось, что неприступная Снежная королева всё-таки слегка оттаяла. От ее этого жара растаял и я. Или не от этого жара? У меня, действительно, поднималась температура и нужно было срочно занять, наконец, горизонтальное положение.