Барин-Шабарин 2 (СИ) - Старый Денис

Мне было интересно иметь небольшой бизнес в развивающемся городе. Одесса будущего мне нравилась, конечно, до определенных событий. Но есть в этом городе и русская душа, и глубокая культура. Не только русская, может, даже не столько русская, сколько культуру делали одесские евреи, греки, гагаузы… интернационал. Так что, я готов был вложиться даже прямо сейчас деньгами в будущий ресторан. Мало того, я заверил Гаскона, что смогу ещё подумать о том, какие блюда мог бы составить, чтобы наш с ним ресторан был в высокой степени эксклюзивным.

Ведь в этом времени ещё очень слаборазвита культура потребления томатов. Между тем, томатный соус, который был изготовлен в поместье перед приёмом, съеден весь и без остатков. Гости только и спрашивали нет ли ещё добавки. Да, и культура салатов в этом времени ещё не развита. Нет ещё пресловутого Оливье или салата Цезарь. Так что, для гастрономической деятельности простор велик.

У меня оставалось после приёма всего-то, это вместе с деньгами, что я взял у Жебокрицкого, девять тысяч семьсот рублей, тысячу из которых я отдал Гаскону. Он меня заверял, что ещё чуть более тысячи у него также имеется. И что за эти деньги сможет снять помещение, персонал у него минимальный, но имеется свой. Так что, ресторану быть!

Когда поместье опустело от гостей, даже было как-то немного грустно. Я мог бы занять себя тем, чтобы начать усиленно тренироваться, но делать этого не мог, плечо то и дело саднило, и не сказать, что заживало быстро.

Однако, заняться мне было чем. Во-первых, приехал Морницкий. Он не показывался во время приёма, как я понял, деликатно выждав, в Луганске, когда мои гости уедут, а после уже нагрянул.

Главный полицмейстер Ростова ехал в Екатеринослав и решил заехать ко мне. Всего лишь одну новость он принёс на своём хвосте, но отчего-то посчитал, что я обязан это знать. В губернию едет некий ревизор, отчего все градоначальники и полиция изрядно нервничают. Я понимал, на что намекает Морницкий. Нужно было использовать эту возможность, чтобы начать наступление на Кулагина.

Вместе с тем, у меня закрадывались мысли, что вице-губернатор не может действовать без согласования сверху, что у него есть так называемая «крыша». И для чего именно приезжает ревизор? Не для того ли, чтобы забрать свою долю со всех теневых операций местных коррупционеров? Как обычно бывает, всегда думаешь о худшем. Но быть наивным и верить в радужных единорогов, какающих сладким щербетом также не хотелось.

— Что это? — спросил я у мамы, когда она мне принесла некий блокнот.

Признаться, я опасался даже прикасаться к этому предмету. Чуйка останавливала меня. Наверное, это так шалит мой инстинкт самосохранения. Он, инстинкт этот, несколько глуповат, не понимает, что часто, чтобы выжить, нужно действовать жестко и рискованно.

Глава 20

— Господин полицмейстер, а готовы ли вы к войне? — спросил я.

Морницкий находился в недоумении, ему было непонятно, что именно я хотел бы услышать от него.

— Объяснитесь, сударь, — после некоторой паузы попросил полицмейстер.

— Вот вы приезжаете ко мне, сообщаете о том, что в Екатеринослав прибыл ревизор, тем самым подталкивая меня к тому, чтобы я начал совершать некие поступки. Так вот, а что будете делать вы? — в некоторой степени жестко уточнил я.

Ну, а кому будет нравиться то, что приезжает некий Морницкий и хочет, чтобы я своими руками хватал из костра жареные каштаны? И ладно бы этот самый полицмейстер был каким-то человеком, от которого я завишу или который нужен был бы мне, как партнёр в делах. Но я уже сделал то, что нужно было мне в Ростове: покарал своих обидчиков. И будут ли какие-нибудь существенные дела у меня в этом городе, бабушка надвое сказала. Так что, по сути, Морницкий для меня чуть более, чем бесполезный человек.

— Вы грубы со мной, — сказал Морницкий, встал и подобрался.

Я смотрел на него спокойным взглядом, всё же ожидая, что последует вызов на дуэль. Хотя, для вызова как раз-таки никаких поводов особых я и не видел. Да и стреляться с полицейским? А так вообще можно?

— Я готов послужить Отечеству, но безрассудных поступков совершать не стану, — сказал Морницкий.

— Вот так оно и получается, что никто не хочет жар руками загребать, потому костёр все больше разгорается. Вы же видите, что творится в губернии! Сами же говорили о том, что имеете подозрение о контрабанде на Кавказ. А там идет война и скоро… — сказал я и махнул рукой в сторону полицмейстера.

Если он теперь же не выразит желание действовать более решительно, то он для меня пустое место. Но и мне нужно быть поаккуратнее, а то собрался тут подрабатывать на общественных началах Дельфийским, нет, Луганским, оракулом.

— Что вы предлагаете? — поиграв желваками, спросил Морницкий.

— Вот мои предложения… — начал я излагать сут дела.

Мне Морницкий нужен лишь потому, что он, как чиновник, может обращаться в свои вышестоящие инстанции без лишней проволоки. И даже, если Морницкий заявится в Правительствующий Сенат и станет там утверждать, что в Екатеринославской губернии происходят ужасные вещи и коррупция глубоко пустила свои корни, то его, в отличие от меня, могут и выслушать.

К моему величайшему сожалению, я пока ещё не такой и знатный, или авторитетный по местным реалиям человек. Мало быть всего лишь дворянином, нужно ещё и как-то выделяться из дворянского общества, только не дрянным поведением, конечно.

К примеру, быть предводителем дворянства. Дворянина такого уровня обязательно выслушают. Предводитель может и сам заявиться в дворянское собрание, или к губернатору и высказаться. А вот, если я поеду в Петербург и стану стучаться в закрытые двери Сената, требуя от того разбирательства и принятия судебного иска, то вряд ли что-то у меня получится. В Третьем Отделении Его Императорского Величества вполне может получиться достучаться, особенно, если приплести какое-нибудь политическое дело, например контрабанду.

Однако обращение к нынешнему руководителю жандармов Алексею Фёдоровичу Орлову в обществе может быть принято крайне негативно. Причём, невзирая на те мотивы, которые побудили это делать. И даже в этом случае я готов действовать через Третье Отделение, если только увижу, что это возможно. Уеду тогда из губернии, так как жизни не дадут, но порядок наведу. Но полицмейстеру и по должности вполне выходит такие запросы делать. Вот его в обществе только похвалить могут, а меня за то же самое, предадут остракизму. Такой вот казус.

— То есть вы, как только что изволили выражаться, предлагаете мне эти самые каштаны горячие из костра вынимать? — спрашивал полицмейстер.

— Мы разделим эту участь с вами, — ответил я. — И я готов к этому. Готовы ли вы?

Я понимал, что мои предложения Морницкому сперва стать прикрытием для меня, а после, если не удастся договориться с тем же самым ревизором, который должен был приехать с проверкой в Екатеринославскую губернию, именно полицмейстер отправился бы в жандармерию.

Не могло подобное предложение выглядеть заманчивым для мужчины возрастом уже несколько за сорок лет. Это возраст, когда полностью иссякает бунтарских дух у большинства. К этому возрасту чаще всего уже теряется азарт, и решительность что-либо менять. Человек обрастает барахлом, получает какую-то должность, за которую он держится, словно спасательный круг. Как правило, с возрастом человек уже меньше уделяет внимания своему развитию, а, порой, так и внуков ждёт. Особенно в это время, когда жениться могут даже в раннем возрасте. Хотя, мужчины всё же женятся в более зрелом возрасте, в отличие от женщин.

— Моя семья… они остаются в Ростове, — взволновано говорил Морницкий. — Что будет с ними. И… не поймите превратно, господин Шабарин, но я хотел бы так же иметь не только опасность убить свою жизнь, но и…

— Когда у нас получится вывести на чистую воду некоторых деятелей, вы не останетесь в накладе, — внешне ровно, а внутренне брезгливо, ответил я.