Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ) - Тарасов Ник

— Отличная мысль, — согласился я, разглядывая его набросок. — Добавьте обязательно.

Кузнец изучив всё досконально, почесал затылок и сказал, что возьмется за работу и сделает за два дня. Глаза его при этом загорелись тем особым огнём, который бывает у мастеров, когда они берутся за интересное дело.

— Только металл хороший нужен, — добавил он. — Не из чего попало делать придётся, а то не выдержит.

— Разумеется, — кивнул я. — Используйте лучшее, что есть.

Тут Савелий Кузьмич снова заинтересовался конечным продуктом:

— А бутылки-то из стекла зачем вам? — спросил он с любопытством. — Дорого ведь выйдет. Не проще ли глиняные горшки использовать?

— У стекла свои преимущества, — ответил я. — Чистота, прозрачность… Да и пробку лучше держит.

Кузнец покивал, явно заинтригованный, но снова быстро переключился на обсуждение технических деталей — как и что должно быть сделано, какие допуски, как детали будут соединяться между собой.

В итоге по цене сошлись, что за пятнадцать рублей сделает одну форму. Я же, прикинув бюджет и потребности, предложил:

— А если две штуки закажу, какая цена будет?

Савелий Кузьмич задумался, что-то прикидывая в уме.

— Две за тридцать, — наконец сказал он.

— Многовато, — покачал я головой. — За две я бы дал двадцать пять.

Мы начали торговаться. Фома стоял рядом, переводя взгляд с меня на кузнеца и обратно, словно на состязании. Наконец, ещё поторговавшись, сговорились, что две штуки за двадцать пять рублей сделает.

— Только мне на это нужно четыре дня, — предупредил Савелий Кузьмич. — Работа тонкая, спешка только навредит.

— Ну, четыре, значит, четыре, — согласился я. — Главное, чтобы качество было на высоте. И формы были одинаковые.

Мы скрепили сделку рукопожатием, и я оставил задаток — пять рублей, чтобы кузнец мог закупить необходимые материалы.

Вышли с Фомой из кузницы, и он восторженно зашептал:

— Егор Андреич, да он же мастер! Настоящий! Я таких только в столице видел. Повезло нам!

— Да, Фома, — согласился я. — Толковый мужик. Надеюсь, не подведёт.

Вернулись с Фомой на постоялый двор, уже порядком уставшие от городской суеты. На первом этаже уже было много народа — в основном служивые да приезжие купцы. Шум, гам, звон кружек, смех — обычная картина для трактира в вечернее время.

Я окинул взглядом публику и мысленно поморщился. Прикинув, что лучше сюда с Машкой на ужин не спускаться — слишком шумно и накурено, да и компания не самая подходящая для дамы — решил заказать еды в комнату.

Подозвал трактирщика, договорился насчёт ужина. Тот кивнул и обещал прислать слугу с ужином в самое ближайшее время.

Мужики же — Захар, Фома, Митяй, Пахом и Никифор, — сказали, что поужинают тут, в общей харчевне.

— Только на пиво не налегайте, — усмехнулся я, глядя на их загоревшиеся глаза. — Завтра дел полно.

Те дружно покивали, но по их лицам было видно, что именно возлиянием и планируют заняться. Что ж, заслужили — дорога была не близкая, да и вообще парни работящие.

Спросил у Фомы, есть ли у него деньги на угощение. Тот помявшись, сказал, что да, есть немного. Но я всё равно решил их порадовать и выделил несколько рублей из своего кошеля.

— Вот, держите, — протянул я деньги Фоме. — Гуляйте, заслужили. Только завтра чтоб все в здравии были. Нам ещё доски продать надо, да и так по городу пройтись, приглядеться.

— Благодарствуем, барин! — просиял Фома, принимая деньги. — Не извольте беспокоиться, всё будет в лучшем виде!

Оставив мужиков наслаждаться трактирной жизнью, я поднялся на второй этаж. В коридоре было тихо, лишь приглушённо доносились голоса из-за некоторых дверей.

Зашёл в нашу с Машкой комнату. Она уже успела прибраться и даже постелила на кровать свежее льняное полотно, которое предусмотрительно взяла с собой из дома.

— Ну как, договорился? — спросила она.

— Да, всё отлично, — кивнул я. — Кузнец знающий, сделает две формы за четыре дня. Дороговато, конечно, но качество должно быть хорошим.

Не успел я скинуть кафтан, как в дверь постучали, и молодой парнишка-слуга внёс поднос, уставленный различными яствами. Тут были и запечённая курица, и жареная рыба, и грибы в сметане, и свежий хлеб, и квас в глиняном кувшине.

Машка приняла поднос, расставила всё на небольшом столике у окна, и мы с удовольствием приступили к ужину. После долгого дня, наполненного хлопотами и переговорами, еда казалась особенно вкусной.

— А хорошо в городе, правда? — сказала Машка, глядя в окно на вечерние огоньки. — Столько всего интересного. Люди разные ходят, товары диковинные продаются…

Я улыбнулся, наблюдая за её восторгом. Машка жила раньше в городе, для неё не было в новинку, но видно было как она соскучилась по городской суете.

— Завтра пройдёмся по рядам, — пообещал я. — Купим тебе что-нибудь красивое.

Глаза Машки загорелись от предвкушения.

— Правда? А что?

— А это уже сюрприз будет, — подмигнул я ей. — Увидишь.

Закончив ужин, мы разделись и улеглись на кровать. Комната была небольшая, но чистая и уютная. Из окна доносились приглушённые звуки города — далёкие голоса, скрип телег, лай собак.

Перед сном Машка всё восторгалась, что как же в городе красиво, сколько всего необычного, и как ей не терпится побывать на рынке и в лавках.

Её голос становился всё тише, и вскоре она уснула, положив голову мне на плечо. А я ещё какое-то время лежал с открытыми глазами, прокручивая в голове события дня и строя планы на завтра. Нужно будет с утра пораньше заняться продажей досок, потом пройтись по лавкам, прицениться к товарам… И, конечно, не забыть про обещанный Машке сюрприз.

С этими мыслями я и сам незаметно погрузился в сон, под далёкий гул городской жизни за окном.

Глава 20

Утро на постоялом дворе выдалось шумным. Еще солнце не взошло, как я почувствовал, что Машка уже проснулась. Правда, она всячески старалась не подавать вида, но то, что она уже не спала и была вся на иголках — чувствовалось. Лежит рядом, дыхание неровное, то и дело ворочается, будто ей места мало. А когда я чуть приоткрыл глаза, заметил, как она украдкой поглядывает на окно, где первые рассветные лучи едва пробивались сквозь занавеску.

— Машка, — тихо окликнул я, — не притворяйся. Знаю, что не спишь.

Она тут же повернулась ко мне, и глаза её засияли, словно две утренние звёздочки.

— Егорушка! — радостно выдохнула она. — А я думала, ты ещё спишь, не хотела будить.

— Как тут поспишь, — усмехнулся я, потягиваясь, — когда рядом такая красавица ворочается, будто на иголках лежит? Да и город шумит уже вовсю.

И правда, сквозь стены доносился гомон раннего утра: звонкие голоса торговок, стук колёс по мостовой, перекличка мастеровых, спешащих к своим лавкам и мастерским. Тула просыпалась, наполняясь жизнью.

Машка тем временем уже вскочила с постели и, накинув рубаху, принялась хлопотать по комнате. Достала из котомки остатки вчерашней снеди — краюху хлеба, кусок вяленого мяса, пару луковиц.

— Сейчас, Егорушка, завтрак соберу, — приговаривала она, раскладывая припасы на столе. — Чего ж зря деньги тратить, коли своё есть. Вот хлебушек, мясцо, лучок…

Я наблюдал за её суетливыми, но ловкими движениями, и на душе становилось тепло от такой заботы. Но всё же решил иначе.

— Не суетись, Машенька, — сказал я, поднимаясь с постели. — Побереги припасы на дорогу. Мы ж не в лесу ночуем, а на постоялом дворе. Тут полагается, чтоб хозяева кормили.

— Да ну, — махнула она рукой, — чего зря тратиться-то?

— Не зря, — возразил я, натягивая сапоги. — В городе так заведено. К тому же, здешняя еда повкуснее наших сухарей будет.

Машка несмело улыбнулась, и я понял, что ей хочется отведать городских яств, но скромность не позволяет признаться.

— Посиди-ка тут, солнце моё, — подмигнул я ей, — а я мигом.

Выйдя в коридор, я огляделся. По лестнице как раз поднимался мальчонка лет двенадцати, с вихрастой головой и в переднике до пят — видать, служка здешний.