Арбитр Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович

Катя чуть смутилась, но крепко взяла мать за руку.

— Спасибо, что ты здесь.

— А где мне ещё быть? — улыбнулась та. — Это мой внук.

Священник начал службу.

Колокола замолчали и в храме еле слышался звук морского прибоя.

Сына принесли в белой ризе.

Он был крошечным, но спокойным — как будто знал, что происходит.

— Крещается раб Божий Николай, — произнёс священник, держа младенца над купелью.

— Во имя Отца, — сказал он, погружая его в воду впервые.

— Аминь, — раздалось из толпы.

— И Сына, — второе погружение.

— Аминь.

— И Святого Духа, — третье, самое глубокое погружение.

— Аминь.

Вода вспенилась и успокоилась.

Малыш заплакал — чистый, звонкий крик, как будто впервые объявил о себе миру.

Я стоял рядом, держа свечу.

Катя — с другой стороны, затаив дыхание.

Николай I — за спиной, не отводя взгляда.

Татьяна Васильевна — чуть поодаль, но её рука не отпускала руку Кати.

Когда Коленька закричал — первый крик после купели — все улыбнулись.

Даже протоирей Гавриил, прослуживший на флоте не один год, провёл рукой по глазам.

Потом — миропомазание. Облачение в белую ризу. Обход вокруг аналоя.

И в конце — имя.

Не просто Николай.

Николай Александрович Ганнибал-Пушкин.

— Вот он, — сказал священник, поднимая его. — Новый человек.

— Новый человек, — эхом повторили присутствующие.

После службы был скромный обед в павильоне в нашем саду.

Никто не говорил о политике. Не спорил о войнах.

Только шутили, смеялись, пили вино и смотрели на море.

— Красивый вы храм построили, — едва кивнул в сторону церкви Николай I, когда мы стояли у окна и разговаривали ни о чём.

— Отец Гавриил говорит, что в неё даже с Николаева молодые венчаться едут, — прищурился я, глядя на золотые купола, сверкающие в лучах солнца. — Особенно морские офицеры её жалуют.

Вместо ответа Император замолк и напрягся. Такое состояние я нередко замечал, когда приходит вызов через Перл Связи и человек решает: ответить сразу или игнорировать сигнал. Николай выбрал первое и быстрым шагом вышел на улицу.

Через пять минут побледневший Император вошёл в павильон, подошёл ко мне и заявил:

— Как ты и говорил, амбиции персов возобладали над их разумом, и они пошли на нас войной. Мне только что Ермолов доложил — армия Аббас-Мирзы вторглась в Карабахское и Талышское ханство, а войска Эриванского сардара пересекли границу в районе Мирака. Я не доверяю Ермолову и отправил на Кавказ Паскевича.

— Ну, наконец-то персы разродились, — улыбнулся я в ответ. — Мне уже надоело слушать их нытьё с требованием пересмотреть Гюлистанский договор. Они с англичанами свой ход сделали — теперь очередь за нами.

— Ты прав, — кивнул Николай I. — Пора ставить точку в Закавказье, иначе…

— Иначе они будут считать нас слабыми, — продолжил я мысль Императора.

— Не только это, — тихо, почти шёпотом, сказал он, глядя в море. — Иначе каждый год к нам будут ходить с ножом у горла, требуя вернуть то, что мы победой взяли. Англия будет шептать им в ухо, финансировать и поставлять оружие. Франция — подогревать обиду, а мы… Мы будем вынуждены воевать снова и снова. Пока не проиграем из-за усталости. Нет. На этот раз — навсегда. Пусть Паскевич покажет, что значит русское оружие. А ты поставишь точку. Надеюсь, у тебя всё готово.

Сказать про то, что для Николая I и нашего Союза война с персами стала полной неожиданностью, будет неправдой. И в этом легко нас уличит каждый, кто будет вовлечён в текущие разработки Союза.

Думаете, нарисовать красивые стрелочки на карте военных действий — это залог успеха? Так вот вовсе нет.

Успех был проработан в мельчайших деталях. Буквально поминутно просчитан и размечен с точностью до метра.

В основу успеха легла логистика.

С точностью до минуты открыть портал перехода на берег озера Севан прямо с плаца военной части Симбирска, повторить то же самое, но уже на озере Урмия, что в тридцати верстах от Тебриза, отправив туда целый воинский корпус из Рязани, со всей артиллерией и обозом — вот это было круто! И таких подвигов состоялось немало. Логистика работала, и работала грамотно. План войны был чётко прописан и осуществлялся под контролем людей, верных Николаю.

А я, а что я⁈ Мне было достаточно дать в руки специалистов нужные инструменты, и объяснить, как их можно использовать.

Собственно, на этом всё. Дальше войной занимались специально обученные люди, а за ними следила та молодёжь, которая вскоре могла бы выйти на Сенатскую площадь.

Через два месяца основные силы противника были нейтрализованы, а остатки бежали с русской территории и попрятались в крепостях, которые после недолгой осады капитулировали.

А чего бы так не осаждать, если свежий провиант, воду и боеприпасы тебе чуть ли не к осадному орудию подбрасывают из центра России с помощью телепорта?

Я, дабы ускорить сдачу крепостей, предлагал с самолётов сбросить на них несколько ОДАБов*, которые мог создать буквально за несколько дней. Но Император завернул моё предложение, мудро рассудив, что не стоит раньше времени демонстрировать всему миру возможности нового оружия.

*ОДАБ — объёмно-детонирующая авиабомба.

За несколько недель русская армия на Кавказе сделала то, что в реальной истории продолжалось почти два года, и после падения Тебриза открывался прямой путь на Тегеран. Персия, вполне справедливо посчитала, что ей уже довольно, и запросила мира. В Тебриз на переговоры должен был явиться Аббас-Мирза, являвшимся основным застрельщиком нападения на Российскую империю.

Тут ожидаемо активизировались английские дипломаты всех мастей, в том числе и военные советники, наводнившие столицу Персии, и надули в уши правителю страны, что нужно сопротивляться до последнего перса и Англия поможет в борьбе с северным соседом. В общем, знакомая история в духе обитателей туманного Альбиона.

Настало время действовать Крымской роте, которая, собственно говоря, и была создана как раз для этого случая. А именно — было решено выкрасть Фетх-Али шаха, что позволяло России обойти британское влияние на персидский двор. Без шаха британские советники теряли ключевую фигуру для манипуляций, а внутренние разногласия в персидской элите могли бы привести к хаосу, делая продолжение войны невозможным.

Ранним утром на реку Шутруд, в тридцати километрах от Тегерана приводнился гидроплан и пристал к берегу. Спустя три минуты самолёт отошёл от берега, разогнался по водной глади, резко взмыл вверх и взял курс на север.

Через несколько часов, на столицу Персии легла ночь.

Тем временем в столичном дворце Голестан — резиденции правителя страны — в одной из пустых тёмных комнат загорелся лунным светом проём телепорта, через который одновременно могли бы пройти двое взрослых мужчин. Спустя короткое время свет в комнате потух, открылась входная дверь, и почти сразу донёсся свист арбалетного болта. Вслед за этим в коридоре кто-то негромко ойкнул и послышался звук упавшего тела.

В течение получаса по всему дворцу слышалось пение болтов, нёсших в своих наконечниках смерть, а на пол падали охранники, утыканные стрелами, как дикобразы.

Закончился гимн смерти у дверей опочивальни персидского шаха. Рядом с высокими двустворчатыми резными дверями лежало два трупа, из тел которых торчало по несколько болтов. Внезапно какая-то невидимая сила по мраморному полу оттащила мёртвых охранников в сторону и одна из дверей открылась. Через несколько мгновений из спальни донеслись глухие удары, невнятное мычание и резкий одиночный женский вскрик. Дверь в опочивальню закрылась, внутри снова вспыхнул лунный свет, чтобы через несколько минут потухнуть навсегда.

Открылась и тут же закрылась дверь в спальню Фетх-Али шаха, а на его смятой постели осталось лежать послание, адресованное его второму сыну Аббас-Мирзе с единственной строчкой на фарси: «Ждём в Тебризе».