деньги не пахнут 5 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Но буря только начиналась.

Появление Киссинджера было лишь первым падающим домино в цепи, которая ещё покатится с грохотом, сметая всё на своём пути.

Слова Киссинджера прогремели, словно удар грома над застывшей равниной. Судебный зал содрогнулся – не физически, а будто внутри каждого присутствующего что-то надломилось, сдвинулось, рухнуло. Эта фраза, произнесённая спокойным, усталым голосом старого политика, стала искрой, от которой вспыхнуло всё вокруг.

Как только первая костяшка упала, цепная реакция пошла сама собой – будто невидимая рука подтолкнула следующие. Одно признание повлекло другое, один голос пробудил десятки, сотни других.

Следом посыпались сотрудники "Тераноса". Люди, долго державшие язык за зубами, начали говорить. Страх перед молодой компанией не был их главным тормозом – куда сильнее давило нечто иное: влияние тех, кто стоял за ней, чьи имена шептали в кулуарах с осторожностью, будто говорили о богах.

Но теперь самый уважаемый из этих богов – Киссинджер – публично осудил Холмс. И страх исчез, как дым, развеянный сквозняком.

Первым выступил мужчина с седыми висками, голосом химика, привыкшего к точности формул:

– Возглавлял отдел химической инженерии. Госпожа Холмс неоднократно делала преувеличенные заявления прессе, идущие вразрез с реальностью. Просил согласовывать публичные отчёты с нашей командой, чтобы избежать ошибок. Получил отказ. После этого подал в отставку – не мог мириться с ложью.

Эти слова не доказывали, что технология поддельна. Но они били точно в цель: руководство гнило изнутри.

Следом заговорила молодая лаборантка, руки которой дрожали, словно она всё ещё держала пробирку:

– Работая в лаборатории, даже не знала, что используется изменённое оборудование. Отделы намеренно разделили перегородками, некоторые помещения скрыли за матовыми стёклами. Никто не понимал, над чем трудятся соседи.

Не прямое доказательство подлога – но в сочетании с остальными историями это выглядело страшнее любой экспертизы.

Слова множились, словно капли дождя по стеклу, собираясь в потоки. Каждое свидетельство превращалось в осколок мозаики, вырисовывая чудовищную картину безумного управления.

И всё же, когда общественное мнение начало склоняться к обвинению, Холмс не дрогнула. Вместо признания – вызов.

– Все эти обвинения – пустая клевета, – произнесла она на камеру с ледяной уверенностью. – На предстоящей Национальной гематологической конференции мы раскроем ключевые научные данные, доселе засекреченные, и докажем подлинность технологии. Раз и навсегда.

Слова звучали как барабанный бой перед контратакой. Секрет, хранившийся под замком "коммерческой тайны", теперь обещали выставить на всеобщее обозрение.

Мир замер в растерянности.

– Если она так уверена, может, технология действительно существует?

– Нельзя же отрицать всё без доказательств.

– Подождём конференции – посмотрим, что покажут. Тогда и судить будем.

Толпа всегда ищет повод поверить – и Холмс умела играть на этом. Мнения качнулись, как пшеница под ветром.

Сергей Платонов, наблюдая за этим, усмехнулся – тихо, с горечью, словно видел повтор старого спектакля.

– Человеческая натура… не меняется, – прозвучало в полумраке.

Всё происходило точно так же, как и прежде – в прошлой жизни, в прежнем круге событий. Тогда Холмс тоже била себя в грудь, уверяя, что правда откроется миру на конференции.

Но когда настал день, когда экраны вспыхнули и проекторы включились, вместо триумфа их ждало нечто иное. Когда наконец показали "сырые", неотредактированные данные…

Скандал разгорался с каждым днём, будто костёр, в который без конца подбрасывали сырые, дымные поленья. Воздух в зале заседаний был пропитан смесью раздражения и любопытства – густой, вязкий, как смола.

Холмс, уверенная в собственной гениальности, выложила на стол обещанные данные. Экраны за её спиной загорелись графиками, столбцами цифр, строками формул – и чем дольше на них смотрели, тем сильнее холодок пробегал по спинам слушателей. Из представленного "научного" отчёта следовало, что всё исследование строилось на шести образцах крови, а разброс результатов был таким чудовищным, что в нём тонула сама логика.

Шёпот прошёл по залу, как ветер по высокой траве.

– Это всё?

– Шесть образцов?

– Она издевается?

Конечно, Холмс не ожидала, что кто-то поверит в это. Задумка была иная – выиграть время. Потянуть, запутать, дать публике новую кость для споров.

Но Сергей Платонов ждать не собирался.

Когда экран погас, в зале воцарилась напряжённая тишина, и звучный голос его адвоката прорезал воздух:

– На этом представление доказательств завершено, ваша честь.

Судья кивнул, и процесс вступил в последнюю фазу – заключительные речи.

Защитник Холмс выступил первым. Голос его дрожал, но звучал страстно, будто он обращался не к присяжным, а к человечеству.

– Мы создали гусыню, что несёт золотые яйца! – воскликнул он. – Но ослеплённые завистью, вы хотите вспороть ей брюхо, лишь потому, что не верите в чудо! Это не суд – это охота на ведьм! А если вы ошибаетесь? Что тогда?

Ответ обвинения был ледяным, как клинок хирурга.

– Мы не требуем убить гусыню, – спокойно произнёс адвокат Платонова. – Мы лишь спрашиваем, почему её смотритель запирает сарай на засов, пугает и выгоняет всех, кто пытается заглянуть внутрь. Мы не спорим о яйцах – мы спорим о надзирателе. Если гусыня действительно несёт золото, она будет делать это и под другим присмотром.

Речь закончилась, и присяжные удалились. В зале звенело ожидание.

Вердикт огласили быстро – уверенно, без колебаний.

– Мы, присяжные, единогласно признаём ответчика, компанию "Теранос", виновной в некомпетентном управлении. Решение вынести в пользу истца, Сергея Платонова.

Ропот прошёл по рядам – смесь облегчения, шока и злорадства.

Холмс приговорили выплатить сто пятьдесят миллионов долларов компенсации и ещё семьсот миллионов в виде штрафа. Но судья, не дрогнув, отклонил последнюю часть.

– Без доказанного мошенничества подобные санкции незаконны, – холодно произнёс он, и молоточек ударил по дереву.

Для Платонова это не имело значения. Деньги никогда не были целью. Важно было другое – прецедент, подтверждение системного гниения, признание суда.

И тогда прозвучало решение, от которого ахнули даже репортёры:

– С учётом того, что халатность в управлении медицинской компанией представляет угрозу общественной безопасности, суд постановляет назначить независимого внешнего аудитора. Все соглашения о неразглашении, использовавшиеся для давления на сотрудников, считаются недействительными.

Эти слова упали в зал, как удар колокола. С каждой секундой казалось, что в воздухе становится легче дышать. Кто-то выдохнул, кто-то засмеялся от облегчения, кто-то просто закрыл глаза, чувствуя, как напряжение, копившееся неделями, спадает, словно после долгой грозы.

В тот момент в зале запахло освобождением.

Отмена приказов о неразглашении стала тем камнем, что сдвинул лавину.

Теперь независимая проверка могла проникнуть в самые потайные уголки компании, раскрывая то, что прежде скрывалось за витриной из стекла и блеска. Это был третий упавший домино.

А спустя несколько дней рухнул четвёртый.

Сквозь ленты новостных эфиров пронеслось:

"Федеральная прокуратура официально начала уголовное расследование против компании Theranos".

В прошлой жизни от громкой публикации в "Уолл-стрит Таймс" до предъявления обвинений Холмс прошло два года и восемь месяцев – бесконечный срок, растянутый на вязких страницах патентных споров и корпоративных тайн.

Силиконовая долина, родина технологических чудес, свято чтила обеты конфиденциальности. Там секрет формулы или алгоритма ценился дороже золота, и потому правда выползала наружу медленно, словно через густую смолу.