Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Я приподнял брови и едва не рассмеялся:

— Думаете, такое возможно?

Морозов не рассмеялся в ответ. Вместо этого он чуть подался вперёд, вытянул руку с чёрным камнем на ремешке и, прищурившись, сказал:

— А вы готовы проверить?

Талисман в его ладони казался каким-то особенно чёрным, почти матовым, будто впитывал свет. Я невольно замолчал.

— Ладно, убедили, — буркнул я и осторожно попятился. — Даже разворачивать не буду. Ни к чему мне такие приключения.

— Вот это уже подход, — кивнул Морозов с удовлетворением. — Начинаете понимать ритм здешней жизни. Может и станете тут своим.

В этот момент в дверь коротко, но уверенно постучали. Будто не спрашивали разрешения войти, а просто ставили перед фактом. Почти сразу после стука створка приоткрылась, и на пороге появился Осипов. Выражение лица у начальника Совета было таким непроницаемым, что казалось, гость даже не подозревал о существовании улыбки.

— Здравы будьте, — протянул он с показной, почти театральной вежливостью, будто только что репетировал эту фразу в коридоре.

— И вам… того же, — не отставая по тональности, отозвался Морозов и ловко спрятал свой черный камень обратно в мешочек, будто это была не защита от возможного проклятия, а просто семейная реликвия.

— Добрый день, — кивнул я, стараясь держать лицо нейтральным.

Осипов шагнул в кабинет, его взгляд тут же впился в разложенные на столешнице бумаги:

— Какими судьбами вы здесь оказались, мастер-регент? — вкрадчиво осведомился он, продолжая с интересом рассматривать документы.

— Я здешний князь, — спокойно, но весомо напомнил я и принялся собирать бумаги в папку. — И в мои обязанности входит посещение управы и работа с документацией. Не думал, что вы об этом уже забыли.

На долю секунды на лице Осипова что-то дрогнуло. Будто в зубах у него застряла косточка, и он пытался сделать вид, что её не заметил.

— Я помню, Николай Арсеньевич, кто вы, — почти обиженно произнёс Осипов, продолжая неотрывно следить за тем, как бумаги одна за другой исчезают в аккуратно собранной мной папке. — И также помню, что мы с вами условились встретиться во вторник. И на эту самую встречу я должен был принести вам документы…

— Наша договорённость в силе, — спокойно ответил я, завязывая тесемки на папке с узелок. — И я действительно жду от вас документы. Как и было оговорено.

— Но это, как видно, не помешало вам запросить часть бумаг заранее. Минуя меня.

В его голосе послышалась укоризна, а в тоне сквозило недовольство, тщательно приправленное снисходительной горечью.

Я неспешно поднял голову, встретился с его взглядом. Не отвечал сразу, просто смотрел. Прямо, спокойно, выжидающе. Словно давая ему шанс переформулировать. Или отыграть назад.

Но Осипов, упрямо не опуская глаз, повторил, чуть тише:

— Минуя меня…

Голос его дрогнул. Не от страха, скорее от внутреннего напряжения. Оттого, что он вдруг резко понял: тон для беседы со мной был выбран явно не тот. А фраза, брошенная между делом, оказалась куда весомее, чем хотелось бы.

— А я должен был просить у вас разрешения? — спокойно, но с нажимом произнёс я. — Чтобы разобраться в делах края?

Осипов замялся, и я договорил:

— Напомню вам, мастер старший советник: это входит в мои непосредственные обязанности. Проще говоря, это моя работа.

Каждую фразу я выговаривал чётко, неторопливо, словно вбивая гвоздь в доску. В кабинете становилось ощутимо теснее от напряжения.

— Мы вроде с вами уже выяснили, кто я такой. И какими правами обладаю. — Я чуть склонил голову, внимательно наблюдая за лицом Осипова. — Не припомню, чтобы, давая клятву, я обмолвился, будто буду исполнять свой долг с уведомления… какого-то человека.

— Какого-то? — Резко выдохнул Осипов, будто его ударили под дых. Лицо его потемнело, и он тут же бросил негодующий взгляд на Морозова, в котором читалась надежда, почти мольба: «ну скажи ему, как надо!»

Но воевода не шелохнулся. Поджал губы, как будто вовсе не присутствовал при разговоре. Всем своим видом показывал: «это не моя сцена, господа. Выступайте.»

— Любого человека, — уточнил я ровно, без нажима, но с той холодной ясностью, с которой говорят окончательные вещи.

Я потер пальцами переносицу. Не от усталости, а чтобы сбросить лишнее напряжение. Потом откинулся в кресле и спокойно закончил:

— Я не должен отчитываться перед вами о том, что делаю. Моя работа — это управление краем. И я решил, что хочу начать её сегодня. Не во вторник. Не после бумажной церемонии. А сейчас.

— Но…

— Во вторник мы с вами, как и договорились, встретимся, — продолжил я спокойно. — К этому сроку я тоже подготовлюсь.

Осипов нахмурился, будто не расслышал.

— Каким образом вы подготовитесь? К чему? — в его голосе задребезжало возмущение, едва не переходящее в фальцет.

— К нашей беседе, — пояснил я с невозмутимостью человека, который заранее знает, что разговор будет не из лёгких. — Вы же не думали, что я буду просто ждать от вас информации, кивать, верить каждому слову? Что не захочу сам выяснить, чем живёт мой край?

— Что? — голос Осипова моментально взлетел на октаву выше. А затем он с удивлением переспросил. — Ваш край?

— Наш, — миролюбиво поправился я и чуть склонил голову, словно желая сгладить угол, хотя намерения сглаживать у меня не было.

Осипов скрестил руки на груди:

— Так вы собираетесь меня… проверять? Экзаменовать? — уточнил он, и в его тоне явно слышался сарказм.

— Не экзаменовать, — с лёгкой иронией ответил я, — а сверять сказанное с действительным. Мы ведь с вами за одно дело. А дело — не в словах, а в фактах. Ну, вы же сами это понимаете, мастер Осипов.

Уголки губ старшего советника дрогнули, будто он хотел сказать что-то язвительное. Но в последний момент словно бы сдержался и промолчал.

— Странное у вас представление о нашем сотрудничестве, — произнёс я, разведя руки в стороны, как бы приглашая к примирению. — А ведь я, признаться, всего лишь хотел вас не разочаровать. Быть готовым задать грамотные вопросы… ну и ответить на ваши, если вдруг такие появятся.

Осипов что-то недовольно пробормотал, но разборчиво сказал лишь:

— Вы могли бы… просто позвонить мне.

Я покачал головой, чуть склонив её в сторону, с таким выражением лица, будто только что услышал о прекрасной, но упущенной возможности:

— Мог бы. Если бы вы, мастер Осипов, оставили мне свой номер. А так… — я развёл руками. — С церемониальной частью моего вступления в должность мы как-то упустили из виду простые земные радости. Например, обмен контактами.

На лице Осипова промелькнуло что-то среднее между неловкостью и попыткой сдержать раздражение. А я вежливо добавил:

— В следующий раз, когда будете принимать нового регента — заведите памятку. Пункт первый: «пожать руку». Пункт второй: «выдать номер». И желательно, чтобы этот номер принадлежал не дому скудоумия или службе погоста.

Осипов замер, словно обдумывая мои слова. А затем кивнул:

— Я услышал вас, мастер-регент, — ответил он после паузы.

Старший советник выделил слово «регент», словно пытаясь указать мне, что я не князь. Но я кивнул:

— Вот и отлично. А теперь прошу меня простить. Мне пора возвращаться в резиденцию.

На губах Осипова проступила едва заметная улыбка:

— Не смею вас задерживать, мастер Медведев, — чуть сузив глаза, холодно произнес он. — До встречи на совете.

— Погодите, — позвал я гостя, — Я ведь приготовил для вас подарок.

— Что? — подозрительно сощурился мужчина.

— Знал ведь, что свидимся и хотел вас уважить, — продолжил я, не моргнув и глазом.

Воевода даже дышать перестал. С изумлением он наблюдал, как Осипов подходит к столу и берет сверток от Альбины.

— Неожиданно, — рассеянно произнес мужчина.

— От всей души, — искренне ответил я.

Старший советник взял сверток, резко развернулся и быстрым шагом вышел из кабинета.

— Шустро же он узнал про то, что вы запросили бумаги, — произнес Морозов, когда дверь за гостем захлопнулась.