Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

После моих исправлений текста он становится похож на тот «канонический», что я слышал в своём времени, да и рифма с мелодией теперь «дружат». Помню, что вариаций этой «эмигрантской» песни в моём времени было более чем достаточно, от откровенно пошлых, до чересчур приторных. Исполнителей и исполнительниц тоже хватало, но не всем удавалось передать тот «дух опустошённости» что пронизывает эту песню. Этот романс не «раскаянье проститутки», и не «жалейка институтки», эта сама безысходность белой эмиграции. Наиболее достоверно на мой взгляд её исполнила Лайма Вайкуле. Но здесь и сейчас её поёт Людмила Лопато.

После исполнения романса комната наполняется криками и визгами возбуждённых девиц. Илья Аронович от «волнительных чувств» даже изволит рюмочку коньяка испить «вне графика», а госпожа Волынцева просто несказанно потрясена исполнением и даже вытирает платочком вдруг заслезившиеся глаза, хотя сама и написала этот романс. Людочка обнимает своего Папа́ и просит, даже требует, чтоб он разрешил ей исполнить этот романс со сцены и кажется отец готов уже сдаться. Тогда и я решаю внести в общий гам свои «пять копеек».

— Людмила Ильинична, я не против того, чтоб этот романс исполняли только Вы. Но! При условии, что это будет происходить на сцене кабаре «Жернис»! Мария Николаевна, Илья Аронович! Приглашаю Вас в кабаре за свой столик. Хочу, чтоб Вы сами убедились, что у нас вполне приличное заведение и к «красным фонарям» оно не имеет никакого отношения. Вы в любое время можете запретить Вашей дочери выступление в кабаре, но, уверяю Вас, что лично прослежу чтоб к Вашей дочери относились с тем почтением, которого она заслуживает.

Так двадцать четвёртого декабря тысяча девятьсот тридцать второго года, в субботу, на улице Пьера Шарона дом 54 в кабаре «Жернис» состоялось первое сольное выступление певицы Людмилы Ильиничны Лопато и одновременно премьера романса «Институтка». Об этом заблаговременно извещали афиши, расклеенные на городских тумбах. Вертинский обиделся на такое «предательство» Люси и на премьеру не пришёл, хоть и был мною приглашён лично. Да и чёрт с ним, на обиженных воду возят!

Весь вечер на сцене блистала несравненная Люси с моими романсами. А «Институтка» сразу же «ушла в народ» и бороться с этим плагиатом было просто невозможно, да и незачем.

Не смотрите вы так,

Сквозь прищуренный глаз…

Глава 5. Кабаре

Если твой вечер опять одинок, праздник найди скорей.

Жизнь — это кабаре, дружок. Жизнь — это кабаре.

(песня из к/ф Кабаре)

Зима в Париже мало чем отличается от зимы в Одессе, разве что немного теплее, снег стаивает быстрее, но зато дожди идут чаще и слякоти больше. Рядом всё-таки Атлантический океан, а не Чёрное море, но для меня первые два зимних месяца выдались по-настоящему «жаркими». Никогда не думал, что быть совладельцем кабаре настолько хлопотное занятие.

Сравнивать мои проблемы с ансамблем в Одессе и содержанием кабаре в Париже, это всё равно что сравнивать небо и землю. К примеру, взять ту же программу выступления. В Одессе у нас было максимум два концерта в неделю. День отдыха и по три-четыре часа на репетицию в остальные дни. Да и сами концерты редко длились больше трёх часов. Обычно в два с половиной часа укладывались.

В нашем кабаре выступления идут ежедневно, и программа рассчитана на десять часов без перерыва! Открывается кабаре в пять часов вечера, но до начала шоу есть три часа чтоб гости могли насытиться. Для лучшего пищеварения со сцены лёгкую музыку играет инструментальный квартет. Начало представления в восемь вечера и длится оно до шести часов утра. Вызвано это тем, что в полшестого утра начинает работать парижское метро и от кабаре до ближайшей станции Георга V неспешного променада по утреннему Парижу не больше десяти минут. Для тех клиентов, кто решил уехать пораньше есть служба заказа такси.

Со временем придётся где-нибудь поблизости устроить парковку для машин состоятельных клиентов. Пока таких автолюбителей немного, но они паркуются возле кабаре у тротуара или прямо на нём. За что Лепле регулярно получает выволочки в муниципалитете восьмого округа Парижа. Пока всё ограничивается «строгими внушениями», а штрафами лишь грозят. Всё-таки Лепле не какой-то там «мелкий содержатель сомнительного заведения», но вполне респектабельный владелец дорогого и престижного кабаре. Посещение которого по карману только зажиточным любителям подобного «весёлого отдыха». Но и терпению муниципалитета когда-нибудь может прийти конец.

Поначалу Луи в штыки воспринял мою концепцию работы нашего заведения. Входная плата в пятьдесят франков? За что? Клиенты должны платить только за выпивку и закуски! Можно символически брать пять-десять франков, но не более, иначе клиентов в заведение не заманишь! И как это отказываться от «приватных танцев» в закрытых будуарах? Девочки на что жить-то будут? Да мы так без танцовщиц останемся!

С моим требованием запрета на курение танцовщицам и танцорам он нехотя соглашается, но понять, что кабаре — это не бордель никак не может. Сейчас в Париже все подобные заведения — это по факту бордели и есть. Только более цивилизованные и не такие откровенные. Хотя «Мулен Руж» широко известна не только красными крыльями своей «ветряной мельницы», да и сама площадь «Пигаль» уже имеет нарицательное значение, как центр квартала «красных фонарей».

Но споры с Луи и неприятности с парковкой — это ещё «цветочки», основные проблемы были с «ягодками» — нашими танцовщицами. Развозить всех девушек по домам на такси довольно дорогое удовольствие, как и привозить их на работу. А пустить всё на самотёк себе дороже выйдет. В семь часов вечера у них начинаются репетиции номеров и опоздания мне ни к чему, а при таком напряжённом графике они или ноги протянут или уйдут из кабаре.

Пришлось выкупать часть квартир второго этажа и превращать его в общежитие. Благо что в связи с экономическим кризисом стоимость жилья в домах упала. Но и забота о пропитании кордебалета тоже легла на наши плечи. Луи ругается и вновь грозится меня «поколотить», видимо его финансы тоже «поют романсы», но кафе на углу дома мы всё-таки выкупаем. Хоть в том, что надо покупать, а не арендовать, Лепле со мной теперь соглашается.

Но в середине января «финансовая пропасть», грозившая нам банкротством, благополучно отступила. За мой счёт, разумеется, но я вздохнул с облегчением. Тринадцатого января позвонил Джейкоб Вонтобель и сообщил что на мой депозит, открытый в его конторе, поступил окончательный расчёт от Эмиля Майстера. О том, что украшение на декабрьском аукционе Кристи ушло за баснословную цену я уже знал, об этом писали даже во французских газетах. Колье «Эсфирь» купил «сумасшедший американец», нефтепромышленник и миллионер, сцепившийся на торгах с арабским шейхом видимо тоже «не из бедного десятка».

Быстро «выбив» конкурентов, они продолжали торговаться вдвоём, в итоге подняв цену до девятисот пятидесяти тысяч швейцарских франков. После чего араб уступил, а я стал обладателем шестисот шестидесяти пяти тысяч, из которых презентовал пять тысяч Джейкобу «за представительство» моих интересов и шестьдесят тысяч попросил перечислить на мой счёт в отделении «Сосьете женераль» в Цюрихе.

На остальные шестьсот тысяч подтверждаю своё прежнее решение вложиться в золото. В этот раз гер Вонтобель со мной не спорит, видимо его аналитики всё-таки просчитали последствия отказа от «золотого стандарта» и согласились со мной, что в некоторых случаях золото тоже может выступать в роли «объекта инвестиций». Вот в понедельник двадцать третьего января мне и пришло извещение из банка с просьбой явиться в головной офис с документами подтверждающими мою личность.

В центральном офисе «SG» меня проинформировали, что в дочернем отделении банка в Цюрихе на моё имя открыт счёт на сумму в шестьдесят тысяч швейцарских франков. Банкиров интересует не хочу ли я конвертировать оба своих счёта в золото. При этом смотрят на меня как на советско-немецкого шпиона. Ни первых, ни вторых во Франции не любят, даже если они не шпионы, но пока терпят.