Интервенция (СИ) - Алексин Иван

В городе нас ждали. Улицы Тулы заполнились ликующим народом. Люди дружно кланялись, крича здравницу царю-батюшке, крестились, показывали меня детям. Известие об начавшемся отступлении польско-литовской армии разнеслось по окрестным городам с неимоверной быстротой, подняв до небес популярность правящего в Москве Фёдора Годунова. С моим именем связывали наступающее на Руси затишье, изгнание интервентов, возвращение к мирной жизни. Думается, что даже появлению в Туле первого самозванца четыре года назад, жители города радовались меньше. С ним связывали надежду на лучшую жизнь. Мой же приезд обещал им возвращение той, прежней жизни, которая за годы Смуты уже не казалось такой уж и плохой.

И в этот раз их надежды не были построены на пустом месте.

Время ложных царей осталось в прошлом. Имя Дмитрия, не выдержав испытания временем, окончательно потеряло свою популярность. Судьба последнего самозванца, объявившегося было в Орле, это наглядно показала. Остальные самозванные царевичи тем более были преданы забвению, быстро канув в небытие вслед за своим царственным родственником. И только царевич Пётр, мой «собрат» по ногайскому полону Илейко Муромец, всё ещё держался в Белгородской крепости, даже не помышляя о дальнейшем наступлении.

После отступления крымских татар и разгрома Ногайской орды, мою власть начали признавать южные города, выдавливая прочь остатки войск самозванца и отряды донских казаков. Как раз накануне моего отъезда из Москвы, прискакал гонец от Прокопия Ляпунова, который поклонился мне Ельцом и Липецком и сообщал, что идёт к Воронежу. Последнему оплоту воров, если тот же Белгород не считать.

Но главные события произошли на Западе.

Получив известие о снятии блокады с Пскова и Смоленска, Сигизмунд был вынужден прислушаться к совету обоих гетманов, отдав приказ об отступлении. Польская армия начала пятиться, обходя Смоленск южнее, через Рославль. Двигались поляки медленно, впитывая в себя гарнизоны из окрестных городов, бросая пушки, жертвуя обозом и то и дело теряя один отряд за другим.

С Востока вслед за отступающей армией двигалось войско Скопина-Шуйского, скрупулёзно подчищая отставших и постоянно тревожа арьергард. С Севера выдвинулись псковичи с новгородцами, перенимая, отделившиеся от основных сил, литовские отряды. С юга наседал Жеребцов, вошедший во вкус после взятия Калуги и уже разгромивший решившие было вернуться в Киевщину остатки запорожцев Андриевича. В руках интервентов оставались только северские города: Чернигов, Новгород-Северскй, Путивль. Но и их судьба, учитывая превратившиеся в бегство отступление реестрового запорожского войска, была предрешена. Тут уже не до обороны. Тут литвинам уже за свои земли опасаться нужно.

Эх! Если бы сейчас Порохня со своими сечевиками навстречу польскому войску ударил! Более удобного момента просто не придумать.

Мечты. Мечты.

Ну, ничего. Придёт время. Главное, что теперь со стороны Речи Посполитой большого войска можно не ждать. Сейм Сигизмунду, после такого фиаско, денег на новую войну нипочём не выдаст. Тут уж скорее, шляхта своего короля новым рокошем может порадовать. Так что о Польше на время можно забыть.

Единственное, что меня тревожило, это известие о преждевременной смерти шведского короля Карла IX. Впрочем, и Кальмарская война между Швецией и Данией началась на два с половиной года раньше и сам город Кальмар датчане опять же недавно захватили. Вот и хватил шведского короля при этом известии апоплексический удар на два года раньше. Но столь ранний приход к власти Густава II Адольфа внушает сильное беспокойство. Может, ещё не поздно на его сестре женится? Хотя, если с другой стороны посмотреть, слишком молод ещё. Да и из не самой удачной войны с Данией надо как-то выпутаться. Времени для подготовки к предстоящему противостоянию ещё много.

А пока я решил совершить небольшое путешествие на Юг по маршруту Москва — Тула — Орёл — Курск. Пусть люди увидят, что государь опалы на южные уезды не держит и карать горожан за былую измену не собирается. Мне нужно страну в один кулак собирать, а не террор там устраивать. И так южные города и крепости изрядно опустели.

Ну, а по возвращению в Москву, проверю, как там с моим заданием Иван Куракин с Борисом Грязным справились. Уезжая, я издал указ о застройке выгоревшего участка Скородома. Мммм… Не самый популярный, в общем-то, указ, запрещающий возводить в черте города деревянные постройки. Хватит, задолбали эти пожары! Хочешь строиться в Москве, стройся. Но чтобы стены были кирпичные и крыша черепицей покрыта. И то, и другое на Руси уже производят, вот только объёмы производства оставляют желать лучшего. Вот я Грязного и поставил надзирать за тем, чтобы вся готовая продукция в столицу шла, попутно повелев, увеличением производственных мощностей заняться. А князь Куракин само строительство курировать будет и подъёмные на возведение нового дома между погорельцами распределять. Всем же, кто каменный дом ставить не захочет или кому до холодов тех же кирпичей с черепицей не хватит, предложено строиться за стеной, основывая новую слободу. Посмотрим, какими темпами строительство пойдёт. В любом случае, в дальнейшем, и остальные части Скородома перестраивать будем.

— Государь! — прервал мои размышления Куракин, стараясь переорать голосящую толпу. — Гонец прискакал. Войско к Туле подходит!

— Какое войско? — не понял я. — Откуда здесь войско могло взяться?

— Гонец сказывает, донцы.

Дверь протяжно проскрипела, обдав вошедших терпким смрадом подгоревшего сала с луком, дешёвой сивухи и потом давно не мытых тел. Казимир окинул взглядом помещение, привычно оценивая силы и численность возможного противника, прислушался в беспорядочный рёв, пытающийся сложиться в песню и скривил губы в презрительной ухмылке.

Сброд, а не воины. И доспеха доброго нет, и вооружены погано. Дозора возле корчмы опять же никакого нет. По всему видать, бывшие холопы, откликнувшиеся на призыв быховского коштеляна дать вооружённый отпор обнаглевшей татарве. Только где та татарва? Уж точно здесь на полпути из Рославля в Мстиславль басурман не сыщешь. Они по слухам к Орше ушли, а это добрых двести вёрст будет. Для безлошадных, не близкий путь. Зато отсюда с татарами и воевать безопаснее. Вот хлопы и воюют. Назвали себя казаками, вольготно расположились в местной корчме и пропивают всё, что удалось по окрестным деревенькам награбить.

Вот только много их. Два десятка, пусть неумелых и успевших напиться воинов, для семерых (это если и полковника считать) довольно многовато будет. Одолеть, не одолеют, но кровь пустить могут.

Рука привычно легла на рукоять пистоля. Зря они всё же в эту корчму заехали. Нужно было и дальше до самого Киевского воеводства лесами добираться. Вот только он уже десять лет, со времён службы у валашского господаря Михая Храброго, пахоликом (оруженосцем) при пане Александре состоит. Знает, что когда полковник скалиться начинает, со своими советами к нему не стоит лезть. Пусть лучше кто-нибудь другой свои кишки с земли собирает.

— Что будет угодно, ясновельможному пану? — к литвину подскочил дородный корчмарь, нервно вытирая руки об засаленный кафтан.

— Мяса, — полковник решительно прошествовал к длинному деревянному столу, едва не сбив вжавшегося в стену хозяина, сел на лавку. — И вина принеси. Только не те помои, которыми ты тут всех поишь. Хотя, — пан Александр напоказ вздохнул, продолжая скалится: — Откуда в здешней дыре доброе вино?

Казимир молча сел рядом, стараясь не отсвечивать, переглянулся с остальными воинами.

Ничего тут не поделаешь. Господина с самой Калуги от едва сдерживаемого бешенства корёжит. Всё разгром своего отряда и пропущенный сабельный удар, никак забыть не может. А тут ещё под арест в Калуге, куда его раненого притащил Казимир, едва не попал. Всё же пана Линского во главе гарнизона Ходкевич поставил, а великий литовский гетман тот бунт во время войны со шведами, так и не простил; помнит, кто там одним из главных зачинщиков был. Хорошо, что у коштеляна хватило совести не отправлять раненого под стражей к гетману, а к моменту выздоровления полковника, к городу Жеребцов подошёл и восстание началось. Вот, благодаря начавшейся неразберихе, и удалось из города вырваться.