— Сава, ты дурак? — обиделась я. — С моим прошлым?
— Десятка, ведьма, эспер, — перечислил он. — Это сильнее прошлого.
— А как же император? — напомнила я. — Ты же знаешь!
— Стоит признать, его величество весьма прозорливы, — сказал Бестужев. — Такую женщину можно оставить себе. Или выдать замуж… за фаворита.
Я нервно сглотнула, вновь представив себя в роли инкубатора. Все сводится к тому, что я нужна только для получения потомства.
— В таком случае, ты зря страдаешь, — заявила я. — Мне не позволят выбирать. И вот еще, Сава… Не надо меня идеализировать. У меня плохой характер. Ты мне нравишься, как друг, иначе я попросила бы Александра Ивановича о другом наставнике. Он говорил, что это возможно.
— Позволь задать вопрос, Яра. Ты не веришь в виновность твоего отца, верно?
И куда деваться, если собеседник мой умен и проницателен. А я, откровенно говоря, ждала похожего вопроса. И даже заранее решила, что отвечу правду.
— Верно, Сава. Не верю. Скорее всего, его подставили. Я хочу разобраться в этом, выяснить, кто виноват.
— И отомстить?
— Добиться справедливости, — возразила я.
— А если ты выяснишь, что правда известна… тому, кто принимал решение? Или, допустим, правда хуже, чем ложь? То есть, от нее вреда будет больше? Что тогда?
— Не знаю. — Я повела плечом. — Я еще не понимаю, с какой стороны подступиться к этому делу.
— А почему не просишь о помощи… меня?
— После того, как ты объяснил мне, что такое ответственность рода? — удивилась я. — Я могла бы использовать тебя, притворившись влюбленной. Но не хочу, потому что считаю другом. И просить о помощи не буду. Потому что не хочу заставлять друга идти против своего рода. И знаешь… я, пожалуй, пойду. Книги принес? Давай сюда, сама почитаю про Испод.
Я попыталась встать, но Бестужев удержал меня, схватив за руку.
— Яр, ну чего ты обиделась? Как маленькая, честное слово.
— Это не я, это сила, — пробурчала я. — Сам же говорил, нервные срывы, истерики…
— Не надо все на силу сваливать.
— А чего ты меня наизнанку выворачиваешь? — Глаза против воли наполнились слезами. — То неловко, то нравлюсь… Ты определись. И не надо вот так вот вкрадчиво выяснять, способна ли я на подлость. Очередное задание? Или собственная инициатива? Ой, не отвечай. Отстань!
Я попыталась вырваться, но Бестужев вцепился в меня, как клещ.
— Глаза закрой, — велел он таким голосом, что я не посмела ослушаться. — Вдох, выдох. Теперь медленно. Вдох. И выдох. И еще раз. Запоминай, что нужно делать, если опять накроет. И считай про себя, медленно. Только дышать не забывай. Я не всегда буду рядом.
— Когда тебя нет рядом, меня никто не провоцирует, — пробурчала я, почувствовав, что отпустило.
— Да? А как же Клава? Или вот… Соня? — поинтересовался Бестужев. И вздохнул. — Яр, прости. Я действительно спровоцировал. Но без злого умысла. Тебе нужно было выплеснуть лишнее… Сейчас — лишнее, ты не справилась бы с таким потоком. И корысть была. Между нами не осталось недомолвок. Я тебе помогу.
— Поможешь? — переспросила я. — А, в обучении… Да, я…
— В расследовании.
— Но… почему? Ты же разделяешь ответственность рода, — удивилась я.
— А я и разделю, — спокойно произнес Бестужев. — Если мой род виновен, то разделю, не сомневайся.
— Но как же…
— Честь превыше всего, а ее нет без торжества справедливости.
«Ага, или поможешь… или будешь держать в курсе моих потуг главу своего рода», — мелькнуло у меня в голове.
И так как блок я убрала, Бестужев уловил мои сомнения. Он потемнел лицом, и в ладонь ему скользнул кинжал. Испугаться я не успела, он полоснул лезвием по своей кисти, одновременно произнося слова клятвы, подтверждающей его чистые намерения. Кровь оставила на песке причудливый узор — руну клятвы на крови.
— Сава… — Я так и не подобрала подходящих слов. Поблагодарить? Напомнить, что не просила клясться? Сказать, что он — дурак? — Сава, мы с тобой… встречались раньше? В детстве? До того, как…
Его взгляд пробрал меня до костей. Я поняла, каким будет ответ до того, как Бестужев медленно кивнул.
Глава 45
— Я не вспомнил тебя при встрече, — признался Бестужев. — Да и сейчас смутно представляю те дни.
— Дни? — переспросила я.
Из внутреннего кармана легкой летней куртки он вытащил фотографию и протянул ее мне. На цветном снимке мальчик и девочка сидели на качелях. Оба в белых костюмчиках-матросках, только мальчик в шортах, а девочка — в коротенькой плиссированной юбке. У мальчика — белокурые кудри до плеч, у девочки на макушке — рыжий «хвост», повязанный белым бантом. Если не ошибаюсь, качели висели на толстом суку раскидистого дерева. На заднем фоне — цветник, кусочек беседки, увитой плющом. Это чей-то сад, а не детская площадка.
— Сколько нам тут? — Голос предательски дрогнул.
— Мне семь, тебе — четыре, — ответил Бестужев.
— И где это? Мы жили в Москве. Может, не всегда…
— У твоей бабушки было имение под Санкт-Петербургом. Рядом с нашим. Ты с родителями гостила там летом. Не помнишь?
Я отрицательно качнула головой.
— Сава, я ничего не помню о той жизни. Ты же знаешь о пожаре?
Он кивнул.
— Память так и не вернулась. Страшно признаться, но я не знаю, как выглядят мои родители. Семейных фотографий, как понимаешь… не осталось.
— Я и сам забыл, — сказал Бестужев. — А я был старше. Не уверен, что у нас есть хорошие общие воспоминания. Твои родители приходили в гости, брали тебя с собой. Возможно, мы вместе играли, но… — Он развел руками и продолжил: — О том, что имение по соседству когда-то принадлежало Морозовым, я знал. И когда Александр Иванович сказал, кто ты, наведался к бабушке. Она дружила с Аглаей Никитичной, твоей бабушкой. Она и показала мне фото.
— Твоя бабушка смелая женщина. — Я вернула снимок Бестужеву. — Я была уверена, что все упоминания о моей семье уничтожены.
— Ну… моя бабушка из тех, кто не боится идти поперек общественного мнения, — усмехнулся он.
Он убрал один снимок и вынул другой.
— Я не был уверен, что стоит говорить с тобой об этом. Но ты спросила… И, наверное… вот.
Этот снимок был групповым. На нем фотограф запечатлел четырех мужчин во фраках и трех женщин в вечерних нарядах. Взгляд выхватил рыжеволосую женщину, чьи черты я регулярно видела в зеркале. Не точная копия, но если бы нас поставили рядом, то всем стало бы понятно, что это мать и дочь. Мужчина, стоящий рядом с мамой, обнимал ее за талию. Никаких сомнений, это мой отец.
Дыхание перехватило. Мне позволили заглянуть в память Яры, но четких образов отца и матери я не видела. И, разумеется, никаких фотографий найти не могла. Вернее, даже не пыталась.
Остальных я знала по официальной хронике.
Я подняла изумленный взгляд на Бестужева.
— Они… дружили?
— Наши отцы? — уточнил он. — Бабушка утверждает, что да. Боюсь, у отца спрашивать бессмысленно. Ты всех узнала?
— С Артемием Михайловичем я познакомилась в доме Лопухиных. Ты похож на отца. А это Шереметев, отец Матвея. Они тоже похожи.
— А ты похожа на мать, — заметил Бестужев. — Ты ведь не могла знать о кафе, правда? Ты же не пришла туда по наводке Шереметева?
Как ни странно, такой поворот меня не разозлил и не обидел. Рассмешил. Я фыркнула и рассмеялась. А Бестужев испугался, кажется, решив, что у меня истерика.
— Яра, прости. Просто это так странно!
— Не, ну родителей Зямы тут не хватает, — сказала я, утирая слезы. — Он же тоже был с нами на яхте. И Клавиных. Я сильно удивлюсь, если эта… виконтесса… — Я хихикнула. — Как-то связана с моей семьей. — Я перевела дыхание и посерьезнела. — Сава, все гораздо проще. Наши родители были из одного круга. Инженер-конструктор вполне мог иметь много общего с инженером-технологом, ученым-ядерщиком и…
— И министром внутренних дел, — подхватил Бестужев.
— Тогда Романов возглавлял отделение, обеспечивающее безопасность режимных объектов. И не надо так на меня смотреть. Сейчас это не секрет.
