Директор (СИ) - Семин Никита

Ужесточение борьбы в Испании спровоцировало ряд событий и в других европейских странах. Не без активного информационного участия СССР. Так, во Франции от Лаваля потребовали остановить пиратство Германии и выслать свой флот в пролив Ла-Манш, а эшелоны военной помощи, которые шли по территории Франции для Франко, останавливать еще на границе и возвращать обратно в Рейх. На это среагировала Англия, выпустив предостерегающую ноту, что при усилении французского флота в проливе нарастит в таком же объеме свой и даже кратно его усилит. И Англии это было по силам.

Суда из СССР все же добирались до Испании, правда крюк в обход островитян получался в разы больше. Да и навигация получалась только летняя, поэтому наши военные пытались уложиться до осенних штормов, и провести как можно больше груза испанцам летом. Про Средиземное море можно было забыть — там и стран, враждебных СССР, больше, и подловить конвой легче. Но все же летняя кампания осталась за Торибио. А напряжение в Европе нарастало.

Январь 1937 года

Я сидел в кабинете товарища Сталина, но не один. Тут же находился глава нашего наркомата иностранных дел Литвинов, мой непосредственный начальник Орджоникидзе, глава пропаганды Жданов, Берия, занявший пост главы НКВД после смерти Менжинского и глава военного ведомства Ворошилов. В таком составе мы все чаще собирались в последние несколько месяцев, и картина в чем-то стала привычной за одним исключением — Климент Ефремович редко делал доклады, обычно по поводу действий наших военных советников отчитывался Берия. Андрей Александрович же перестал метать молнии из глаз в мою сторону, убедившись, что пропаганда за территорией СССР полностью на мне, а ему отводится вся «внутренняя кухня». Григорий Константинович помимо того, что был моим формальным начальником, еще и был главой наркомата тяжелой промышленности. Что означало ответственность за индустриализацию страны, а так как наши отношения с Европой и США ухудшились, отчитывался он о том, как мы теперь строим заводы и поставляем ту же тяжелую технику в войска без помощи извне.

Как всегда мы обсуждали события в Европе. Первым по сложившейся традиции взял слово Литвинов.

— Рейхстаг Германии принял решение о прекращении дипломатической деятельности наших людей. В течение недели мы обязаны свернуть дипломатическую миссию и вывезти всех работников. Во Франции попытка отменить выборы, как вы знаете, сорвалась. Все что смог сделать Лаваль — отсрочить их. По последним подсчетам голосов, новым премьер-министром у них станет Блюм.

— По нашим данным, — вклинился в отчет Берия, — как только это произойдет, Германия объявит Францию угрозой для своей безопасности и нападет.

— Это точные данные? — спросил Иосиф Виссарионович.

— Приказ уже разошелся по их штабам, — кивнул Лаврентий Павлович.

— На что они рассчитывают?

— На скопированный у нас «колокольчик». Гитлер планирует «блицкриг». А там и до испанцев доберется. И мы никак этому помешать не можем.

— Наши части закончили перевооружение, — вставил слово Климент Ефремович. — Мы можем пересечь Польшу и вдарить германцам в подбрюшье!

Я лишь хмыкнул.

— Чего хмыкаешь, Огнев? — тут же развернулся в мою сторону Ворошилов. — Твоими же действиями сейчас там к нам хорошо относятся!

— Ну, «хорошо» — это сильно сказано. Да, популярность СССР у обычных людей там выросла и значительно, но вот верхи… они спокойно наши войска по своей территории не пропустят. И придется тогда принимать бой еще в Польше, похоронив несколько месяцев моей работы. А то и вовсе уничтожив ее на многие десятилетия вперед.

— А что скажет товарищ Жданов? — прервал наш спор Сталин.

— Люди негодуют из-за военного терроризма Франко и пособничества ему Германии. В случае объявления войны, внутреннего противоречия это не вызовет.

Покивав, Сталин посмотрел на Орджоникидзе.

— Нехватка станков успешно преодолевается, — пожал тот плечами. — Да, нам не хватает особо точных, но заводы в целом инструментом обеспечены. Выпуск машин идет согласно плану. Перевыполнения ожидать пока не стоит, иначе есть риск преждевременного износа станкового парка, однако основные свои нужды мы закрываем.

— То есть в случае обострения, мы к войне готовы? — уточнил Сталин.

А у меня пробежали мурашки по спине. Война. Я думал, до нее еще четыре года с лишним, но неужели она придет к нам раньше? Причем настолько?

— Еще годик выждать и я бы ответил с уверенностью, — сказал Григорий Константинович. — Но в случае войны придется переходить на военные рельсы. А запаса машин для сельского хозяйства пока нет. Все что производим, сразу идет в дело.

— Хорошо, — задумчиво протянул Сталин. — Значит, год… будем надеяться, он у нас есть…

Глава 25

Январь — август 1937 года

Немцы нас обманули. После быстрого и незамедлительного ответа Гитлера на помощь Испании в виде запрета прохода судов, потенциальное объявление войны французам, когда там к власти пришел их собственный Народный фронт, уже никого не удивляло. Вот только немцы поступили гораздо хитрее.

Они выдвинули свои войска к границам Франции в тот же день, когда Леон Блюм официально вошел в должность. Французы в ответ сосредоточили свои вооруженные силы на границе с Рейхом. Казалось, еще час, минута или даже секунда — и начнется война между этими странами. Вот только пока Рейх отвлекал внимание всего мира на себя, Муссолини, победно завершив свою войну в Эфиопии, не вернул части назад, а по пути домой «заглянул на огонек» к испанцам! Наша надежда, что французы отправят свой иностранный легион в помощь Торибио после прихода к власти социалиста Блюма, не только провалилась, ловко отвлеченная приковавшим к себе внимание Гитлером, но и положение народофронтцев резко ухудшилось! Теперь разгром войск Торибио стал лишь делом времени. Закаленные в боях итальянцы не оставят от испанцев камня на камне. И поддержать дружественный нам режим мы никак не могли!

Естественно СССР возмутились на международной арене. Вот только это мало что дало. Реальной силы, чтобы подкрепить свое возмущение, у нас в регионе пока не было. И все это понимали. Все, что нам оставалось — надеяться, что испанцы продержатся до момента, когда льды в северных морях перестанут их сковывать, и тогда мы сможем отправить к ним очередные конвои с помощью. Но время играло против Торибио и наших планов.

Весной, пока все внимание было приковано к боевым действиям в Испании, и мало кто обращал свой взор на мобилизованные части Германии, Рейх перекинул часть своих войск к Австрии и тут же двинул их на Вену. Не встречая сопротивления, немецкие войска захватили столицу Австрии и объявили о воссоединении земель бывшей Германской империи. Местное население было в восторге от этого хода. И не удивительно. С приходом Гитлера экономика Германии стремительно «восставала из руин». И, к моему огромному сожалению, косвенно в этом был виноват и я.

Успехи СССР не прошли незамеченными западными странами. И они им очень не понравились. В нашей стране, а особенно в нашем строе, видели опасность. Поэтому с каждым нашим успехом не только снижалась поддержка на международной арене, и в поставках нового оборудования, но и в том же соотношении росла поддержка Германии. Особенно когда к власти там пришел Гитлер, сразу же показавший на деле, что с социалистами и коммунистами ему не по пути. В итоге промышленность Германии росла как на дрожжах от низких кредитов, которые им давали в первую очередь Англия и США. Во вторую — от потока рабочей силы. Люди искали «островок стабильности» и место, где есть «будущее». И Германия, где с каждым годом шло улучшение жизни рабочего класса, наводился порядок во всех сферах деятельности, стала очень привлекательна для многих европейцев. Тех же австрийцев и германоговорящих частей Чехословакии, сбежавших от кризиса в собственной стране, там было несколько тысяч. Пусть их почти не допускали к руководящим должностям, да и на какие-то значимые должности тоже не ставили, но позволяли работать на черновых и трудоемких работах со стабильной оплатой труда. К тому же в перспективе всем мигрантам, если они не евреи, было обещано гражданство. Да, через несколько лет, при безупречной репутации и после ударного труда, но это была ясная и понятная перспектива. В итоге Германия восстанавливалась от поражения в империалистической войне гораздо быстрее, чем в моем прошлом мире.