Бунт (СИ) - Старый Денис

Это уже касалось Василия Голицына, который ждал у самой кельи Софьи, когда закончится встреча. Патриарх знал о любовной связи царевны. Знал… Не осудил. Так как нужна, нужна была Софья для дел патриарха.

— Ну что ж ты, моя лебёдушка? Пригорюнилась? — сказал Василий Васильевич Голицын, едва только входя в келью.

Он нежно приобнял за плечи Софью Алексеевну. Прильнул щекою к темно-русым власам женщины. Царевна же дёрнула плечом, демонстрируя своё раздражение. Но не стала перечить Василию Васильевичу. И вот так, обнявшись, они могли простоять пять и десять минут, не шелохнувшись.

Потом Софья вздохнула и заговорила, но голос её звучал совсем иначе, чем только что в разговоре с патриархом. Хоть она и вырвалась из объятий Голицына, но говорила удивительно мягко, но все-таки чётко и твёрдо.

— Не думала я, не чаяла я, что кровь уже прольётся. А ещё… Пётр всё еще живой. Такая задумка лукавая! Так сложно было всё исполнить! И Пётр жив, и Матвеев…

— Лебёдушка моя, так есть же свидетели, кои укажут на Матвеева как на зачинщика покушения на Петра! — напоминал Голицын суть тонкой и сложной интриги, которую практически удалось провернуть.

— И ты знаешь, кто не дал сему случиться? Кто спас Петра? — резко повернувшись, так что слетела с плеча толстая, тяжелая коса, спрашивала Софья Алексеевна.

Голицын развёл руками. Хотя его быстрый и пытливый ум уже мог высчитать, о ком идёт речь. Вот только Василий Васильевич чаще всего предпочитал, чтобы Софья оставалась уверенной в своих мыслях, даже когда говорила словами Голицына.

— Тот полковник… — сказала Софья.

— Стрелец? Десятник? — как будто бы проявил догадливость Василий Васильевич.

— Да какой он полковник? Бывший десятником сидит с боярами и думу думает! А не полоумны ли они там, в Кремле, что худородного за стол садят⁈ — разъярилась царевна.

Голицын снова подошёл, заглянул ей в глаза.

— Там ли ты ворогов ищешь? Вон Иван Хованский слушать никого не желает, готовит приступ Кремля. Так и норовит кровью залить Красную площадь. Сдаётся мне, матушка, что мы выпустили на волю зверя, дали понюхать ему мяса кровяного, а нынче и нечем этого зверя загнать в клетку.

Софья посмотрела на своего любимого долгим, задумчивым взглядом, будто разглядывая его, как прекрасную, чарующую картину или будто запоминая его, но более ничего не сказала. Она уже приняла для себя решение, что пути назад нет для неё. Что она не хочет идти в монастырь или же лишиться своей головы.

А значит, нужно, чтобы Иван Хованский проявил себя как самый лютый зверь. Чтобы он залил московские улицы и стены Кремля кровью. А уже потом Софья обязательно быстро и тихо убьёт своего исполнителя. И тогда она останется чистой.

Теперь же Софья Алексеевна выгнула тонкую шею, положила руку на грудь Голицына, оглаживая его кафтан. Голос зазвучал — будто тронул кто струны арфы.

— Сделай, Василёк, так, чтобы все узнали, что покушение-то на Петра готовил Матвеев. Надо. И под стены Кремля приведи сбежавшего слугу, который беленой накормил тех двух татей, что Петра убить намеревались. Пущай расскажет все.

Она будто не о делах теперь говорила, а об одной лишь любви к Голицыну.

— Все… Но окромя того, что пистоль один зарядил не Матвеев, что хотел он токмо напужать Петра для покорности, а не убить. Пущай думают! — поддержал царевну Голицын.

Ночью в Москве не спал никто. Как же спать, когда такие события! Одни тряслись от страха, что их будут грабить или убивать. Иные думали, кого бы это пограбить, а если сопротивляться станет, так и убить. Были и те, кто веселился. Порядок из города ушел. А когда наступает правило, что выживает сильнейший, общество делится на три категории.

Первая, это хищники. Те люди, которые разрушают порядок. Вторая категория людей — это добыча. Ведь хищникам нужно питаться чем-то. Есть и третья категория. Это люди, которые наблюдают за происходящим со стороны. Словно бы залезли на дерево и оттуда любуются, как внизу грызутся собаки. Это те, кто уехал из Москвы.

Уверен, что Калуга, Серпухов, другие города, расположенные относительно недалеко от стольного города России, сейчас переполнены. И с этими беглецами нужно также работать. Там, скорее всего, ремесленники и торговцы. И скоро в Москве начнется еще и голод, если не предпринимать действий по обеспечению города.

Задача, которая стояла передо мной и небольшим отрядом, заключалась не только в том, чтобы выйти на командование Стременного полка. Мы намеревались ещё и произвести разведку происходящего в городе.

— Бах-бах-бах! — послышались выстрелы.

Мы уже сместились южнее, но было понятно, что стреляли в месте нашей переправы через реку.

— Не повезло чебурашкам! — пробормотал я себе под нос.

Понятно было, что стреляли в сторону переправлявшегося к Тайницким воротам отряда немцев. Но и они, немчура эта, додумались же стрелять по нам — напугать хотели. Вот и привлекли к себе внимание разъярённых вечерней неудачей бунтовщиков.

А мне искренне хотелось, чтобы переправа немцев прошла без потерь. Нужны нам немцы, как это не прискорбно понимать.

Я никогда не был западником, не считал, что западная модель мировоззрения и строительства государственности чем-то лучше, чем русская, самобытная. Тут дело совершенно в другом.

Нельзя и вовсе отрицать технические или социальные преобразования в других странах. Всегда нужно наблюдать, иметь собственную голову на плечах и внедрять у себя в стране то, что хорошо на нашей почве взрастет.

И можно было бы подумать, что вот, де, в иной реальности Пётр Великий полностью сломал устои русского общества. Вот только я полагаю несколько иначе.

Заставлять брить бороды — это перегиб. Но, как показывала история, без качественной армии по европейскому образцу России уготовано быть колонией. Ну или влачить существование в статусе полуколониальном.

Уж на что китайцы были самобытными, с развитой государственной системой и чиновничьим аппаратом. Да и производство в Китае было далеко не самым худшим. Но они как раз проигнорировали более совершенные системы устройства армии — и в итоге проиграли.

Или взять тех же османов. В XVII веке Османская империя — это величина, которую боятся. Султан считает себя правителем всего мира. И не сказать, что на сегодняшний момент, на 1682 год, его претензии кажутся беспочвенными.

Скоро… Очень скоро предстоит решающая битва Востока и Запада. И тогда, в иной реальности, всё происходило неоднозначно. Мало ли, а что если в этой реальности османам удастся взять Вену? Это будет такой сдвиг истории, что сложно себе представить.

— Бражничают, черти! — сказал Прошка, когда мы наблюдали с противоположного берега реки, что происходит в Китай-городе.

Вот только тон молодого стрельца мне показался даже не столько осуждающим, сколько завистливым. У нас-то в Кремле строгая дисциплина, запрет на употребление хмельного. Ну кроме только Нарышкиных и некоторых дворян, что с ними сейчас. Вот те пьют, как в последний день живут. Мало ли… Может так и есть.

— Бражничают. Потому и битые они будут! — решил всё-таки отреагировать я на слова молодого стрельца.

Переодевшись в жёлтые кафтаны Пятого стрелецкого приказа, мы схоронились то ли на складе, то ли в заброшенном доме и оттуда наблюдали, какие бесчинства творятся в Китай-городе.

Стрельцы, что называется морально разлагались без присмотра начальства. Единственное, чего я не видел, — это насилия над женщинами. Но не удивлюсь, что и подобное уже имело место быть.

Бочки с вином были и вправду видны в отблесках костров, которые обильно жгли внутри Китайгородской крепости. Там же были и бочки с пивом, с брагой… Уверен, что хмельного хватало. Где-то уже дрались, где-то стояли телеги с награбленным добром.

И как будто бы и не было некоторое время назад стрельбы, не умирали в мучениях люди.

По диспозиции и соотношению сил становилось понятно, что бунтовщики собираются использовать Китай-город как свою опорную базу и крепость, противопоставляя её Кремлю.