Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ) - Тарасов Ник

— Идёмте, — махнул рукой Фома. — Тут недалече чайные ряды. Там всё, что душа пожелает.

Чайные ряды встретили нас особыми ароматами — пряными, терпкими, экзотическими. В деревне чай был только тот, что прошлый раз Фома привез, а в так пили травяные отвары. Но раз уж мы разорились на самовар, то стоило взять и хороший чай.

— А вон в той лавке диковинки всякие есть, — указал Фома на небольшую лавочку, где за прилавком стоял худощавый купец в заморском наряде. — Там и чаи разные бывают, не только китайский.

Мы направились к указанной лавке. Внутри пахло так, что голова кружилась от ароматов: тут были и специи из дальних стран, и сухофрукты, и орехи, и, конечно, чай — множество разных сортов, хранящихся в больших жестяных банках с затейливыми надписями.

— Чего изволите? — купец говорил с лёгким акцентом, явно не местный. — У меня лучшие товары со всего света.

— Чай хороший ищем, — объяснил я. — К новому самовару.

— О, чай у меня самый лучший! — купец просиял. — Из Китая, из Индии, какой предпочитаете?

— А есть индийский? — заинтересовался я. — Говорят, он особенный?

— О да, особенный! — купец энергично закивал. — Не такой, как китайский. Более терпкий, с особым ароматом. Хотите попробовать?

— Конечно, — кивнул я.

Купец тут же засуетился, достал откуда-то маленький чайник, быстро заварил в нём щепотку чая и разлил по крошечным чашечкам.

— Пробуйте, — он протянул нам чашки. — Только дайте настояться минутку.

Мы с Машкой осторожно взяли чашки, подождали, как велел купец, затем попробовали. Чай действительно был необычным — крепким, с каким-то пряным ароматом, совсем не похожим на привычный.

— Ой, как вкусно! — восхитилась Машка. — И совсем не так, как наш травяной. Даже лучше, чем тот, что батенька привез.

— Берём, — решил я. — Сколько за фунт?

— Два рубля пятьдесят копеек, — объявил купец. — И это я вам, как хорошим людям, уступаю.

Я прикинул — цена немалая, но ведь и чай особенный, не каждый день пить будем, а по праздникам да особым случаям. Да и радость Машки того стоила.

— Хорошо, — кивнул я. — Отвесь фунт.

Купец ловко отмерил нужное количество, ссыпал чай в бумажный пакет, аккуратно запечатал его и вручил мне:

— Храните в сухом месте, заваривайте не очень крутым кипятком, и наслаждайтесь. Этот чай — сама Индия у вас дома.

Я расплатился, и мы, довольные, вышли из лавки. Машка всё ещё находилась под впечатлением от необычного напитка:

— Представляешь, Егорушка, как мы теперь чаёвничать будем? В новом самоваре, да с таким чаем! Прямо как господа какие.

— Ну, до господ нам далеко, — усмехнулся я, — но чаёк попьём знатный, это верно.

День клонился к вечеру, но ярмарка всё ещё кипела жизнью. Мы, нагруженные покупками, медленно двигались в сторону постоялого двора, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на очередное чудо ярмарочной торговли.

— Хороший день выдался, — сказал я, обнимая Машку. — И дела сделали, и погуляли на славу.

— Лучший день в моей жизни, — улыбнулась она, прижимаясь ко мне. — Спасибо тебе, Егорушка.

И мы пошли дальше, сквозь шумную, пёструю, яркую тульскую ярмарку, унося с собой не только покупки, но и впечатления, которых хватит надолго.

Глава 21

Машка, в приподнятом настроении от удачной сделки, взяла у торговки пригоршню хлебных крошек и принялась кормить голубей, которые стаями вились над площадью.

— Смотри, Егорушка, какие они красивые, — восхищалась она, протягивая руку с крошками. — И совсем не боятся!

Действительно, птицы, почуяв угощение, начали слетаться к нам. Сначала их было всего несколько, но очень скоро к Машкиной руке слетелись десятки голубей. Они толкались, хлопали крыльями, ворковали, требуя ещё и ещё.

— Машенька, может, хватит? — забеспокоился я, видя, как растёт птичья стая. — Их что-то многовато становится.

Но было поздно. Голуби, видя, что крошки заканчиваются, взвились в воздух и принялись кружить над нами, норовя сесть то на плечи, то на голову. Один особенно наглый экземпляр даже ухватил клювом ленту в Машкиных волосах.

— Ай! — вскрикнула она, отмахиваясь. — Отстань, разбойник!

Прохожие, видя нашу комичную борьбу с птицами, останавливались, указывая пальцами и хохоча. Мы и сами не могли удержаться от смеха, хотя ситуация была довольно нелепой.

Наконец, голуби, поняв, что поживиться больше нечем, разлетелись, а мы, отряхиваясь от перьев, двинулись дальше.

— Ну и задала ты переполох, — шутливо пожурил я Машку. — Чуть без ленты не осталась.

— Зато какие они красивые, — не унималась она. — А как доверчиво едят с руки!

В этот момент я заметил, как какой-то оборванец в потрёпанной одежде слишком уж близко подобрался к Митяю, который зазевался у лотка с пряниками. Рука бродяги ловко скользнула к карману нашего парня, где тот хранил кошелёк.

— Митяй, берегись! — крикнул я, но Никифор, оказавшийся рядом, среагировал быстрее.

Он схватил вора за шиворот и оттащил от Митяя:

— Ты что ж это, сукин сын, чужое брать вздумал?

Карманник извивался, пытаясь вырваться, но хватка у Никифора была железная.

— Отпусти, дядька! — верещал оборванец. — Я ничего не сделал!

— Ещё бы успел сделать, — пробасил Никифор, встряхивая его, как котёнка. — Я тебя, ворюгу, насквозь вижу.

Вокруг нас снова собралась толпа зевак. Кто-то советовал сдать вора страже, кто-то предлагал проучить его на месте. Я решил не затягивать этот спектакль:

— Отпусти его, Никифор. Пусть катится, пока цел.

— Да как же так, Егор Андреич? — возмутился Митяй, только сейчас осознавший, что едва не лишился денег. — Его проучить надо!

— Отпустите, говорю, — повторил я твёрдо. — Нечего нам тут с ворами связываться, со стражей объясняйся — только время терять.

Никифор нехотя разжал пальцы, и карманник, пулей вылетев из его хватки, скрылся в толпе.

— Вот так-то, — удовлетворённо кивнул я, затем обратился к нашим: — И впредь будьте осторожнее. Тут на ярмарке всякого народу хватает, не зевайте.

После этого происшествия мы ещё немного побродили по рядам, накупили гостинцев — и себе, и тем, кто остался в Уваровке. Особенно Машка радовалась отрезу ярко-синей ткани на платье и нитке стеклянных бус, которые я еще купил ей.

К вечеру, нагруженные покупками и уставшие от ярмарочной суеты, мы вернулись на постоялый двор. Я снова, как и вчера, заказал ужин в комнату для нас с Машкой, а мужикам дал денег, чтобы отметили удачную сделку, но строго-настрого наказал не переусердствовать с выпивкой.

Мы с удовольствием поужинали, попробовали заморский чай — он оказался и вправду необыкновенно ароматным, с какими-то незнакомыми пряными нотками.

После ужина я достал записную книжку и принялся подсчитывать прибыль от продажи досок, прикидывать расходы на кузнеца и другие покупки, планировать будущие траты на стеклоделие.

Машка подсела ко мне и благодарно сжала мою руку:

— Спасибо тебе за сегодняшний день. Такая красивая ярмарка, столько всего интересного… Не помню когда такое последний раз видела.

— Завтра ещё к кузнецу сходим, проверим, как наш заказ продвигается. А потом можно и город осмотреть как следует. Говорят, в Туле есть места, которые непременно стоит увидеть.

Мы улеглись, и Машка почти сразу заснула, утомлённая впечатлениями. А я ещё некоторое время лежал, прислушиваясь к ночным звукам города за окном.

На следующее утро сразу после завтрака пошли к кузнецу. Утро выдалось ясное, свежее — в такую погоду и дышится легче, и на душе светлее. Машка с нами пошла, уж очень ей все было интересно. Когда я предложил ей остаться на постоялом дворе, она даже руками всплеснула:

— Что ты, Егорушка! Что я тут буду делать? А пока вы будете с кузнецом решать дела, я просто посмотрю на город. Здесь каждый уголок интересный, каждая лавка диковинная.

Спорить я не стал — пусть порадуется.

Кузница встретила нас жаром и грохотом — работа там кипела вовсю. Савелий Кузьмич, завидев нас на пороге, отложил молот и вытер пот со лба широкой ладонью.