Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Деда, это не я! — возмутилась внучка, а стоявший позади неё внук закивал головой, потом замотал, но подумав, вновь закивал, подтверждая её слова.

— А кто? — рыкнул боярин.

— Это Лыко-Оболенская отжигает! — в голосе Евдокии были обида за несправедливые подозрения на её счет, нотки гордости за Еленку, как за успешную ученицу и одновременно призыв к вечному :  «Люди добрые, посмотрите, что деется!»

— Чего? — встревоженно оглядываясь, Еремей Профыч искал признаки пожара.

— Деда, — вступил Ванюша, — Дунька правду молвит. Из-за Еленки город лихорадит.

— А что я говорила, батюшка? — не удержалась боярыня Милослава. — Наша Евдокиюшка давно уже за ум взялась, иначе бы князь не поручил ей службу сослужить.

Дуня постаралась сложить губки бантиком и добропорядочно кивала на каждое мамино слово. Ей было приятно оказаться на той стороне, где не сыплются шишки на голову. Она даже чопорно заявила:

— Еремей Профыч, обидно слушать твои бездоказательные обвинения! И вообще, деда, признайся :  ты соскучился!

Ванюшка просиял, готовясь услышать ласковое :  «Ах,вы мои сорванцы ненаглядные!», но прозвучало другое:

— Ах ты! — вскипел дед. — Вот мои доказательства! — боярин полез за пазуху и вытащил письмецо. — Ты знаешь, что твоя курица написала Ладке? Вы чего тут устроили? — заново начал распаляться он.

— Ой, — пискнула державшаяся позади боярышни Даринка, — я муфточку Евдокии Вячеславны забыла, как бы не прихватил кто, — и со всех ног помчалась в дом. Поскользнулась, упала, подскочила и прихрамывая без оглядки рванула дальше.

— Так вот муфта, — непонимающе потрясла меховушкой Дуня, но сопоставила гневный взгляд деда, письмо и побег. — Ах ты ж… — скопировала она его и оглянувшись увидела, как Даринка уже миновала двор и юркнула в дом.

Милослава укоризненно посмотрела на дочь, но её больше взволновало, что вместо Дуни прислала весточку недавняя челядинка. Дуняша могла бы сама отписаться, как она с братом доехала, что они ели, как почивали, и прочее.

— Дед, — встрял Ванюша, — пока мы тут, — мальчишка даже притопнул ногой от избытка чувств, — князь там! — для весомости слов боярич махнул рукой.

Милослава даже умилилась грозному виду сына.

— Юрий Васильевич поехал летучую ладью запускать! — с трудом оставаясь на месте, выпалил Ванюша, чуть ли не плача. — А вдруг Оболенская опять на абордаж пойдёт и всем покажет! — невпопад высказал мучившую его мысль отрок. — Она отчаянная девка! Амазонка!

— Ничего не понял, — насупился Еремей, не одобряя нетерпение внука, но строго спросил Дуньку: — Почему дочь Ивана Владимировича поперёд тебя куда-то влезла? Ты куда смотрела?

— Не пойму я тебя, боярин-батюшка, — вступила Милослава, — Дуняшке нашей тише воды, ниже травы сидеть или, как сказал Ванюшка, жечь весь город?

— Цыц! Гусыням слово не давали!

— Не жечь, а отжигать, мам, — поправил её Ванюшка, нетерпеливо подпрыгивая и подталкивая деда к зимнему домику, в котором тот прибыл в Дмитров. — Смысл слова не в возгорании, а имеется в виду заводить, будоражить так, как будто у всех под ногами раскаленные угольки.

— Ах, как ты вырос, Ванюша! Мать поучаешь, — голос боярыни стал ласковым-преласковым. — А Дуняша ничего не натворила?

— Мам, мы же только что из Москвы вернулись! — не поддался на ласковый тон Ванюшка. — Когда бы она успела? — съязвил он и усерднее потянул деда к домику.

Евдокия же с показным разочарованием посмотрела на маму и поплыла лебёдушкой к саням.

— Деда, — она оглянулась, — Ванюшка прав, надо поторопиться к реке, чтобы ничего не упустить.

— Так про летучие лодки правда? — с удивлением спросил он.

— Поехали, деда, всё сам увидишь, — Дуня села в сани и деловито лизнула палец, выставляя его на воздух, делая вид, что определяет направление ветра, его силу и бог знает, что ещё определяют по обслюнявленному пальцу.

Ничего не поняла, но на неё смотрели с уважением, и она довольно кивнула сама себе, как будто только сейчас поняла, что ветер умеренный и дует в спину. Дед на её манипуляции лишь крякнул, пробормотал под нос что-то нелицеприятное и поспешил в обустроенный возок с печью.

Милослава, кусая губы, выдвинулась за ним. Дорога вымотала её, но оставить детей без защиты перед свёкром она не могла. Вон как он раздухарился, заполучив Даринкино письмецо. А поругать дочь с сыном она сама может, коли потребуется.

Евдокия привстала на санях, оглянулась, подзывая брата, но он показал, что поедет в домике на полозьях. Уличные ребята смотрели на это чудо, широко раскрыв глаза, и Ванюшка не мог упустить момент похвастаться.

У реки было многолюдно. К Дуниному удивлению на льду стояло три лодки… буера. Роднил их только парус, а остальное… варианты местных умельцев. Мысль мастеров заработала и выдала улучшенные модели. Желающих повторить подвиг отважной московской боярышни было вдоволь. Лыко-Оболенская продолжала наслаждаться всеобщим восторженным поклонением и млела.

— Хм, — Еремей подошел к внучке. — И что, ты никаким боком тут не участвовала?

— Вон та лодчонка моя, — со вздохом показала Дуня.

— И почему там Еленка стоит, а не ты?

— Видно, судьба так распорядилась.

— Кхм-кхм, — закашлялся дед. — Ты мне объясни, про какие правильные и неправильные глаза спрашивала Даринка у Лады?

— Деда, а при чём тут ты?

— Как это «причём»? В мой дом приносят письмо — и не мне! — вновь начал закипать боярин.

— Привыкай, — нахмурилась Евдокия, — Ладе могут писать разные люди, прося помощи,и им будет неприятно, если они узнают, что ты влез в их личные дела.

— Что? Какие у них личные дела в моём доме? Ты чего болтаешь? Это ты Репешку попробуй объяснить, если в письме крамола будет!

— Деда, — мягко остановила она его, — цыц, — и с улыбкой погрозила пальцем.

— Давно я тебя не порол, — успокоившись, беззлобно заворчал Еремей.

— Про глаза я тебе расскажу, а ты сам посмотришь, права я или нет. Понимаешь, я не уверена… — тихо зашептала Дуня, — вроде как опаивают Юрия Васильевича, а вроде как нет.

Стоя на берегу, она подробно рассказала обо всем, что приметила, пока на реке суетились с запуском лодок.

— Евдокия, это серьёзные обвинения, — насторожился Еремей, — ты понимаешь, что на дыбу можешь попасть?

— Дед…

— Погоди. Ты подумай о том, что с тобой будет, если тот, на кого ты укажешь,от всего отопрётся и даже под кнутом на своём стоять будет.

— Деда, не надо меня пугать, мне и так страшно. Я понимаю, что из-за моих слов разные люди окажутся в подвалах разбойного приказа и мне не будет прощения, если я ошибусь.

— Я тебе о другом… Если отравитель не признается в своих злодеяниях под кнутом, то на его месте окажешься ты, как оболгавшая его.

— И этого боюсь.

Радостный крик отвлёк их мрачного разговора. Лодки начали свое скольжение и потихоньку набирали ход.

— Интересный парус, — задумчиво произнес Еремей. — Он же подвижный?

— Да, крутится и даже немного отклоняется. Я думала ещё добавить парус на веревочках, чтобы взмывал вверх, как воздушный змей и помогал набирать скорость или облегчал груз. Не знаю, какая будет от него польза, надо пробовать.

— И кто тебя такую замуж возьмёт? — неожиданно посетовал Еремей.

— Какую, деда?

— Выдумщицу. Пожила бы ещё немного спокойно, я бы тебе хорошего жениха нашёл …  Многие из старых родов присматриваются к тебе!

— Дед, ты опять за своё?

— Дуняш, ты послушай меня, я ж плохого не посоветую. Ни один муж не потерпит, коли жена всегда вперёд его лезть будет. Осерчает, озлобиться на тебя и всю жизнь тебе испоганит.

— И ты предлагаешь мне не дожидаться, когда из меня озлобившийся муж живость натуры выбьет, а заранее самой придушить себя?

— Не передергивай.

— Когда я была маленькой, ты обещал, что дашь мне выбрать мужа.

— Тогда наша семья не стояла подле князя, — важно заявил Еремей.

— Дед, ты прямо просишь меня, чтобы я устроила нашей семье опалу!