Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Тьфу на тебя, дурная! — боярин схватился за сердце, почесал грудь, точнее пошкрябал пальцами по шубе, и выдохнул: — Этого ещё не хватало.

— Тогда не дави на меня. В ближайшие годы я замуж не пойду, так что время у нас есть.

— Строптивая ты, — буркнул Еремей.

— Но ведь любимая?

Дед вздохнул и сжал Дунину ладошку, когда она взяла его за руку. Лодки скрылись с глаз, как и народ, побежавший следом или вскочивший на коней, в сани, чтобы проследить за скольжением летучих лодок.

Многие с удовольствием начали фантазировать, что купцы по замёрзшим рекам теперь не санные обозы поведут, а вот такие ладьи. Но были те, кого заинтересовала маневренность увиденного паруса. Оказалось, что при умелом управлении даже при малом ветре ладья набирала немыслимый ход и без дополнительных приспособ могла остановиться.

Ванюшка спустился на лёд и крутился возле мастеров, слушая обсуждения летучих лодок ;  Милослава подошла к боярышне Еленке и завела с ней о чём-то беседу ;  а Еремей Профыч с внучкой продолжал разговор на берегу.

— Дуняша, я дождусь князя, поздороваюсь с ним, объясню, что приехал проведать тебя с Ванюшей.

— И Пушка.

— И мохнатого разбойника, — согласился Еремей. — Но сейчас нам с Милославой надо найти дом, чтобы поселиться в нём.

— Деда, а нельзя ли тебе к князю напроситься? Понимаешь, если ты найдешь дом, то нас с Ваней к тебе попросят съехать. Как я буду за Еленкой приглядывать и вообще?

— С дочкой Лыко-Оболенского всё понятно, так что пусть за ней няньки смотрят.

— Дед, не только в ней дело. Я же тебе говорила.

— И я тебе ответил, чтобы не лезла в княжьи дела. Они меж собой поругаются, потом помирятся, а ты крайняя останешься.

— Деда, я про другое, — возмутилась Дуня. — Ты с Ваней мог бы проследить, кто ежедневно опаивает князя. Я уверена, что это происходит до заутрени.

Еремей Профыч опасливо оглянулся.

— Ты… как ты себе это представляешь? — зашептал он.

— Деда, если князь разрешит тебе пожить в своём доме, то тебя подселят к Ванюшке, а он чуть ли не дверь в дверь с князем живет. Ты просто посидишь у приоткрытой двери, контролируя через щель княжьи покои.

— Ты! — возмутился Еремей, представив себя прильнувшим к дверной щели.

— Тш-ш, — Дуня приложила палец к губам, и с серьёзным видом, но очень выразительно, произнесла: — Служба, Еремей Профыч, разная бывает, так что старайся, и князь не забудет тебя.

— Дождешься ты у меня! — погрозил он ей.

Довольно улыбнувшись, Дуня показала деду на готовящиеся к тренировке по клюшкованию команды города Дмитрова.

— На днях начнутся турниры, посмотришь. Наш Ванюшка будет участвовать.

— С бояричами в команде?

— Нет, деда. Это команда недорослей.

— Почему не остановила? Сама понимаешь, невместно ему в товарищи брать нижних по положению.

— Дед, неужто ты врал, когда учил меня смотреть на людей, а не на их положение?

— Я и сейчас тебе это скажу, но речь шла о тех, кого надолго приближаешь к себе. В остальных случаях надо блюсти себя, чтобы люди не болтали потом.

— Ой, лукавишь ты, Еремей Профыч, — покачала головой Дуня, на что дед недовольно поджал губы.

Они ещё немного посмотрели на Милославу, чинно переговаривающуюся с боярышней Лыко-Оболенской, на хвастающего мастерам походным тёплым возком Ванюшу, прежде чем собрались ехать обратно. К приятному удивлению боярина в княжьем дворе его уже ждали и без объяснений проводили в соседние покои с внуком.

— Девица Даринка расстаралась, — пояснил Еремею княжий ключник. — Как ужаленная бегала, устраивала тебе с боярыней Милославой удобства.

— Ишь, расстаралась, говоришь, — довольно оглаживая бороду, повторил Еремей.

— Твоя Евдокия Вячеславна научила её подарочки дворне делать, так теперь всякий ей угодить норовит, — пожурил-похвалил ключник.

Боярин довольно хмыкнул и вручил княжьему доверенному кожаный портфель с кожаными папками для бумаг.

— Прими, от души дарю, — степенно произнёс он. — Важному человеку не обойтись ныне без таких новшеств.

Княжий ключник расплылся в понимающей улыбке, принял и поклонился. Как раз подбежал задержавшийся во дворе Ванюшка. Он провожал маму. Увидев в руках ключника портфель, широко улыбнулся и воскликнул:

— Дядька Дормидонт, ты как наиважнейший боярин всей Руси!

Ключник довольный сравнением хохотнул, а Ванюшка побежал догонять деда.

— Чего это ты его дядькой кличешь? Тоже подарочки дарил?

— Не-а, я без подарочков в сердце уголок сыщу! — беззаботно ответил мальчишка, подмигивая деду.

— Тьфу ты, бабская наука. Ты бы лучше…

— Кстати, дед, — перебил его Ванюша, — ты во дворе всех женок переполошил. По их словам, взгляд у тебя до их нутра доходит, а сам ты такой сурьёзный, важный и на загляденье.

— Скажут тоже… я никого и не приметил… вот же бабы, но глаз у них верный, — расплылся довольный Еремей, забыв, что внук его перебил и чего он хотел ему сказать.

Ванюшка хитро улыбнулся и выхватив из дедова короба пару сладких яблок, что тот привёз в дар князю, кинул одно Олежке, а вторым смачно захрустел, вытирая потёкший по подбородку сок.

Глава 23.

— Не знал я, что у Пушка столько человеческой родни, — пошутил князь, выслушав приветствия московского боярина.

— А как же, княже! Всё как во всех порядочных семействах, — поддержал шутку Еремей.

Юрий Васильевич ухмыльнулся, бросил взгляд на подарки и отпустил боярина. Он устал удивляться, что в его дом повадились гости, используя кошачий предлог.

Довольный встречей Еремей Профыч лениво обкатывал мысль, что Юрий Васильевич больше других братьев схож с Иваном Васильевичем. Такой же высокий, статный, с орлиным взором и тонким носом. Никакой мечтательности в глазах, идиотской улыбки, как говорила внучка, или намёка на добродушие в нём не было. Князь принял его, выслушал, оценил подарки и теперь подумает, что может выжать для себя из этого визита.

После встречи с князем Дунькины измышления казались Еремею чушью, но раз он обещал, что посидит в засаде на отравителей, то исполнит. Точнее,посадит своих воёв слушать и наблюдать у двери.

Отдав распоряжение, боярин улёгся спать. Дорога вымотала его, и старым косточкам требовался отдых.

На женской половине княжьего дома царило оживление. Сначала всех взбудоражило появление боярыни Милославы, потом её рассказы о московском житье-бытье допоздна не давали женщинам разойтись.

Боярыня уважила княжьих служивых жёнок, угостила привезёнными наливками, вялеными колбасами, сырами. Не пожадничала, поставила на стол орешки в меду, сушеную вишню, малинку, томленую клюковку, голубику... Ягоды всем знакомые, но мало кто сушил их, разве что травницы.

Милослава же научила класть сушеную ягодку в травяные чаи, чтобы вкус ярче был. А ещё она подарила женкам при чинах по коробочке с сушёными монастырскими яблоками  —  и уж сколько разговоров было, когда они их попробовали!Оказалось, что ранее им попадалась подделка, а настоящие монастырские яблоки страсть какие сладкие.

Еленка Лыко-Оболенская смотрела на всё широко раскрытыми глазами, изредка бросая вопросительные взгляды на Дуню, мол не слишком ли Милослава любезна со здешними служивыми женками. Евдокия пожимала плечами, призывая боярышню делать свои выводы.

Разошлись все спать, когда луна поднялась на небосводе. Дуня гордилась Милославой и даже немножечко приревновала её славу сказочницы. Мама умела передавать сплетни так, что заслушаешься. Жизнь московских жёнок представала перед слушательницами как необыкновенные приключения, наполненные множеством событий.

Зато на заутрене Дуняша с видом победительницы смотрела на ошеломлённого деда, не отрывавшего глаз от Юрия Васильевича.

— Убедился? — шептала она ему на ухо.

— Да тут всех словно подменили, — ответил ей дед, и Дуня по-новому взглянула на ближнего князя.