Боярышня Евдокия 4 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Еремей Профыч, впервые вижу!

— Ну-ну!..

— Вон моя лодка! Идемте забирать! — Дуня рванула вперёд, но остановилась и попросила: — Деда, давай ты, а я в сторонке постою.

Боярин потянулся было дать ей подзатыльник, но рука не поднялась. Грозно нахмурившись, больше сердясь на самого себя, чем на егозу, Еремей Профыч велел погрузить лодку на розвальни. Воины придерживали её, пока ехали к реке, а потом настал момент, когда надо было решить, кто покатится на ней.

— Я, — приготовилась Дуня.

— Погоди, дай мои ребята обкатают.

— Деда, ну почему у меня моё же отбирают? Это нечестно!

— Помолчи, а то я того самое…

— Оу, ты останавливался по пути на постоялом дворе «того самого», — засмеялась она.

— Кхе-кхе, — поддержал её Еремей, вспомнив говорливого хозяина постоялого двора.

— Дедуль, я покажу, как надо…

— Погодь, говорю…

— Вот сюда встать, за эти держалки держаться, парус повернуть и-и-и-и-и…

— Ах ты ж, лиса! За что мне такое наказание!

— Держите её! Убьётся же! Вот бедовая девка!

Гришка первый рванул за боярышней. Он с самого начала пытался держать ладью, подозревая, что Евдокия Вячеславна обхитрит боярина и сделает по-своему, но Пахомка так раскорячился, что не подойти было.

— Гришка, не смей! — рявкнула Дуня, когда почувствовала, что кто-то ухватился за буер. Лодку дернуло и боярышня не увидела, как Гришка одним движением отвязал непонятный мешок с песком, скидывая его. Мешок должен был служить тормозом.

— Боярышня, да куда ж ты без меня, — взмолился он.

— Жрать меньше надо! Ладья двоих не вытянет! Сгинь! — ей хотелось пнуть его ногой, но все силы уходили на то, чтобы держаться.

— Ничего, вытянет, — забираясь внутрь, просипел Гришаня, и поднявшись, встал позади боярышни, помогая ей управлять парусом. От ветра ли или от уверенного хвата воина и наилучшей позиции паруса, но ладья рванула вперёд.

— А-а-а-а, — счастливо завизжала Дуня.

— А-а-а-а, — застонал Еремей Профыч, в ужасе смотря, как несётся неизвестно куда его кровиночка. — Догнать! Догнать! — хрипел он и бросился к саням.

— Не жмись ко мне! — немного отойдя от восторга, пихаясь, прошипела Евдокия. — Я из-за тебя ничего не вижу.

— Да куда ж мне деться? — начал оправдываться Гришка.

— Куда мы катимся?

— Не знаю.

— Гришка, чтоб тебя…

— Евдокия Вячеславна, мне что-то в глаз попало.

— Так мы что, вслепую дуриками несёмся?

— Почему дуриками?

— А-а-а, за что мне это? Мир полон идиотов!

— Боярышня, я не нарочно…

— Надо тормозить… — она попробовала нащупать мешок с песком, но его не было. Впрочем, у нее не хватило бы рук, чтобы наклониться и воспользоваться им. — Давай тобой попробуем… — предложила Дуня, — …скинем тебя наполовину, и ты будешь якорем!

Она почувствовала, как Гришка замотал головой.

— Евдокия Вячеславна, я слышал, что надо парус по-особому развернуть.

— Давай пробовать, — прохрипела она, чувствуя, что от напряжения сдают все мышцы. Воин начал разворачивать парус, при этом вдавливая её в крепления.

— Изверг, — застонала она.

Какое-то время они продолжали катить, лязгая зубами из-за неровностей льда. Дуня надеялась, что они влетят в сугроб и на этом экстремальное скольжение прекратится, но княжьи люди расстарались и далеко вперёд расчистили снег.

— Давай падать, — предложила Дуня. — Я больше не могу.

— Погоди, боярышня, кажется, у меня получается.

Евдокия почувствовала, что лодка начала выполнять что-то вроде фигурного скольжения. Чуть-чуть вправо, плавно влево, потом вписались в поворот и покатились боком, выбивая фонтаном легкий снежок и парус завалился.

— Уф, жива… — простонала накрытая парусом Дуня. — Гриш, ты живой?

— Не-а, кажется, я умер и заново родился. Евдокия Вячеславна, это же невероятно! Такая скорость… мой дух окрылен... Я хочу ещё…

— Только без меня, — начиная выбираться, проворчала Дуня. — Меня окружают скорбные умом… — она замолчала, поняв, что зациклилась. — Здесь, наверное, воздух такой, что все делаются болезными на голову… — она вновь осеклась и всмотрелась вдаль. По берегу на скорости мчались всадники и сани.

— Что за идиоты несутся по бездорожью? — буркнула она и чертыхнулась, поняв, что все-таки она крепко приложилась головой. Намотанная на затылке коса смягчила удар, но что-то там встряхнуло.

— Боярышня-я-я-я! — завопил дедов холоп и Дуня замахала руками, показывая, что жива-здорова… относительно… и требуя, чтобы конные и сани остановились, пока не случилось беды.

— Я здесь, Пахомушка! — забубнила она себе под нос. — Спасайте меня! — понимая, что её никто не слышит, Дуня захромала навстречу, брюзгливо повелев Гришке: — Вставай, а то простынешь.

— Евдокия Вячеславна, как же так, — ворчал Пахом, сбежавший с берега на лёд и отряхивавший её от снега. Когда, ломая ивовый кустарник санями, подъехал дед, то она стояла очищенная и заглядывала ему в глаза.

— Накаталась? — грозно вопросил он, пряча трясущиеся руки.

— Ты был прав, деда, это ужас, — со слезами на глазах, призналась она. — Я себе язык до крови прикусила и в голове всё встряхнулось… Пусть другие катаются, а мне саночек с горками достаточно. Видно, старею я, и не по мне такие развлечения.

— У-у-у, дурная твоя головушка, — просипел Еремей, обнимая её, а потом пообещал, что когда-нибудь собственными руками придушит или спустит в прорубь за такие выкрутасы, но сейчас пожалеет.

— Деда, а кто это там скачет? Дорога вроде в стороне… Ты кого-то с собой позвал?

— Никого я не звал… Рванул за тобой, не помня себя…

— Боярин, вроде князь Юрий это, — подсказал один из его холопов.

— Князь? — удивилась Дуня. — И куда это он без сопровождения? Ай-яй-яй. Непорядок, надо исправить это. Деда?

Глава 24.

— Кхм, кхм, кхм… мда-мня… — Еремей Профыч покашлял и почмокал губами.

— Деда, ускачет же! — теребя его за рукав и подталкивая к саням, начала ныть Евдокия. Её роста уже не хватало, чтобы следить за удаляющимся всадником. — Уйдёт же! — азартно воскликнула она — и получила в лоб. Не больно, но обидно.

— Думай, чего сказываешь! Князь тебе не добыча. Коли заметит нас, то на ленточки порежет.

— Деда, нельзя упускать шанс разобраться в здешних хитросплетениях!

— Без тебя знаю, — рявкнул он, — но надо осторожно, — наставительно подняв палец вверх, добавил Еремей. — Князь-то наверняка нас тут приметил, и если мы за ним сразу поскачем, то…

— Да, да деда, преклоняюсь перед твоей мудростью, но нам ещё сани из кустарника вытаскивать. Ты их в самую гущу загнал, как ещё глаза никому не выколол ветками.

Боярин мотнул подбородком в сторону саней, и боевые холопы начали их выталкивать на свободное место, а один из них поскакал искать тропу, по которой уехал князь. Снежный наст был крепким и можно было бы ехать без дороги, как недавно проделал Еремей ;  но ближе к лесу всё могло измениться, и тогда уже ни о какой слежке речи не пойдёт.

— Ладью бросишь? — коротко спросил Еремей.

— А? Лодку-то? Будь она сто раз неладна! — в сердцах воскликнула Дуня.

— Гришка твой вцепился в неё, как в бабу, — съехидничал дед.

— Вот ему и отдам… пусть возится с ней, балует, гулять выводить, — весело отозвалась внучка и, подзывая одного из своих воёв, передала:

— Я с дедом поеду, а вы с Григорием ладейку в город верните, да мастеру закажите ещё один парус прикрепить. У брата спросите мои рисунки, там всё понятно показано, как мне думается должно быть.

— А ткань?

— У Даринки возьмете, я ей об этом говорила. Ах да, держи полтинник мастеру за работу!

— Чего это ему платить? Пусть спасибо скажет, что благодаря нашему заказу к нему князь пришёл и такие же ладейки заказал.

— Жадность ещё никого не красила, — нравоучительно произнесла Евдокия, косясь на слаженную работу дедовых воёв, — ты лучше подумай о том, что нам ещё не раз придется обратиться за помощью, а мы здесь чужие.