Космонавт (СИ) - Кресс Феликс

— Так точно, товарищ майор, — чётко ответил я.

— Ты понимаешь, что для этого нужно? — спросил Крутов.

— Предполагаю, товарищ майор. Дополнительные проверки, зачёт по всем дисциплинам, возможно, экзаменационная комиссия.

— Верно, — Синицын достал папку с моим личным делом. — Начнём с того, что тебя ждёт проверка не только по лётной подготовке, но и по теоретическим дисциплинам. И не только у нас.

— Как это, товарищ майор?

— Тебя направят в горком ДОСААФ, — пояснил Крутов. — Там комиссия проверит твою политическую подготовку, знание устава, общую эрудицию. Без их одобрения даже с отличными оценками досрочно не выпустят.

Я кивнул. Всё логично — в Союзе без идеологической проверки никуда.

— Кроме того, — добавил Смирнов, выпуская дым в окно, — тебе нужно будет выполнить контрольный полёт не только перед нами, но и перед представителем областного авиационного управления. Они должны убедиться, что ты действительно готов.

— Я готов, — твёрдо сказал я.

Крутов усмехнулся:

— Вижу. Но одного твоего слова мало.

Синицын, не поднимая глаз от журнала учёта полётов, снова заговорил:

— По приказу начальника центральной аттестационной комиссии СССР номер 217, минимальный налёт для допуска к экзаменам — сорок два часа. — Он провёл пальцем по ведомости. — У тебя же на пятое октября — ровно ноль часов.

Крутов достал из сейфа и разложил на столе учебный план:

ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ГРАФИК ПОДГОТОВКИ

курсанта Громова С. В.

(утверждён 05.10.1964)

Теоретическая подготовка (4 недели):

06.10–10.10: Основы аэродинамики (40 часов)

13.10–17.10: Конструкция Як-18 (36 часов)

20.10–24.10: Авиационное оборудование (32 часов)

Наземная подготовка:

Тренажёр рулёжки (с 07.10, 10 часов)

Отработка действий в кабине (с 09.10, 15 часов)

Лётная практика (поэтапно):

С 16.10: Показные полёты с инструктором

С 23.10: Простые манёвры в зоне

С 01.11: Полёты «по коробочке»

— Первый самостоятельный вылет — не раньше пятнадцатого ноября, — подчеркнул Крутов. — Это при условии, что все зачёты сдашь на «отлично».

Смирнов, затушив папиросу о подошву сапога, хрипло добавил:

— Завтра в шесть тридцать на аэродроме. Начнём с осмотра кабины. Без знания матчасти — никуда.

Синицын вручил мне бланк. Я бегло прочитал его:

В ПАРТИЙНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ

Тушинского аэроклуба ДОСААФ

от курсанта Громова С. В.

ЗАЯВЛЕНИЕ

05.10.1964 г.

Прошу рассмотреть возможность моего допуска к ускоренной программе подготовки при условии выполнения всех нормативов…

— До конца дня, до 20:00 сегодня — к секретарю парторганизации, — отрезал Синицын. — Завтра с утра — на медкомиссию.

Когда я выходил, часы на стене показывали 19:10 — ровно через 20 минут начиналась вечерняя поверка, а ещё нужно успеть к секретарю.

— Успевай, Громов, — сказал я вполголоса и ускорил шаг. Дел сегодня было ещё очень много.

Глава 22

Я стоял возле кинотеатра «Октябрь» на Калининском проспекте, кутаясь в пальто от пронизывающего октябрьского ветра. Мой взгляд блуждал по горожанам, которые толпились у касс. Я снова глянул на афишу, где ярким пятном выделялась алая надпись с названием кинофильма: «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён». Премьера была всего неделю назад, и народ шёл на него косяком.

Я выдохнул облачко пара и посмотрел на вечернее небо. После двух недель бешеной гонки эта наивная, светлая сатира Климова будет для меня именно тем, что доктор прописал.

Две недели… Перед мысленным взором пронеслись словно бы кадры из этих дней. Всего ничего прошло с того первого полёта, а кажется, будто прожил несколько месяцев.

До сих пор помню, как гулял адреналин после моей первой посадки здесь, как Смирнов хлопнул меня по плечу и сказал: «Для первого раза — сносно». А сам при этом, сдерживал похвалу, не привык он хвалить курсантов, никогда этого не делал. И потому такие его слова были высшей похвалой. К тому же я летал действительно впервые — на такой технике. В будущем всё по-другому. Автоматизация, мать ее за ногу. Прогресс.

И теперь всё завертелось с бешеной скоростью. Дни сливались в один сплошной калейдоскоп.

С утра — теория. Старый Лисин, преподаватель аэродинамики, бывший штурмовик, методично из меня вытягивал (или, наоборот, вкачивал) знания. Его любимый приём — задать вопрос и смотреть потом, как курсант путается в «показаниях».

— Почему на Як-18 при скорости менее 110 элероны вялые?

Каверзный вопросик… Но со мной этот номер не прокатывал. Я отвечал чётко. Поэтому Лисин морщился, рассчитывая на то, что курсант, то есть я, попаду впросак. Ан нет… Не вышло.

— Пятерка. Но не зазнавайся, курсант, — говорил он мне каждый раз, будто отрывал от себя, когда не мог меня подловить на хитром вопросике.

После теории были занятия на тренажёрах. По несколько часов подряд я проводил за рулём неподвижного Яка. Руки постепенно привыкли к повторяемым движениям и сейчас уже действовали будто бы сами по себе. Но этого пока было недостаточно, потому что стоящий рядом Смирнов из раза в раз щёлкал секундомером и недовольно ворчал:

— Медленно! На реальной полосе ты бы уже знак снёс!

Я лишь хмурился и делал снова. До тех пор, пока упражнение не стало получаться практически идеально. Но тренажеры не стали для меня серьезным препятствием, лишь только монотонность в работе с ними немного надоедала. Но без этого никуда.

Все-таки основные испытания ждали меня не на «муляжах», а в воздухе. Пока погода ещё шептала, и я нарабатывал часы так необходимые часы полёта. В основном это были простые элементы пилотирования: отработка взлёта/посадки, прямолинейный полёт, простые виражи (крен до 30°).

Но случалось выполнять и более сложные. Особенно был интересен полёт на допотопном самолете с имитацией отказа двигателя. Тогда Смирнов внезапно скомандовал: «Отказ двигателя!» и резко убрал газ. В ушах сразу зазвенело, но сердце не дрогнуло. Знаем, проходили когда-то. Хотя попотеть пришлось, ведь четыреста метров высоты на Як-18 — не шутки всё же, и без тяги мы камнем шли вниз, теряя по четыре-пять метров каждую секунду.

Однако сознание работало четко. Левой рукой перевёл РУД на малый газ, одновременно оценивая обстановку: скорость 140, но стрелка неумолимо ползёт вниз; до ближайшего поля метров восемьсот; ветерок хоть и слабый, три метра, но сносит в сторону.

Главное было — не допустить сваливания. Правой рукой я взял ручку, чуть потянул на себя, выдерживая оптимальные 110 км/ч. Левой нащупал рукоятку триммера, установил её на пикирование — сразу почувствовал, как ручка стала легче. Ноги автоматически работали с педалями, парируя разворот.

И всё равно земля приближалась слишком быстро. Я видел каждую кочку, каждый кустик на том поле, куда теоретически мог сесть. Но это была проверка, и Смирнов ждал не геройства, а чётких, выверенных действий.

«Нужно выдержать угол» — пронеслось в моей голове. Я перевёл взгляд на авиагоризонт — нос должен быть строго на полторы отметки ниже линии. Правой педалью компенсировал снос ветром.

В этот момент Смирнов, видя, что я держу ситуацию под контролем, прокричал:

— Действуй, курсант!

И я действовал. Резко дал полный газ и одновременно с этим плавно потянул ручку на себя. Затем убрал триммер и проверил набор скорости.

Мотор взревел, и наша «спарка» послушно пошла вверх. Лёгкая перегрузка вдавила в кресло, но это не трудности, а даже приятное ощущение. Значит, всё сделано правильно. И это был не просто удачный манёвр — это был переход на новый уровень.

После посадки Смирнов молча кивнул. Всего один кивок. Именно так он всегда выражал своё одобрение и похвалу. Слишком скуп на похвалы. А мне много и не надо, чай, не мальчик.