Инженер Петра Великого 2 (СИ) - Гросов Виктор

На наблюдательном помосте творилось что-то невообразимое. Государь, начисто забыв про свое царское величие, аж вскочил, махал руками и что-то восторженно орал Брюсу и Меншикову, тыча пальцем на поле «боя». Лицо его раскраснелось, глаза горели азартом. Александр Данилыч тоже не скрывал своего обалдения, то и дело качая головой и присвистывая. Шереметев и Репнин молча и уважительно переглядывались. Они-то, в отличие от многих, догоняли, что видят рождение новой, рабочей тактики.

А вот у большинства других генералов физиономии вытянулись так, будто они привидение увидели. Их снисходительные ухмылочки куда-то улетучились. Вместо этого на их лицах читался откровенный шок, перемешанный с недоумением. Они видели, как их хваленая гвардия, несокрушимые линии, вышколенные по последнему писку европейской военной моды, были остановлены и буквально «выкошены» какими-то вчерашними салагами, сидящими в «обычных ямах» и вооруженными какими-то «хитрыми» ружьями да непонятными «карманными бомбами». Это был удар по самолюбию, по замшелым представлениям о войне. Де Геннин, мой главный хулитель окопов, сидел чернее тучи. Он что-то быстро чиркал в своей записной книжке, видать, мотал на ус. Кажись, я заставил его крепко призадуматься.

Это был полный и безоговорочный триумф. Чистая победа. Моя «окопная тактика», ружья, гранаты и картечь — все это сработало на ура.

При этом, все сработало так, как я и прикидывал, а может, даже круче.

Трубач сыграл отбой. «Потешный бой» закончился. Мои солдатики, высыпав из окопов, сгрудились вокруг меня — чумазые, потные, с сияющими рожами, будто мы только что самого шведского короля в плен взяли. А что, они имели на это полное право! Они сегодня доказали, что и простой русский мужик, если его по-умному научить да дать в руки толковое оружие, способен на поле боя чудеса творить. И я был горд за них!

На наблюдательный помост я поднимался с легким волнением. На душе было легко и радостно. Мы это сделали!

Петр Алексеевич, не дожидаясь, пока я подойду, сам шагнул мне навстречу. Схватил за плечи, тряхнул.

— Ай да Смирнов! Ай да сукин сын! — рявкнул он, с неподдельным восторгом. — Вот уж не ждал, признаться! Ну, удивил, так удивил! Это ж… это ж не бой был, а избиение! Твои-то «кроты» этих гвардейских орлов как куропаток пощелкали! А гранаты твои, а картечь! М-да…

Он обернулся к генералам. На их лицах застыла целая гамма чувств: от откровенного изумления и растерянности до плохо скрываемой досады, а у некоторых и злости.

— Что, господа, съели? — продолжал Государь с ехидной усмешкой. — А то все «кротовьи норы», «не по-нашему»! А оно вот как обернулось! Сидит себе солдатик в ямке, знай себе поплевывает да из фузеи своей хитроумной постреливает, а ваши-то хваленые линии и подойти не могут! Вот вам и наука! Учиться надо, господа, учиться, пока этот вот, — он снова хлопнул меня по плечу, — всех вас за пояс не заткнул!

Генерали молчали, переглядывались. Вид у них был такой, будто их только что прилюдно розгами отходили.

И тут я понял, что надо срочно менять ситуацию. Да, я победил. Мои идеи сработали. Но нажить себе в лице генералитета заклятых врагов — это было бы верхом глупости. Они мне этого триумфа никогда не простят. И будут потом палки в колеса совать на каждом шагу, мстить. Мне это было совершенно ни к чему. Нужно было как-то сгладить момент, дать им сохранить лицо и не дать почувствовать себя окончательно растоптанными. Дипломатия, чтоб ее…

— Ваше Величество! Гхм… — я прочистил горло. — Господа генералы! Позвольте и мне слово молвить. Сегодняшний «бой» показал, что предложенная мною тактика оборонительных действий в укрытиях, с применением усовершенствованного оружия, действительно может быть весьма эффективной, особенно против превосходящих сил противника или при удержании важных позиций. Но я ни в коей мере не считаю, что она должна полностью заменить испытанные временем методы ведения войны, которым вы, господа, посвятили всю свою жизнь и в которых достигли такого высокого мастерства.

Я обвел взглядом генералов, стараясь поймать их взгляд и выказать уважение.

— Моя тактика — это в первую очередь тактика обороны, тактика сбережения солдатских жизней там, где это возможно. Но ведь война — это не только оборона. Это и стремительные марши, и смелые атаки, и прорыв вражеских линий, и преследование разбитого неприятеля. И здесь, господа, ваш опыт, да ваша доблесть, ваше знание маневренной войны остаются незаменимыми! Никакие окопы не заменят мужества гвардейцев, идущих в атаку, никакой прицельный огонь не сравнится с ударом сомкнутой кавалерийской лавы! Сегодня мои солдаты, благодаря укрытиям и новому оружию, смогли отразить атаку. Но если бы им пришлось наступать на такие же укрепленные позиции, им бы тоже пришлось несладко. Так что, я полагаю, истина, как всегда, где-то посередине. Нужно брать лучшее из старого и нового, сочетать стойкость в обороне с лихой удалью в наступлении. И я уверен, что под вашим мудрым руководством, господа генералы, русская армия сможет освоить и эти новые приемы, сделав их еще одним грозным оружием в борьбе с супостатом.

Я закончил и поклонился. Вроде бы все сказал как надо. И их похвалил, и себя не принизил, и намекнул, что к сотрудничеству готов. На лицах некоторых генералов мелькнуло облегчение. Шереметев даже одобрительно хмыкнул. Де Геннин хмурился, благо, не так люто. Кажется, мой дипломатический маневр сработал. По крайней мере, откровенной враждебности в их взглядах поубавилось.

И тут, в самый разгар этих тактических споров и моих дипломатических кульбитов, к помосту, расталкивая любопытных, пробился запыханный гонец. Весь в мыле, мундир в пыли — видать, скакал во весь опор.

Он поклонился и незаметно сунул в руки Брюса пакет. Тот быстро пробежал глазами текст и, с легкой улыбкой, передал Царю.

Петр пробежал глазами депешу. Лицо мгновенно стало серьезным. Через минуту он поднял на меня глаза.

— Ну, Смирнов, — протянул он. — Похоже, ты сегодня не только на этом поле победу одержал! Тут вот пишут… — он потряс депешей, — что на заводе твоем намедни зло пытались учинить. Хотели, видать, тебе «подарочек» к учениям преподнести, водяное колесо твое хваленое из строя вывести. Да только не вышло у них ничего! Люди твои, да солдаты Орлова, сработали как надо. Злодеев повязали тепленькими, с поличным. И кто, ты думаешь, им в этом помог, кто всю эту шайку-лейку на чистую воду вывел, да наводку дал точную?

Я молчал, уже догадываясь, к чему он клонит. Все же не зря я повысил уровень боеготовности, на колесо мое позарились, сволочи!

— Лыков твой! — Государь расхохотался так, что все вокруг вздрогнули. — Тот самый Игнат Лыков, снабженец твой! Вот уж воистину, пути Господни неисповедимы! Кого ты, Смирнов, себе в помощники взял!

Вот уж действительно неожиданно. Как потом выяснилось именно Лыков помог вовремя засечь вредителей.

Двойной триумф! Это было уже слишком даже для меня. Победить на «потешном бою», еще и диверсию на заводе предотвратить с помощью такого сомнительного типа, как Лыков! Судьба, похоже, решила сегодня отсыпать мне всех пряников разом.

У Государя, видимо, сегодня было настроение прямо-таки расчудесное. Новость о предотвращенной диверсии и такой эффектный «потешный бой» — окончательно убедило его, что я Отечеству не последний человек. Он аж светился весь, и на радостях решил, что называется, не откладывать в долгий ящик то, что можно сделать сразу.

— Ну, Смирнов, принимай поздравления! — Петр Алексеевич широким жестом обвел присутствующих, которые после новости с Охты смотрели на меня с еще большим изумлением, а кое-кто и с откровенной завистью. — За усердие твое ратное и заводское, за ум твой пытливый да за преданность Государю и Отечеству, жалую тебя, Петр Алексеич Смирнов, чином капитана!

Капитан! Твою ж… Это ж… это ж…!

Из мастеровых, артиллерийских поручиков — и сразу в капитаны! Да тут иные дворяне годами такого выслужиться не могли, а я… Это было что-то запредельное, почти невероятное.