Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

С ним еще важный момент предстоит. Относительно награбленного и добычи говорить. Но это чуть позднее. Сейчас собратья о планах спрашивают. И моя мысль одна касалась его, но. Что важно, после согласия вместе идти только о таком говорить нужно.

Посмотрел на него, проговорил холодно

— Дальше. Письма в Рязань к Ляпуновым. С ними думаю объединиться, ну и, как оказалось, с нижегородцами может получится. Вроде мысли одни у нас с ними. О сильном царе.

Помнил я, что Федор Шрамов, посланный из Чертовицкого человек, уже должен по идее туда добраться и начать какие-то первичные переговоры. Да, времени с той поры много утекло, но основу какую-то наших больших переговоров заложить он должен.

— Ляпуновы, род уважаемый. Первые люди на земле Рязанской. — Качнул головой Чершенский и как-то даже чуть расслабился. Их авторитет вызывал у него уважение. Хорошо.

— Ляпуновы за Дмитрия стоят. — Кашлянул Серафим. — Насколько мне ведомо.

Люди заворчали, кто-то поддерживал попа, кто-то сомневался в его словах.

— Насколько знаю. — Проговорил я спокойно. — Ляпуновы за десять лет сменили многие стороны. Говорить с ними буду. Раз они Скопину письма писали, царем ему быть предлагали, то невелика их вера в Дмитрия. — Руку поднял, чтобы не перебил никто. — А Скопин, как я мыслю, жаль, что умер. Думаю, вот он мог стать сильным царем. Молодой, отважный.

— Как ты, воевода. — Усмехнулся Тренко. Яков кивнул.

Эти двое видели во мне все больше кандидатуру на престол. Да, они сами были дворянами не родовитыми, бедными, но олицетворяли собой весь класс таких же служилых людей. На таких, как они, опирались как раз Ляпуновы. А вот казаки — нет.

Из-за этого и неудача постигла первое ополчение.

Как-то надо избежать противоречий во взглядах. Найти общее, единое, что людей не поделит, а наоборот — в кулак соберет. В силу великую.

— Слышал я о письме, писульке. — Усмехнулся из своего угла Василий Черешнский. — Из-за него потом молодой Шуйский, орел… не даром что скопа! Гэрой, славнОй, непобедимОй, кровушкОй умылсЯ. А он, хотя и со шведами якшающийся, добрый, мыслю воин был. Вот зуб те! Ставлю! Ежели кто супротив чо скажет про него.

Он приоткрыл рот и звучно шлёпнул большим пальцем по резцу.

Я посмотрел на него. А казак-то кое-что знал и кое-что смыслил. Хоть и прикидывался постоянно дурачком и шутом. Еще при первой встрече мне показалось, что он невероятно умен, только… мозги у него работают несколько набекрень.

— На дело большое ты нас зовешь, воевода. — Тренко тоже поднялся, посмотрел на собравшихся. Продолжил. — Мы, люди воронежские тебе в верности клялись.

Собравшиеся кроме донских казаков закивали, но подметил я, что атаман полковых казаков как-то совсем уж вяло реагирует. Болен, что ли, или раны доконали его, устал? Или… Еще чего?

Вновь паузу сделал, уставился сотник детей боярских на Чершенских.

— Но, мы с врагом бились вместе с донцами. Они здесь сидят, но идут ли с нами? Дают ли клятву? Такую же, как и мы?

Все смотрели на братьев. Иван неспешно тоже поднялся, посмотрел на Тренко, на Якова, сидевшего подле него и закашлявшегося сильно, затем на меня.

— А в чем клясться-то, воевода? Знать хочу четко.

— Справедливо, Иван. Все мы, собравшиеся здесь, клялись землей русской и верой православной в том, что царя правильного на трон посадим. Всей землей избранного.

— А если Димку или Ваську правильными назовут на соборе, что делать-то будем? — Василий, говорил, не вставая, смотрел чуть из-за спины, из тени своего брата. — Мы же супротив них идем. И, промежду прочим, крамольные слова об них двоих тут, ух… Как говорим. — Внезапно он заорал громко. — Повесють! Прямо раз! Раз!

Сделал кривую шею, язык вывалил. Хлопнул в ладоши звонко, отчего все как-то дернулись, занервничали.

— Тихо, брат. — Одернул его старший. — Тихо!

Собравшиеся воронежцы начали перешептываться. Не нравился им этот странный казачок. Уж больно дикий, дурной какой-то. С одной стороны у нас на Руси всегда жалели калек и убогих, привечали, но тут, иной… С этим же человеком в бой идти. И как ему жизнь доверить можно, коли он такой чудной да дурной? Пожалеть одно, а воевать плечом к плечу — это совсем иное.

Но, ответ мне держать. После короткой паузы сказал, что думал.

— Думаю, Василий Шуйский и тот человек, что себя Дмитрием Ивановичем зовет к тому моменту… — Вздохнул. — Не доживут они до собора. Но если уж так пойдет, что земля их выберет, а кто мы такие, против нее-то?

— Земля нам, как мать родна. — Васька ощерился из-за спины брата.

Из слов казака, которые зачастую были сиротами, беспризорниками, беглыми холопами с непонятными корнями это звучало достаточно странно. Но, за веру православную они же воюют. Против татар пришли. Здесь сидят, не уходят, значит, интерес есть. Желание идти на север и участвовать в судьбе страны имеется. Да и сколько их там уже. И за Василия, и за Дмитрия и за ляхов тоже кто-то воюет. Но там больше черкесы.

— Ну что скажете, братья Чершенские. — Я буравил старшего взглядом.

— Условия какие? Коли под тебя пойдем. Что с добычей?

Про добычу это ты верно подметил.

— В бою все равны, что боярин, что дворянин, что казак. Тот, кто сотником назначен, тот людьми руководит. Воюют все. До боя обсуждаем, а в бою — кто над тобой поставлен, тот приказы дает, а подчиненный выполняет. Дисциплина, чтобы побеждать нужна. Добычи нет, все в трофеи идет, чтобы войско снарядить, нарастить…

При этих словах Васька аж крякнул, а старший брат его нахмурился. Оно и среди моих людей недовольные имелись. Я осмотрел их всех. Не очень-то нравилось им, что после боя вся добыча идет мне. По сути то не лично, а в армейскую казну, но в то время это особо не различали.

— Жалование платить обязуюсь…

— С чего? — Иван перебил, поднял бровь.

Уставился на него я злым, холодным взглядом. Не надо так! Здесь я главный! Мое слово. Мы тут либо одно дело делаем, либо вы своей дорогой идете.

— Найду, то моя забота. — Я ощерился, словно волк.

При упоминании денег люди как-то завозились, уши навострили, только атаман полковых казаков сидел, как ни в чем не бывало, дремал слегка. Это было несколько странно, раны может так беспокоят его или… Неуж-то знал он о серебре? Должен был только Григорий, да близкие ко мне люди про это все ведать. Как бы худа какого не вышло из этого знания.

Вздохнул я, продолжил.

— О жаловании позднее. Все на довольствии. Запасы пока есть. Как на север двинем, местные нас, уверен, поддержат, фураж дадут. — Черт, знают ли они это слово, ну да ладно. — Никого не грабим, мы не ляхи, не татары. Мы идем царя выбирать. Людей собираем, силу копим. Поэтому оружие и нужно, вооружаем всех желающих к нам присоединиться и клятву дать.

— А коли баловать начнут? — Спросил Тренко. — Оружие дал, а он в разбой.

— Клятва дана, коль нарушил, то на сук тебе дорога. — Голос мой был холоднее льда. — Болтаться будет в назидание остальным.

Люди закивали.

— А что до жалования то? — Спросил атаман беломестных казаков. — Кому, сколько, чего?

— Неделю дайте. Все посчитаю, в Воронеже сядем, поговорим и скажу. Часть имуществом, которое уже из арсеналов выдано, это точно.

Когда речь пошла не только о делах великих, посадке царя, но и о мирском, денежном — как-то сразу люди повеселели.

— Так что, братья Чершенские, второй раз вас спрашиваю, с нами ли вы? Идете ли под Воронеж, а потом на север?

Иван, до сих пор стоящий и Василий в его тени, переглянулись.

— Тяжело будет братам-казакам сказать, что без добычи теперь. Могут не понять. — Покачал старший головой.

— А ты слова верные подбери, атаман.

— Сдюжим, не порвемся. — Хохотнул младший. — Я думаю, за землю то повоевать, то, славно-то. А то сидим, сидим… Когда казаку то сидеть? Ему саблей рубить надобно. А если царь правильный будет, он же… — Васька прищурился, совсем в тень ушел и прогудел, как в трубу, как детей взрослые пугают. — Зачтется нам сие.