Патриот. Смута. Том 3 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Конечно, до проломных орудий всему арсеналу далеко. Но что-то с собой прихватить все же можно.

Раннее утро завершилось, совет длился часа два с небольшим по моим прикидкам. Потеплело. Солнце припекало все сильнее. День должен был выдаться жарким.

Пока шел, изучал.

Внизу, там, где вчера шел ожесточенный бой, был разбит казацкий лагерь. Шатры, навесы, костры. Народ кашеварил, возился, жил своей жизнью, пока атаманы говорили со мной в остроге.

На просеке, ближе к реке, стояло несколько сотен коней. Видимо, сюда их всех привели, и наших, и трофейных. Было их прямо много, огромный табун. Может даже тысяча уже, а может, и больше. Столько, признаться, ни разу я не видел. Даже у отца, еще в советское время, когда совсем юным был, в колхозе. А здесь — не сосчитать. Часть низкорослых — татарских, а часть более крупных.

Там тоже были люди — стерегли, кормили, поили, пасли. Травы здесь не так чтобы много оказалось, но вот камыша прилично. Правда, его приходилось рубить и скирдовать, чтобы животные не лезли в болотину. Сильно пострадали заросли реки от такого большого количества скакунов, оказавшихся здесь единовременно. Нужно завтра уводить все это поголовье к Воронежу, там ставить на постой частями вокруг города под охраной и холопов подключать к уходу.

Пока войско тренируется, кони должны находиться вблизи и есть вдосталь.

Дальше от казацкого лагеря справа, ближе к густому лесу приметил я, что пара десятков человек копают. Рыли они могилы. Еще несколько десятков таскали туда тела. Конские туши, коих здесь было мало, заносили в лагерь, там их, видимо, разделывали, снимали шкуры, вялили мясо. Не пропадать же такому добру. А людские, видимо татар, отправляли, предварительно раздев, в братскую могилу.

Мы двигались вниз.

— Побегу, народ соберу, чтобы прямо все, все, все! — Заорал Васька. Помчался вниз. — Ух, а! — Еще громче кричал. — Браты казаки! Воевода велик! Говорить с нами будет! Собирайся, народ! Браты!

М-да, еще шесть сотен людей, которых я поведу на север. Удвоение моего воинства, если на то пошло. Только вот, насколько надежны они? Дело покажет.

Шел вперед, раздумывал, над тем, что в тереме было. Получалось оно все в целом то хорошо, только за союз с Нижним Новгородом опасения были и за серебро. Атаман полковых казаков из головы не выходил.

Спустились. Казаки встречали полукругом, сходились, смотрели чуть вверх.

Я замер на пологом склоне, взирал, получается, сверху, метров с десяти на все это воинство, собравшееся подле меня.

— Здравия вам, браты казаки!

— И тебе, воевода! — Загудели сотни глоток. — У… А… Здорово… Здравия… Здоровеньки булы.

Приходилось драть глотку чтобы все собравшиеся пять сотен слышали хорошо и внятно. Не переспрашивали и не дурили потом.

— Говорить пришел! Хочу вас! И атамана вашего! На север вести! К Москве!

Вновь загалдели.

— Любо! Любо!

— А за кОго? Пошто?

— Тебя садИть? Любо! Воеводу в цари! Он внук! Законный! Любо!

Я поморщился. Докатились, уже каждый казак любого мало-мальски удачливого предводителя родичем Ивана Грозного именует. До чего Смута довела.

— Тихо! — Руку поднял. — Тихо, браты!

Толпа замолкла.

— Скажу! А вы дослушайте! — Набрал в легкие больше воздуха. — Хочу я! Чтобы вся земля! Вся русская! Собором, сходом! Царя выбрала! Не люб мне Василий! Не люб и Дмитрий! И Ляхи! и Татары! И Шведы! Сильный! Славный! Крепкий! Царь нам нужен! Избранный землей!

— Дело говоришь! Любо!

Казаки, в отличие от атаманов восприняли новость как-то ощутимо легче, быстрее и лучше. Может быть, в их головах, непривычных к интригам и сложным противостояниям, все выглядело проще. Придем, двоих царьков свалим, своего поставим. Да еще пограбим, а может, и приживем чего.

— Славно! Но, раз так! То закон! Не грабим! Не жжем! Атамана слушаем, как бога! Что сказал — то закон! Добычу воинскую! Всю! Сдаем!

Здесь народ загудел, загалдел, кое-кто даже за сабли хвататься начал. А ради чего воевать то, если добычу сдавать. Все понятно, с казаками вольными, как и думал, сложнее будет, чем с воронежцами. Не готовы они просто так с добычей расстаться.

— Тихо! Тихо! — Выкрикнул я что есть сил и люди замолчали.

— Жалование платить буду! Посчитать надо! Неделю дайте! Приду к вам! Скажу!

Казаки переглядывались.

— А еще! Всех раненых! И кого атаман изберет! Для дозора! Здесь оставлю! В поместье! Воронеж с юга подпирать! Пока к Москве идем! Ваша земля это!

— Любо! Воевода наш! — Кричала часть толпы.

— А как же трофеи! Не отдадим! Наше это! Кому оно!

— По трофеям! Воронеж всех снаряжает! Полки собираем! Чтобы биться лучше! Чтобы все как один! Пикинеры! Стрельцы! Всадники латные! Всадники легкие! Неделю дайте! Браты! Только татар били! Через неделю! Все скажу!

— Вот и мы скажем! Потом! А пока! Любо! Воеводу хотим! На Москву! Ляхов бить! На кол!

Кого толпа призывала сажать на кол, затерялось в общем потоке гомона. Мнения явно разделились. То, что я требовал сдавать добычу, им не нравилось, но в остальном все устраивало. Идти воевать за меня они были готовы.

— Давай так! Браты! Кто за! По правую руку! Кто против, по левую! Не держу никого!

Братья Чершенские неспешно двинулись направо от меня. Поддержали. Первыми показали всем, за кого атаманы и о чем они договорились в остроге.

Толпа загудела.

— Коли за мной идете! Клятву потребую! Землей и верой! Что царя поставим! Сильного! И я перед вами! В этом! Поклянусь! Коленопреклоненно! Чтобы земли коснуться! В ней вся сила! В ней мы все! В Земле Русской!

Людское море бушевало, гудело, галдело, но преимущественно качнулось направо. Почти все, кроме небольшого отряда человек в сорок присоединились к атаману и его брату. Стали по правую руку.

Ясно. Те, что остались добычей делиться не хотят. Или это оппозиция Чершенским? Может, стоит их здесь как раз, и оставить, дозорными. Но, с другой стороны, опасно. Спрошу, что атаман о них думает. Потом решу.

— А вы чего, браты⁈ Сами по себе⁈

— Мы, воевода, не дворяне. — Вперед выступил молодой казак. Хорошо, богато в сравнении с иными, одетый. — Это они за землю бьются. А мы, народ вольный. На то и казаки мы. Мы за веру православную сюда пришли, татар побили. За тобой пойдем, коль добыча будет. Почто себе ты ее всю забрать решил? Почто обычай нарушаешь?

— Надо так, казак! Чтобы больше людей снарядить, вооружить. Чтобы Дмитрия и Василия одолеть. А потом ляхов и шведов. Чтобы царя поставить сильного и чтобы за ним сила была могучая. — Смотрел ему в глаза. — Не себе беру, а в казну, в арсенал, чтобы выдавать тем, кому надо.

Стоящие за спиной этого молодого казака переглядывались, перешептывались.

— Обычай другой. Да и кто славен, тот сам себе все добудет. А кто неудачлив, в землю ляжет.

— Твое слово. Твоя правда. Но подле меня, такому как ты не место.

— Гонишь. — Усмехнулся молодой казак. — Говорят, мастер ты на саблях биться. Давай так, коли победишь, то с тобой пойду, служить буду как пес. А моя возьмет, отдашь мне землю Жука и добычу всю оставишь, что унести смогу. Да еще коня своего со всем имуществом, что на нем.

Казаки загалдели. Видано ли какой-то десятник, вряд ли он был даже есаулом, на бой воеводу вызывает. Как же человек, руководящий всего несколькими, осмелился на такое.

Тренко с Яковом за моей спиной напряглись. Но Григорий толкнул своего односельчанина, промолвил тихо, но я все равно услышал.

— Ты же видел, что Игорь умеет. Он там в Чертовицком только пол силы показал.

Яков на него уставился, а тот только головой покачал, добавил:

— Мы тут такое творили, собрат. — Хмыкнул. — Казаку конец.

Да, через многое мы с Григорием прошли, верил он в меня, да и я в себя.

— Все мы люди служилые! От боя не откажусь. — Усмехнулся я. — Тащи саблю, казак. Гляну, на что ты способен.

Двинулся на него, вытащил свою.

Вокруг народ огибал нас полукругом, переговаривался.