Штурмовик из будущего 4 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич

Ну а что, война неуклонно катится к своему завершению. Красная Армия явно побеждает. Еще чуть-чуть, и она выйдет на линию государственной границы. А за ней раскинулась Европа, оккупированная нацистами и их союзниками. Интересно, отдаст ли Сталин приказ на ее освобождение? Махров упоминал, что в известной ему версии истории, Советский Союз победоносно дошел до Берлина. Вряд ли здесь будет иначе.

И вот тут опять вставал в полный рост вопрос о том, как несправедливо будет погибнуть накануне такой долгожданной и близкой Победы. А если принять во внимание возможную гибель не в бою — к этому, как раз, Дивин, будучи потомственным воином, относился довольно спокойно, — а в результате аварии или несчастного случая…становилось обиднее вдвойне.

И это мешало. Выводило из себя и поневоле заставляло нервничать.

Экспат даже негромко зарычал, отгоняя тревожные мысли прочь. К черту! «Бостон» наконец-то оторвался от земли и медленно начал набирать высоту, сердито гудя моторами. Григорий подумал о том, как будут взлетать следом другие экипажи, и вновь ощутил смутное беспокойство. Ну вот что за непонятная блажь накрыла командование⁈ Это же форменное самоубийство. В полку практически не было опытных летчиков, обученных непростому искусству ночных полетов. Не было!

Оставалось надеяться, что к моменту их возвращения с задания, темнота уже начнет потихоньку отступать, сменяясь рассветом. И наземные службы не подведут, обеспечат нормальное освещение взлетки, помогут приземлиться. Иначе…иначе быть беде. Стоит хотя бы одному бомбардировщику потерпеть аварию и остальным придется уходить на запасные аэродромы. А ориентиры и условия посадки на них известны далеко не каждому. Секретность, чтоб ее.

Вспомнилось, как во время постановки боевой задачи, сидящий позади экспата молодой летчик, что пришел в полк с недавним пополнением, с обреченной тоской бросил своему штурману:

— Похоже, Антоха, это наш с тобой первый и последний вылет.

— В смысле⁈

— Посуди сам: летим в ночь, возвращаться тоже в темноте. Ты уверен, что дорогу на аэродром правильно найдешь? А ведь потом еще и сесть как-то нужно. Так что…

Дивин не выдержал и повернулся вполоборота. Очень уж хотелось посмотреть, что за кликуша в полку нарисовалась. Щупленький чернявый младлей испуганно осекся, заметив злой взгляд Григория.

— Ты, младшой, не хорони раньше времени себя и своих товарищей, — негромко, но внушительно сказал экспат. — Запомни раз и навсегда: авиация — это вещь особая. Если хочешь, здесь своя жизнь и свои правила. Это на земле ты можешь остановиться, подумать, изменить какое-то решение и поступить иначе. В воздухе такие фортели не проходят. А это означает, что образ полета, его течение, возможные проблемы ты должен проиграть в своей голове еще до старта. Во всех деталях, во всех — даже мельчайших — подробностях. Чтобы в небе действовать не задумываясь. Автоматически, как бездушная машина. Научишься думать так, сможешь предвидеть — будешь летать. Хорошо летать. И решения станешь принимать не с бухты-барахты, а осознанно, понимая их возможные последствия. А, главное, будешь жить. К чему я все это? Подготовься сегодня так, как этого требует ситуация, и вернешься назад целым и невредимым. Ну а сложишь лапки и будешь по себе плакать…что ж, в штабе похоронку для родных мигом напишут. Жаль только, что вместе с собой других людей на тот свет утащишь. Ты ведь не истребитель — летаешь не в одиночку, и как командир экипажа ответственность за своих подчиненных несешь. Подумай, лейтенант. Хорошенько подумай!

Ночное небо плотно укрывали облака. Григорий давно оставил попытки пробиться сквозь них своим чудо-зрением. Слишком густые. Лишь иногда в редких разрывах нет-нет, но мелькал где-то редкий огонек. Так сходу и не поймешь — в воздухе или на земле. Хотя, под бомбардировщиком сейчас ведь расстилалась морская гладь, так что, скорее всего, все же в воздухе. А вот чей…кто его знает, может быть коллега-«ночник». Или фриц.

Спустя какое-то время Дивин приноровился и стал различать в темноте еще что-то, кроме порядком опостылевшей кучевки. Интересная, в сущности, штука эти ночные полеты: ты крадешься, будто в шапке-невидимке и никто тебя не замечает. Правда, есть зоркие локаторы, которым тьма не помеха, но нынче они исключительно на стороне краснозвездной машины. И не выдадут. А те, возле которых несли службу солдаты в мундирах мышиного цвета, давно догорели.

— Савелий, приготовься. Подходим.

Здорово, когда кто-нибудь уже побывал над целью. Подвесил над ней «люстру» САБа[1] и указал верную дорогу остальным. Цель видна издалека, рвутся бомбы, бестолково мечутся синие лучи прожекторов. Для экспата все это было не принципиально. Более того, он строил свой замысел на первую атаку как раз на внезапности. И еще на одной детали, что подметил в предыдущих ночных вылетах. Немецкая ПВО обычно не открывала огонь до тех пор, пока не был слышен протяжный свист падающих бомб. Гитлеровцы, таким нехитрым способом, пытались не выдать расположение своих зенитных батарей раньше времени. А еще, наверное, надеялись, что гудящий высоко в небе советский бомбардировщик явился не по их душу.

Но только не сегодня!

Пора снижаться. Дивин убавил обороты двигателей и уверенно толкнул штурвал от себя. Требовалось пробить облака, по-быстрому определить точное местонахождение вражеских судов и нанести по ним разящий удар. На снимках, предоставленных разведкой, отчетливо виднелись фашистские БДБ. Ну и всякая-разная мелочь рангом пониже.

Григорий еще на земле решил, что в первую очередь попытается приголубить фугаской именно самоходные баржи. Задели его немного язвительные слова полковника Головни. Ишь, устроил показательную выволочку с прилюдным выговором. Словно зеленому пацану! Что ж, в таком случае будут вам БДБ.

Торпеда, разумеется, угробила бы фрица с гарантией, но, вот беда, что толку от одной единственной «сигары»? Только врага предупредишь. Поэтому Дивин выбрал способ топ-мачтового бомбометания. Да, может быть, не получится отправить немецкое судно на дно, ведь ФАБ при удачном стечении обстоятельств «всего лишь» угодит в борт, а не ниже ватерлинии. Но и подобный результат точно не даст врагу нормально передвигаться и маневрировать. А, значит, он станет гораздо более легкой добычей для других советских самолетов, которые смогут довести до конца начатое лидером дело.

Экспат прикинул так: надо из кожи вон вылезти, но постараться потратить по паре бомб на каждое обнаруженное судно с максимальной эффективностью. Если повезет, то какое-нибудь обязательно загорится. И станет замечательным маяком для товарищей. Куда там САБу!

Тем более, что, в отличие от торпедной атаки, при топ-мачтовом бомбометании не требовалось долго выдерживать боевой курс. Опять же, маневрировать не в пример проще, да и вводить поправки по цели легче. А уж с его-то боевым тактическим предвидением…молитесь, суки!

Облачность оказалось плотной, почти до самой поверхности моря. Пробил ее «бостон» на высоте всего в метров сто пятьдесят, не больше. Внизу все те же волны — безмолвные и равнодушные. Подумаешь, какая-то никчемная жужжащая букашка кружит сверху. Сколько таких же нашли свой конец на дне? И не сосчитать. Может быть и эта вдруг возьмет, да и плюхнется в воду.

Но Григорию было не до философских размышлений. Он впился глазами в стремительно приближающуюся бухту, пытаясь разглядеть вражеские суда, укрывшиеся в ней. Как он и ожидал, немцы пока молчали. А ведь наверняка уже засекли его машину — их наблюдатели на кораблях и береговых постах не зря ели свой хлеб и несли вахту круглосуточно.

— Ишь ты! — не удержался от громкого восклицания экспат. — Как удачно!

— Что там, товарищ командир? — ожили наушники.

— Три баржи, Савка, и четыре…нет, пять «шнелльботов», — азартно бросил Дивин. — И еще пара шхун. Атакую первого фрица!

Самолет перешел в горизонтальный полет на высоте двадцати метров. Идея топ-мачтового удара заключалась в том, чтобы на расстоянии примерно в двести пятьдесят метров от цели сбросить бомбы и те, ударяясь о воду, рикошетят от нее и летят вперед. Эдакие камешки, которые мальчишки швыряют в пруд, играясь, «пекут блины».