Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Второй ринулся на меня. В руках два длинных кинжала.

Пистолет полетел ему в голову. Но тот увернулся. Ловкий, зараза.

— Пожру тебя! — Заорал черт, рывками приближался ко мне.

— Vade retro, Satana — Выпалил я, что значило «Иди прочь, сатана».

Встал в боевую стойку.

Ярость вскипала в моей душе. Сердце разгоняло кровь, в нее поступал адреналин. Приходило ощущение легкости и желания побеждать.

— Братья, бей их! Бог хранит нас от скверны!

Мы сцепились с чертом. Он оказался ловок и проворен. Атаковал быстро, решительно, пытался пробить мою защиту. Я отмахивался саблей, искал брешь в его обороне. Укол не достиг цели, он вновь отскочил. Проворный гад. Тренированный. Как только видит в этом всем костюме и двигается так хорошо?

Неудобно же.

Я крутанул саблей, нанес несколько ударов с разных сторон. Он почти не парировал, уклонялся, уходил. Смеялся в лицо. Дурачился. Но чувствовалось, что с каждым моим ударом ему становится все страшнее.

Маришка как безумная пронеслась мимо нас на площадку с развороченным костром. Встала между двух отрядов, запрокинула голову кверху, завыла, засмеялась безумным голосом.

Черт. Не успеваю я скрутить эту дурную бабу. Ряженный насел, тянет время, отнимает мгновения.

Игорь, ускорься! Стремительно атаковал, сделал обманный финт. Наконец-то.

Чертяка купился, двинулся не туда, а я провернул рукоять в кисти и вместо верха атаковал сбоку. Рассек ему торс. Клинок прошел через шкуру. Брызнула кровь. Куда я попал — сказать сложно. Слишком много на нем было одежды, слишком плотная она была. Но миг растерянности и болевого шока сыграл мне на руку. Я сократил дистанцию и кольнул в грудь. Следом рубанул.

За спиной творилось что-то непостижимое. Сумасшедшая баба буянила и кричала. Читала какой-то речитатив. Надо вмешаться.

Черт пал замертво, я мгновенно развернулся и увидел Григория, вскидывающего пистолет. Люди мои, которых разили стрелы, топтались на месте. Кто-то отступал, кто-то, обходя кострище, сторонясь беснующейся ведьма. Продвигался вперед с опаской, терял время.

БАБАХ!

Миг — и тело безумной женщины рухнуло наземь! Молодец подьячий!

— Вперед! Ура! — Заорал я.

Двое татар, прикрываемые стрелками, подобрались к конюшне, скинули засов, но внутрь войти не успели.

Я в несколько прыжков оказался рядом. Одного пырнул с наскока. Тот был уже ранен. Действовал одной рукой и не успел отреагировать. Схватился за бок, осел со злобной фразой, которую я не разобрал.

Что-то несвязное на крымском.

Второй, тот самый, что хотел вырвать мое сердце, развернулся. Оскал злой, лицо пересечено шрамом. Опытный вояка.

Вокруг шел бой. Мои люди теснили врагов. Смерть Маришки возымела положительный эффект на моральный дух. Григорий молодец, сориентировался, не сдрейфил. Завалил ряженую ведьму.

Но, мы еще не победили.

— Я тебя живым возьму. — Проговорил холодно, смотря врагу прямо в глаза.

— Твои кишки конь топтать будет.

И мы сошлись один на один.

Глава 24

Вокруг шел отчаянный бой.

Мои люди одерживали верх. Враг отбивался. Многие были убиты, многие бежали. Разгорался пожар. Если у кострища разлетевшиеся от взрыва поленья постепенно угасали, то здание за спиной отряда татар, наоборот, разгоралось.

Тени сновали между строениями. Слышались крики боли, панические вопли и ржание испуганных, беснующихся лошадей в закрытой конюшне.

В нос бил запах жженого пороха и дыма. Он затмил собой сырой дух болота. Расползался дымкой над разбойничьим хутором.

Мы выжигали эту заразу огнем и железом!

Ведь это — наша земля!

Татарин стоял портив меня у дверей конюшни. Засов рухнул на влажную землю. Но удрать ему я не дам. Хрена! Раз сказал, что ему нужно мое сердце, так иди сюда, забирай. Попробуй.

— Сын шайтана. — Зло прошипел он.

В глазах злость, ненависть, ярость. Дернулся, резко атаковал. Сабля у него была легкая, быстрая, хорошо сделанная, да и владел он ей хорошо. Это стало понятно сразу. Кто же ты, сын степей? Точно не рядовой воин.

Я парировал удар. Ничего, сейчас оценишь мой боевой стиль. Вряд ли ты такой видел. Хоть раз в жизни. Тебе не понравится.

Он атаковал вновь, ловко, быстро. Целился вбок, крутанул кистью, перенаправил секущий удар вверх, рассчитывая рубануть меня под руку, в живот, грудь. Хорошо, но недостаточно. Мой клинок встретил его атаку, высек искры. Повел сильно вверх и в сторону.

Улыбнулся, увидев в его взгляде непонимание.

Что, съел. Гнев, копившийся перед битвой, выплеснулся наружу. Холодный, дающий силы действовать.

Атаковал. Резко, неожиданно, не доведя защиту до конца. Полоснул его по руке, задел, рассек толстый стеганый халат — считай тегиляй. Сразу же рубану еще раз, целясь слева в его правый бок. Он отпрянул. Клинком прикрыться успел в последний момент. Сабли вновь высекли искры. Разлетелись, но на довороте мне вновь удалось повредить ему доспех. Защита страдала.

Но, надо признать, кровь я ему пока не пустил. Плотно набитый халат держал легкие удары к телу. Рвался сам, но защищал хозяина. Здесь нужна более глубокая атака, более сильная, четкая. Но, этого хмыря надо брать живым. Живым! И только так.

Он сделал выпад, я отразил, откинул его клинок. Удары начали сыпаться то слева, то справа. Быстрые, ловкие, верткие. Но моя защита отбивала их. Опыт и верно поставленные движения давали о себе знать.

Техника татарина была хороша. Минус — привычка побеждать быстро. Не встречал он еще опытных фехтовальщиков. А здесь крепкий орешек в моем лице. Такой не расколоть, зубы обломаются. Но, если подумать, крымчак уступал даже Нижегородцу. В поединке парень, которого я одолел, даже будучи навеселе, сразил бы степняка.

Я рубанул из защитной стойки, целился в правую руку. Вновь рассек ткань. Лицо врага исказилось. Что, достал и до тела?

— Шайтан!

Татарин взбесился, кинулся вперед.

— Алга!

Не получается победить? Злишься? Это хорошо. Ошибок больше совершишь.

Я ушел вбок. Но он тоже повернулся, продолжил свой быстрый и ловкий натиск. Тут я его и подловил. Встретил клинок на клинок, свел и резанул по запястью. Брызнула кровь. Рука перестала слушаться своего хозяина.

— Собака!

А за это по зубам получишь…

Он отскочил, перехватил саблю левой. На лице его я видел бешенство. В глазах безмерную, лишенную всякой человечности злость. Но за ней все отчетливее прослеживался страх. Идущий из глубин души ужас следующий по пятам за пониманием того, что победить не удастся. Что вот она — смерть. Или позор плена.

Пока мы фехтовали бой вокруг завершался.

Мои люди победили. Добивали тяжело раненых, оглушали, сопротивляющихся, начинали стаскивать сюда к кострищу. Я понимал, что все они смотрят на то, как я бьюсь с предводителем татар. Они ждут от меня победы. Хотят видеть, как русский человек одолевает в этом поединке. Сотни лет их предки терпели набеги степняков. В крови уже сложилось нечто вечное. Некое стремление доказать себе, что и на вас, татар, есть управа. И даже этот мелкий бой становился для тех, кто его видел символом победы русского оружия, русского воина над тем ужасом, что приходит из Поля.

Я действовал на автомате. Исход боя и так уже ясен. Осталось до конца измотать противника, обезоружить, оглушить, скрутить.

— Все назад! — Закричал я. — Это мой бой. Один на один!

Пара человек и Ефим, стоявшие ближе всех и жаждущие влезть помочь вмиг отбросили эту идею. В голосе моем слышался резкий, недвусмысленный приказ. Говорил зло, холодно.

— Дело чести. — Холодно и тихо произнес я, смотря в глаза степняка.

— Шайтан! — Заорал татарин и кинулся на мою саблю, раскинув руки.

Сдаваться не хотел, решил погибнуть.

Правая его истекала кровью. Левая почти не слушалась, саблю держал с трудом. Он устал. Я измотал его поединком. Не только физически, но и эмоционально. С каждым новым ударом он понимал вот она — смерть перед ним. Сама старуха с косой стоит за спиной этого молодого русского боярина — меня. Манит пальцем. Показывает на острую косу. Ухмыляется.