Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

– Добро. Мы готовы вместе со стремянными спасать усадьбы от разграбления. За что и плату свою возьмём, – не желая больше развивать тему с наставничеством, выставил я ещё одно условие.

Вернее, поставил сие собрание перед фактом. С другой же стороны, звучит всё очень благовидно. Прямо стремление пионеров бабушку через дорогу провести. Однако эти пионеры собираются брать немалую плату за обеспечение безопасности пожилой женщины.

– Пятнадцать долей от всего того, что удастся схоронить и вывезти из любой усадьбы. Такова плата! – озвучил я расценки.

И вновь встретил грозные взгляды, полные возмущения.

– Коли так… – первым задумчиво произнёс Языков. – Мою усадьбу первой повинно вывезти в Кремль. Сегодня верно грабить её будут.

Я насилу не засмеялся, когда Ромодановский стал спорить не со мной о цене, а со своим сотоварищем о том, чью именно усадьбу нужно в первую очередь вывезти.

Это на первый взгляд плата высока. Однако ведь все понимают, что сегодня бунт не заканчивается. И с самого утра начнутся погромы. И, конечно же, первыми пострадают усадьбы тех людей, которых ассоциируют с главными противниками бунтовщиков.

– На этом был твой сговор, полковник, с Никиткой Глебовым, полковником стремянных? – догадался Матвеев.

– И не токмо, – отвечал я.

Я задумался и решился все же оставить бумагу боярам.

– Тут мои предложения, как ослабить наших ворогов. Думайте, бояре. Токмо одним оружием усмирить сложно.

В бумаге было главным – это предложение объявить Ивана Алексеевича вторым царем. Тем, кто принимать решений не будет, только числиться. Но такой ход, я уверен, сильно остудит головы бунтавщиков. А еще он выбивал почву из‑под ног наших врагов.

Сговорившись с боярами, я отправился в расположение своих стрельцов. Нужно было понять, что произошло за ночь, кто ещё прибыл в Кремль. Я видел, когда подходил к Красному кольцу, что разноцветье стрелецких кафтанов ещё более разнообразилось. Я заметил стрельцов и в коричневых кафтанах, и в зелёных, и болотного цвета. И со всем этим нужно разбираться мне, а то иначе найдутся те, что быстренько заменят меня и станут претендовать на главенство.

Нет, не для этого я рискую, не для этого отягощаю свою душу новыми грехами.

Когда два полковника пошли заниматься своими делами, подготавливая вылазки в усадьбы Ромодановского и Языкова, трое бояр вновь схлестнулись недоверчивыми взглядами.

– Буде ещё раз… Ворогом тебе стану, Артамон Сергеевич, – сказал Языков.

– Ты, Артамон Сергеевич, больше так не поступай! Есть у нас уговор, что трое рядом с Петром встанем, – сказал Ромодановский, глядя в глаза Матвееву. – Так тому и быть. Иначе… Один из нас не сдюжит.

– Былого не вернёшь, а верить нам друг другу потребно! – отвечал боярин Матвеев.

А после усмехнулся.

– Как бы, бояре, не вышло, что не втроём нам быть подле Петра, а четверым, – заметил Матвеев.

– Шустёр выборный полковник. Эко зыркал на тебя, Артамон Сергеевич. Не глупее нашего будет, понял, что это ты Петра приваживать удумал. Ещё гляди, чрез тебя возвеличиваться станет, – заметил Языков.

– Да куда же ему больше? – удивился Матвеев. – В полковниках ужо.

– Нужен он нам нынче. Вон и стремянных под нашу руку привёл. Дорого нынче стремянные обходятся. Шесть тысяч ефимок вынь да положь стрельцам конным, – сетовал Ромодановский.

– А ещё с кожной усадьбы возьмут… Так стрельцы богаче нашего с вами станут! – усмехнулся Языков.

Двое других бояр промолчали. Богаче их? Это вряд ли. Особенно если равняться с Матвеевым. Тот имел не меньше миллиона ефимок серебром. Даром, что ли, столько лет был вторым человеком в Русском государстве? Матвееву через Наталью Кирилловну Нарышкину удалось немало серебра и золота добыть от влюблённого в воспитанницу Матвеева царя Алексея Михайловича.

Ну, конечно же, о том, что перед самой опалой Артамон Сергеевич смог вывезти в надежное место, под Коломну, почти всё своё состояние, он говорить не стал. Богатейшая усадьба Артамона Сергеевича в Москве уже давно пустует. И были те людишки, что хотели поживиться в усадьбе опального друга царя. Да не нашли там ничего. Даже ковры и утварь перед отбытием в ссылку Матвеев успел продать.

– Так что, бояре, как сила станет нашей и начнём головы сечь бунтовщикам, так заодно и полковнику нашему? С чего он уже в наставники к царю наметился? – спрашивал Артамон Сергеевич Матвеев.

Его подельники ничего не ответили. Матвеев подумал, что это они так проявляют свою слабость. Ну или опасаются, что становящийся популярным смелый и деятельный молодой полковник, в случае того, что почует угрозу, ещё и свой бунт учинит. И вот этот бунт может быть куда как опаснее, чем‑то, что нынче творит Хованский.

Вот только и Григорий Григорьевич Ромодановский, и Иван Максимович Языков уже видели в молодом полковнике такую возможную силу, что можно было бы использовать в своих играх у русского престола. Никто не верил, что триумвират долго продержится. Ещё и Нарышкины будут под ногами путаться.

И тогда можно опираться на популярных командиров, чтобы придавать себе больше силы. Всегда слово того, у кого есть под рукой полк‑другой военных, звучит особо громко.

– За Софьей отправлять потребно. Коли не возвернётся с Новодевичьего монастыря, дак тем самым и признается, что это она стоит за бунтом, – не желая больше обсуждать молодого полковника Стрельчина, сказал Ромодановский.

– Скажется хворой али отпишется, что опасно в Кремль нынче ехать. Выжидать будет приступа, – покачал головой Матвеев.

Но он уже видел, что несколько растерял свой авторитет. Если ещё утром мог бы сказать слово, и все сразу же бы согласились, то сейчас что Ромодановский, что Языков, почувствовали оплошность Матвеева и уже свою линию хотят двигать.

– Все едино, отправим письмо! – принял решение Ромодановский.

Матвеев решил в малом не перечить. Важнее был иной вопрос.

– А Стрельчин прав. Повинна не только кровь литься, невеликую уступку нужда есть сделать, – попустив до этого в малом, Матвеев решил отыграться в большом.

Бояре задумались. Казалось бы, идея провозгласить Ивана Алексеевича вторым, младшим царём всем хороша. Уж точно второй царь, если он младший, решения принимать не будет. Да и какие решения может принять скорбный умом Иван?

Но у этой монеты была и другая сторона. Милославские, если Иван будет провозглашен вторым царём, станут крутиться вокруг него. А там и многомудрая Софья.

– Ответить за те бесчинства, что нынче на Москве творятся, повинны Милославские! – жёстко припечатал Ромодановский.

– Повинны… – согласился с ним Языков.

– Объявим опосля, что Иван – блаженный. Да и дело с концом. Патриарха призовём и иных церковников, дабы признали это. Надо, так и Земский собор соберём, – сказал Матвеев, грозно глядя в глаза Ромодановскому.

– Коли Ваську Голицына, Щегловитова, Толстых да Ивана Милославского подвинуть, то и силы более не будет у Милославских. А там стрельцов подале отослать… – сказал Языков.

Ивану Максимовичу ничего не оставалось сделать, как проявлять сдержанность и стараться примирить двух грозных мужей державных. Иначе, как справедливо думал Языков, внутри Кремля начнётся бойня.

И как в таких условиях не дозволять молодому полковнику Егору Ивановичу Стрельчину своё слово держать? Ведь у него та сила, которая и будет решать исход внутреннего противостояния в Кремле.

А ещё у него та сила, которая будет оборонять Кремль. Все были уверены, что, если не сегодня, то завтра бунтовщики обязательно попробуют взять Кремль штурмом.

То, что я присутствовал на совещании триумвирата бояр, сыграло мне на руку. Не без удивления, почему именно я разговариваю с самыми знатными русскими боярами, но Глебов теперь показывал готовность слушать меня, а не действовать самостоятельно.