Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— А что за риск?

— Контр-адмирал Тирпиц рассчитал, что если германский флот наберет силу до двух третей от английского, то любое прямое столкновение с ним для Британии станет слишком рискованным. В том смысле, что они уж слишком ослабнут перед другими своими противниками. Однако… — неожиданно сменил направление мысли Ванновский. — Прямо говорить о том, что Германия нацелена на мир, нельзя. Голоса тех, кто считает, что война здесь и сейчас тоже решит любые проблемы, звучат все громче. И дипломатическая атака на наш флот, которая фактически скрепила кровью союз Англии и Франции, только придает им решительности.

— Опасаются, что они смогут перетянуть кого-то на свою сторону?

— Именно. И Тройственный союз с 1882 года не стал сильно крепче. Австрия с Италией до сих пор тихо лаются из-за Трентино, Южного Тироля и Далмации.

Трентино и Тироль — это Альпы, Далмация — примерно современная Хорватия. Сейчас они принадлежат Австро-Венгрии, но вот итальянцы считают их частью «Неосвобожденной Италии». Кстати, ради этих земель они в 1915-м и выйдут из союза с Германией… Значит, это их решение витает в воздухе уже сейчас.

— Забавно, — неожиданно задумался я. — Из-за той же Австрии у Германии проблемы еще и с Османской империей. Формально союзник, но официально споры из-за Балкан заставляют держать турок на расстоянии.

— И нас, — напомнил Ванновский. — С Россией у Германии нет противоречий, по крайней мере сейчас, но они вынуждены поддерживать Австрию с ее жесткой политикой в Сербии и Болгарии… — тут мой главный разведчик замялся, но потом твердо продолжил. — Я знаю, что вы делаете ставку на договоренности с Германией и их промышленниками, но… Хочу обратить внимание, как неустойчив их союз. Он и так еле держится, и в текущем виде для России там места точно нет.

Можно было бы зацепиться за «текущий вид» и обсудить тот же раздел Австрии, который мог бы решить почти все противоречия, но… Не пойдет на него никто в это время. А еще в противовес неустойчивой конструкции кайзеровской коалиции бросалось в глаза, как последовательно действуют его враги. Англия и Франция от многого отказались, но решили все свои противоречия. Также Париж сейчас активно договаривается с Испанией по Марокко — поделят, и еще одна страна попадет в орбиту Антанты.

Кто еще?.. Я на мгновение задумался, что выбор стороны Николаем строился не на пустом месте, и только потом сообразил, что во всех этих раскладах чуть не забыл про Северо-Американские Штаты. Мир рушится, страны пробуют себя в самых разных конфигурациях — не так важно, когда будет война, не так важно, кто и на чьей стороне окажется, но, черт побери, Штаты опять каким-то образом оказываются на почтительном расстоянии. И что тогда? Чего бы я ни добился… Сколько бы жизней ни спасли новые стратегии и тактики, но что будет ждать мир, если все опять закончится тем же, что и в моей истории, когда кто-то сумеет отсидеться в стороне и собрать себе все лавры?

Бесит!

Но что я могу сделать?

Глава 25

Несколько строк из столичной газеты.

Арестантка Беклемишева была убита на подъезде к Санкт-Петербургу. Неизвестный, невысокого роста и хрупкого телосложения, проник в поезд через окно, обманув жандармов, и убил террористку выстрелом в сердце. Пассажиры из соседних вагонов рассказали, что как раз в это время слышали через стену разговор. Целиком его было не разобрать, но слова про мужчину и месть запомнились многим. Предварительная версия: убийство на почве ревности, никак не связанное с основными обвинениями…

— Так ей и надо! — сурово сказал Буденный и поморщился. — Мало, что у нас тут хотела устроить, так еще и у себя, оказывается, успела дел натворить. От судьбы не убежишь.

Еще несколько офицеров, окруживших столик с газетами и обсуждающих последние новости, согласно закивали. Другая группа, собравшаяся подле вернувшейся из Японии Казуэ, с удовольствием погружалась в мир красочных сплетен о своих недавних врагах. Третий большой островок образовался вокруг наших и столичных ученых, и там сейчас Жуковский рассказывал всем свои впечатления о посещении башни связи.

Он, кстати, и мне уже успел занести свой доклад, в котором предлагал использовать наши вышки для пеленга будущих самолетов. Он вообще изначально замахивался на полноценное определение координат, но нам просто не хватало для этого точности существующих приборов. А вот направленная антенна и возможность вести на ее сигнал хоть самолеты, хоть корабли, хоть пехоту — это можно было сделать за считанные недели.

Впрочем, сегодня мы собрались не за этим.

— Господа, — я поднял свой бокал, и все остальные разговоры тут же начали затихать. — Сегодня мы получили телеграммы из Лондона, Парижа и Вены, так что позвольте поздравить вас с первыми победами в битвах за людские умы!

Часть людей сразу довольно закричали «ура» — некоторые уже зная в чем дело, другие просто за компанию. А кто-то просто стоял и растерянно переводил взгляды друг на друга, и те, кто был в курсе, тут же принялись им объяснять.

— Мы же ведем радиотрансляции каждый день. А они просят нас остановиться.

— Но почему? Я слушал, и там нет ничего криминального. Даже удивлялся, почему Джек Лондон просто рассказывает о России, и все.

— Скажу честно, уже одного этого было бы немало. Некоторые деловые партнеры семьи, с которыми мы ведем дела в Европе и Персии…

— У вашего рода есть дела в Персии?

— Дядя служит в Афганистане, и персов, несмотря на покровительство англичан, интересуют кое-какие наши товары. Но я не об этом! Есть ведь не только башня в Инкоу — ровно через минуту после завершения официальной трансляции начинается еще одна, с Корейской башни.

— На той же самой частоте?

— Да, поэтому если на площадях всегда выключают приемники ровно в десять, то те, у кого они есть дома, всегда слушают дальше. И корейцы, скажу я вам, совсем не стесняются и режут правду-матку. Про подставу с убитым генералом, про концентрационные лагеря англичан в Южной Африке и французов в Северной. Вчера мне очень понравился выпуск про то, как американские газеты устроили скандал и начали войну с испанцами, а потом… Прошло уже несколько лет, а про настоящее расследование того инцидента, с которого всё якобы началось, все забыли.

— Дерзко. Очень дерзко!

— И вот европейцы не выдержали. Только если раньше они про нас писали любую чушь, то теперь, как начали всплывать их темные делишки, сразу забеспокоились.

— Но в чем победа-то? Корейцам ведь придется пойти на уступки.

— Империя Корё плевать хотела на их желания! Они свободная страна и могут делать все, что захотят. А так как ни Англия, ни Франция с ними не торгуют, то и возможности повлиять на решения императора Кима у них нет.

— Напрямую нет, но… Если они попросят Николая, а вся торговля хлебом в Корею идет через нас…

— Тоже очень ожидаемое решение, и… Все учтено. Николай что-то потребует за свое посредничество, потом передаст свое пожелание в империю Корё, а там… Я же говорил, что это свободная страна? Император, конечно, согласится с пожеланиями своего партнера, но сначала проведет слушания, чтобы выяснить, что проблема точно есть. Потом я бы на его месте создал комитет, который смог бы разобраться в проблеме. В идеале отправить наблюдателей в каждую страну, которая высказала претензии, все хорошенько задокументировать, а потом… Где-нибудь через год-два, если жалобы подтвердятся, можно будет забрать башню у одного рода и передать другому. Тем, кто точно не будет оскорблять правдой репутацию великих держав.

— Но он тоже будет?

— Конечно. Эту игру можно продолжать сколько угодно.

— Причем не пряча.

— Ровно то же самое, что сейчас делает Франция по отношению к России. Или как Англия повела себя в прошлом году во время Гулльского инцидента.

— Цинично, но справедливо. За это действительно стоит выпить!

Я слушал эти разговоры, и сердце пело. Мы действительно начали побеждать не только на поле боя, но и в битве за умы. Силой на силу, подлостью на подлость. Новые приемники появлялись по всему миру. Торговые агенты из Европы говорили о сотнях в каждой столице. Здесь, в Азии, даже там, где их отказывались официально закупать, приемники все равно завозили. Тайно, втридорога, но они появлялись, их слушали. Наш голос уже имел вес, а что будет через год? Через десять лет?