Моя императрица (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Так ты что ж, Алешка, тоже из чародеев? — прошептал Гришка с нотками недоумения. — Вот уж подумать на кого не мог… Хорошо маскируешься, никто и не догадался даже. Ай, молодца!

— Ты не поверишь, Гриша, сколько еще при дворе магов осталось, — даже не глянув на него, ответил я. — Да и сам светлейший чародейства не чурается, только шибко не хочет, чтобы кто-то еще на Руси магией промышлял. Вот запреты всякие и ввел… Но у нас на каждый гвоздь свои клещи найдутся.

Федор между тем медленно опустил ноги на землю и потоптался, становясь поустойчивее.

— Ну? — спросил я сурово и отпустил его наконец. — Очухался?

— Есть такая оказия, — согласился Федька, утирая сопли. — Голова, правда, шибко болит, но я уж привык к такому.

— Поработать надо бы, Феденька. Мастерство твое снова понадобилось. Григория Григорьевича срочным порядком надо бы в казармы Преображенского полка отправить, что в Петербурге, или же в место поближе к ним. Сможешь сделать такое?

— Небось смогу, чего не смочь-то…

Федька поплевал на кончики пальцев, как будто собирался перевернуть слипшиеся книжные страницы, а потом небрежно махнул этими пальцами прямо перед собой. «Тайная тропа» открылась мгновенно, и дыхнуло на нас из прохода воздухом тяжелым, неподвижным, каким-то мертвым даже. Ну, а что вы хотели? Запределье!

Я хлопнул Гришку по плечу.

— Давай, Гриша, большую надежду на тебя возлагаем. Ты уж не подведи государыню… Ежели что важное случится, ты мне записку у дома моего оставь. Там справа от калитки камень плоский лежит — вот под него и спрячь.

Отвечать Гришка не стал. Только кивнул молча, перекрестился и ступил на тропу. Проход за ним сразу же закрылся, а Федька устало зевнул, закрыв рот ладошкой. Покрутил головой по сторонам.

— Уже утро? — спросил он.

— Вечер еще, Федя, — ответствовал я, направившись к дому. — Шел бы ты спать…

Глава 26

Явление Бориски и утренняя прогулка к Ижорскому пруду

Я думал, что усну сразу же, как только улягусь на кровать. Но не тут-то было. Тысячи мыслей роились в моей голове, не позволяя сознанию благополучно отключиться.

Сначала я думал о том, удалось ли Гришке благополучно сойти с «тайной тропы» в нужном месте, и о том еще, как его примут в полку.

Потом я стал думать, куда мне следует переправить императрицу, чтобы она смогла в безопасности провести там время до тех пор, пока от братьев Орловых не поступят добрые известия.

Собственное имение, мои родимые Светозары, теперь уже не казались мне таким уж надежным пристанищем. Пожалуй, пока Гришка подбивает лейб-гвардию к бунту, мне надлежит спрятать государыню в месте более безопасном и тихом, где не бывает никого посторонних.

Может быть, стоит навестить старый батюшкин охотничий домик в Огнёвой заимке? Давненько я там не бывал уже. Да и никто не бывал, наверное. А домик хороший, добротный. Если завтра навестить его, да прибраться там хорошенько, да печь протопить, чтобы просохло все, то там можно и государыню привечать. Там и баня во дворе имеется…

Правда, далековато туда добираться, верст двадцать по лесным дорожкам. И Федькино мастерство нам тут не поможет — запросто можно внутри какого-нибудь дуба оказаться. Или же в подлеске каком объявишься, и ветви его тогда всего тебя изнутри разорвут. Нет, уж лучше по старинке, на лошадях.

Но это даже и к лучшему, что путь туда труден. Значит, посторонним еще труднее будет добраться. Да и нынче никто знать не знает про домик этот. Только батюшка им и пользовался…

А потом я стал думать про Катерину и «сестру» ее новоявленную Анастасию, и подумалось мне вдруг, что начинаю понимать, почему они обе оказались в нашем мире. Ведь там, в том мире, где они жили до этого, их обеих убили, почти одновременно. Зарезал душегуб какой-то. И может там, в этом самом месте, где все это случилось, существовала какая-то особая «тайная тропа», способная перемещать людей между мирами. Вот и перебросила она их в наш мир. Только выбросило их с тропы в разных местах: Катерину на окраине Санкт-Петербурга, а Настю — неподалеку от Ольшанки, прямо в реку, протекающую по моим землям.

Всяко бывает. Флуктуации магического поля порой порождают весьма специфические эффекты, и зачастую невозможно предугадать к какого рода последствиям они могут привести. Вот в этот раз девиц убиенных и перебросило из одного мира в другой. Причем, то обстоятельство, что они обе в момент открытия спонтанной «тайной тропы» находились без памяти, пошло только на пользу — сознание их не цеплялось за привычную реальность и не вносило возмущений в магическое поле, потому они и смогли переместиться…

Внезапно я понял, что уже какое-то время слышу некий странный звук, как будто мышь скребется где-то под полом. Я потому сразу и не обратил на этот звук никакого внимания — ну мышь и мышь, мало ли их тут?

А потом вдруг услышал, как что-то тихонько звякнуло по стеклу, и сразу же открыл глаза. Мышь точно не станет стучаться в стекло. Не знаю я таких мышей…

Я подскочил с кровати и метнулся к окну. Свечу лучше не зажигать, тогда я буду как на ладони у того, кто находится там, снаружи, а сам же рассмотреть своего противника смогу лишь в последний момент. А если он в меня вцепится? Вновь падать в голом виде со второго этажа у меня нет никакого желания! Люди засмеют, особенно после рассказов Кристофа…

Встав у самого края окошка, я осторожно выглянул наружу. Прямо под окном моей комнатой находилась крыша хозяйственной пристройки, и в детстве я часто использовал это обстоятельство, чтобы тайком сбегать из комнаты. Там, у самой стены, стоит лестница, по ней легко вскарабкаться на крышу.

Сквозь стекло я заметил, что на крыше под самым окном кто-то маячит, и совсем уже было потянулся за шпагой, чтобы не быть застигнутым врасплох. Но так и отпрянул от окна, когда снаружи к самому стеклу вдруг прижалась конопатая мальчишеская физиономия.

Ей-богу, я чуть не вскрикнул! Но тут же успокоился, потому как признал в этом незваном госте Бориску, младшего Глебова, которому и было-то лет двенадцать всего, кажется.

Я быстренько отворил окно, схватил мальчишку за одежду и втянул в комнату.

— Ты почто, злодей эдакий, по крышам лазаешь? А ежели бы в темноте оступился, да вниз сверзился бы? Шею бы себе свернул? Что бы тогда делал? — спросил я возмущенно.

— Ты уж не ругай меня, Алексей Федорович, — тяжело дыша, отозвался Бориска. — Я без злого умысла к тебе в комнату пробирался, а по делу серьезному.

Говорит, а сам озирается, как будто высматривает кого. И тут меня взяло сомнение.

— По делу, говоришь? — переспросил я подозрительно. — А может у тебя вовсе и не ко мне дело? Может ты кому из моих сестер записку секретную принес, да комнатой ошибся в потемках?

И я красноречиво поднес крепко сжатый кулак к самому Борискиному носу. Тот покосился на него с опаской и помотал головой.

— Нет, Алексей Федорович, — говорит, — не ошибся я вовсе. К тебе и шел целенаправленно. Только никто о том не знает и знать не должен.

— Это почему еще? — полюбопытствовал я.

— Потому как тут дело чести замешано, и батюшка мне не простит, коли прознает, что я тебе приходил

— Хорошо, — смилостивился я. — Говори, что тебе надобно и проваливай. Нет у меня времени с тобой разговоры разговаривать. Мне к завтрему готовиться надо.

— Так я о том и хочу поговорить! — обрадовался Бориска, пятерней взлохматив и без того лохматые волосы. — Я подслушал, как батюшка с братцем моим Вольдемаром говорил о том, что вы завтра на Ижорском пруду драться задумали. Батюшка хоть и грозится, что порубит тебя, как капусту, но я-то знаю, что навык свой он давно порастерял. Я несколько видел, как они с Вольдемаром у нас во дворе на шпагах тренируются, и Вольдемар всякий раз батюшку побеждал. А тот и не поддавался даже, а на всем серьезе сражался!

— И что с того? — нахмурился я. — Тебе-то что за дело до этого? Мал еще во взрослые дела суваться!