Миссия в Сараево (СИ) - Тыналин Алим

Я шел и шел. Мимо домов, мимо площадей, мимо парков. Белград лениво плыл мимо, чужой и равнодушный.

Вышел за город. Дорога петляла между полями. Запах травы, цветов, пыли.

Впереди показались кресты.

Кладбище.

Кованые, высокие ворота. Открытые. Я вошел.

На аллеях между могилами росли кипарисы. Тихо. Только где-то далеко пели птицы.

Свежие могилы в дальнем углу. Земля еще темная, не поросла травой. На холмиках лежали венки.

Я шел вдоль ряда. Читал имена на временных деревянных крестах.

Стоянович. Петрович. Младенович.

Остановился.

Йованович.

Деревянный крест. Надпись выжжена неровными буквами: «Елена Йованович. 1892–1914. Покойся с миром».

Двадцать два года.

Я опустился на колени перед могилой.

Почва еще сырая под коленями. Пахло свежевскопанной землей, цветами.

На холмике лежали белые лилии. Кто это принес?

Я протянул руку. Коснулся земли.

Холодная. Тяжелая.

Больше никогда не увижу ее лица. Не услышу голоса. Не почувствую прикосновения.

Потом я услышал шаги.

Кто-то шел по аллее. Медленно, не спеша.

Остановился за моей спиной.

Я не оборачивался. Не двигался.

— Трогательно, — сказал голос. — Разведчик оплакивает агента. Или все-таки это было больше?

Голос спокойный, ироничный. С легким немецким акцентом.

Я медленно поднялся. Повернулся.

В трех шагах от меня стоял мужчина.

Средний рост, изящное телосложение. Темный костюм безупречного покроя, жилет в тонкую полоску, цепочка от часов. Светлые волосы аккуратно зачесаны назад. Тонкие черты лица, острый подбородок. Монокль на цепочке поблескивал на солнце.

Урбах.

Он стоял непринужденно, руки в карманах брюк. Смотрел на меня с легкой усмешкой.

— Господин Соколов, — сказал он, чуть склонив голову. — Или мне следует называть вас как-то иначе? Александр Николаевич? Или, может быть, поручик Бурный?

Я молчал.

Он улыбнулся шире.

— Молчание тоже ответ. Красноречивый, надо признать. — Достал из кармана серебряный портсигар, открыл, предложил мне. — Турецкие. Отличные.

Я не взял.

Урбах пожал плечами, вытащил сигарету себе. Закурил. Дым поплыл в неподвижном воздухе.

— Странное место для встречи, не правда ли? — Он окинул взглядом кладбище. — Хотя, пожалуй, символичное. Столько смертей позади. Столько впереди.

— Что вам нужно? — получилось хрипло.

— Нужно? — Урбах затянулся. — Ничего особенного. Просто увидел знакомое лицо и решил поздороваться. Вежливость, знаете ли. Мы с вами коллеги, в некотором смысле. Оба служим своим странам. Оба играем в одну игру.

— Мы не коллеги.

— О нет, мы именно такие. — Он шагнул ближе, посмотрел на могилу. — Елена Йованович. Прекрасная девушка. Умная, страстная. Жаль, что оказалась в неправильном месте в неправильное время.

Я сжал челюсти.

Урбах заметил. Усмешка стала холоднее.

— Не смотрите так, поручик. Это не моя работа. Я не убиваю красивых женщин. Это дурной тон. — Стряхнул пепел. — Хотя, должен признать, ее смерть решила некоторые проблемы. Ваши проблемы, в частности.

— Вы знаете, кто это сделал.

— Знаю. — Он не скрывал. — «Черная рука» не терпит предателей. И тех, кто с ними связан. Чирич человек решительный. Не сентиментальный. Когда узнал, что вы агент, быстро сделал выводы.

— Как он узнал?

Урбах улыбнулся.

— Письмо. Анонимное. С убедительными фактами. Взрыв в Шабаце, ваше отсутствие в нужное время, совпадения. — Пауза. — Я мог бы сказать, что не имею к этому отношения. Но мы оба знаем, что это была бы ложь.

Я сдерживал себя. У меня нож в голенище. Можно сделать три шага. Ударить в горло. Быстро, тихо.

Но я не двинулся.

Урбах видел это. Видел внутреннюю борьбу. Усмешка стала мягче, почти сочувственной.

— Вы не убьете меня, поручик. Не здесь. Не сейчас. Слишком много свидетелей. — Он кивнул в сторону аллеи, где виднелись фигуры других посетителей кладбища. — И потом, какой смысл? Одним австрийским офицером больше, одним меньше. Война все равно начнется.

— Покушение сорвано, — сказал я. — Танкович ранен. Боевики разбежались. Эрцгерцог в безопасности.

Урбах рассмеялся. Тихо, искренне.

— О, поручик. Вы действительно так думаете? — Он затушил сигарету о подошву ботинка, бросил окурок в сторону. — Танкович один человек. «Черная рука» одна организация. Но тех, кто хочет войны, легион. В Вене, в Берлине, в Петербурге, в Париже. Все ждут повода. Искры.

— Повода не будет.

— Будет. — Урбах достал часы из жилетного кармана, проверил время. — Завтра. Или послезавтра. Очень скоро. — Убрал часы обратно, посмотрел на меня. — Вас ждет сюрприз, поручик. Неприятный. Настоятельно рекомендую покинуть Белград как можно скорее. Сегодня вечером. Сейчас, если есть возможность.

— Что вы задумали?

— Я? — Урбах приложил руку к груди с преувеличенной невинностью. — Ничего. Я просто скромный офицер разведки, исполняющий свой долг. Но мир не стоит на месте, знаете ли. События развиваются. Иногда непредсказуемо.

Он шагнул в сторону, обходя меня. Остановился рядом с крестом на могиле Елены.

— Она верила в великую Сербию, верно? В освобождение славян. В справедливость. — Посмотрел на надпись на кресте. — Наивные мечты. Но искренние. Жаль, что искренность не спасает от пули.

Я сделал шаг вперед.

Урбах повернулся, встретил мой взгляд. Усмешка исчезла. Лицо стало серьезным.

— Не надо, поручик. Я пришел не для драки. Пришел предупредить. Из профессионального уважения. — Достал портсигар снова, закурил новую сигарету. — Вы хороший агент. Взорвали лагерь, устранили инструктора, сорвали обучение. Впечатляет. Но эта игра намного больше, чем вы думаете. И силы, которые в нее вовлечены, сильнее любого отдельного человека.

— Война не начнется, — повторил я упрямо.

— Начнется. — Он говорил спокойно, без торжества. Просто констатировал факт. — Завтра утром вы поймете. А потом побежите к своему Артамонову, он отправит депешу в Петербург, там поднимется паника. Мобилизация, ультиматум, войска. Механизм запущен, поручик. Его уже не остановить.

— Что завтра?

Урбах покачал головой.

— Нет-нет. Не скажу. Я же сказал, что это сюрприз? — Затянулся, выпустил дым. — Но повторяю: уезжайте сегодня. Пока границы открыты. Завтра будет поздно. Вас начнут искать. «Черная рука» ничего не забывает. Чирич не забывает. А австрийские жандармы тоже неглупы. Русский шпион в Белграде в разгар кризиса отличный козел отпущения.

Он отошел от могилы, направился по аллее к выходу. Остановился через несколько шагов, обернулся.

— Кстати, поручик. Мы еще встретимся. — Улыбнулся холодно. — На поле боя. Через год, может, два. Когда Россия и Австрия столкнутся лбами. Вы будете в одном окопе, я в другом. И тогда посмотрим, кто окажется прав.

— Я вас найду раньше, — сказал я тихо.

Урбах кивнул, будто это был комплимент.

— Надеюсь на это. Будет интересно. — Приложил два пальца к виску в ироничном салюте. — До встречи, господин Бурный. Берегите себя. Война будет долгая. Пушки не разбирают, кто умный, кто храбрый.

Повернулся, пошел дальше. Фигура в темном костюме удалялась между крестами и деревьями. Скрылась за поворотом аллеи.

Я остался один.

Посмотрел на могилу Елены. На деревянный крест. На венок из белых лилий.

Завтра.

Что завтра?

Что задумал Урбах?

Надо бежать к Артамонову. Докладывать. Предупредить.

Но сначала…

Я опустился на колени снова. Положил руку на землю.

Ветер зашелестел листьями. Птица пропела где-то далеко.

Елена не ответила.

Я поднялся. Посмотрел на могилу последний раз.

Потом повернулся и пошел прочь с кладбища.

Надо выяснить, что будет завтра.

Пока не поздно.

Я вышел с кладбища и направился обратно в город.

Солнце клонилось к закату. Тени длинные, косые. Жара спала, стало прохладнее.

Я шел быстро. Знал, куда иду.