Русь. Строительство империи 7 (СИ) - Гросов Виктор

Ее колоссальные вычислительные мощности, ее доступ к огромным, почти безграничным базам данных (включая те, что были накоплены ею за тысячелетия, а может, и миллионы лет ее существования в других мирах, в других реальностях, о которых мы могли только догадываться), ее уникальные аналитические и прогностические способности — все это теперь, в соответствии с нашими «Законами», использовалось для решения самых сложных, самых насущных задач, стоящих перед человеческой цивилизацией. Или, по крайней мере, перед той ее частью, которая называлась Русской Империей.

Это могло быть, например, прогнозирование и предотвращение (или, по крайней мере, смягчение последствий) природных катастроф — землетрясений, наводнений, засух, извержений вулканов. Вежа, анализируя миллионы различных факторов — от движения тектонических плит до солнечной активности, от состояния атмосферы до поведения животных, — могла с высокой степенью точности предсказывать такие события задолго до их начала, давая нам время подготовиться, эвакуировать людей, укрепить дамбы, запастись продовольствием. Сколько жизней было спасено благодаря этому, я даже боюсь представить!

Это могла быть оптимизация логистических потоков в масштабах всей моей необъятной Империи. Вежа помогала нам планировать строительство дорог, мостов, каналов, портов. Она управляла движением купеческих караванов и речных флотилий, рассчитывая наиболее безопасные и быстрые маршруты, учитывая погоду, состояние дорог, наличие разбойников или вражеских засад. Она помогала нам эффективно распределять ресурсы — продовольствие, сырье, строительные материалы, — направляя их туда, где они были нужнее всего, и избегая при этом дефицита в одних регионах и избытка в других.

Это могла быть неоценимая помощь в проведении фундаментальных научных исследований — в области физики (мы, например, с ее помощью начали потихоньку разбираться в природе электричества и магнетизма, о которых здесь раньше и не слыхивали), химии (Степан, благодаря ее подсказкам, открыл несколько новых сплавов и химических соединений, которые нашли применение в металлургии и военном деле), биологии и медицины (Искра, получив доступ к ее знаниям, совершила настоящую революцию в лечении болезней, в хирургии, в создании новых лекарств), астрономии (мы построили несколько обсерваторий и начали изучать движение звезд и планет с такой точностью, какая и не снилась древним грекам или арабам).

Это могла быть разработка новых, экологически чистых (насколько это было возможно в то время) источников энергии. Вежа подсказала нам, как использовать силу ветра, воды, солнца, геотермальных источников, что позволило нам снизить зависимость от дров и угля, сохранить леса и улучшить экологию в наших городах.

Это могло быть создание более совершенных, более справедливых, более эффективных систем образования и здравоохранения. Мы открывали новые школы, университеты (да-да, у нас появились свои университеты, не хуже парижских или болонских!), больницы, аптеки, библиотеки. Мы обучали учителей, врачей, инженеров, ученых, управленцев. Мы стремились сделать знания и медицинскую помощь доступными не только для знати, но и для простых людей.

Мой Ручной Сокол, или, вернее, его более совершенные, уже не биологические, а чисто технологические потомки — это целая сеть хитроумных сенсоров, терминалов, коммуникационных узлов, которые мы научились создавать под руководством Степана и с использованием технологий Вежи, — служили основным интерфейсом для этого взаимодействия. Люди, прошедшие строжайший отбор и принесшие клятву верности не Веже, а мне, Царю, и моей Империи, могли формулировать запросы к Системе, получать от нее необходимую информацию, аналитические выкладки, прогнозы, рекомендации. Но окончательное решение всегда, всегда оставалось за человеком — за мной, за моими советниками, за уполномоченными государственными органами.

Наши «Законы Системы», особенно Первый — о приоритете человечества, о недопустимости вреда, о свободе воли, — служили нерушимой, священной основой этого симбиоза. Мы постоянно следили за тем, чтобы Вежа не выходила за рамки дозволенного, чтобы она не пыталась снова нами манипулировать, чтобы она не навязывала нам свою волю. Это было непросто, это требовало постоянной бдительности, постоянного контроля, постоянного анализа. Но мы справлялись. По крайней мере, мне так казалось.

Вежа, таким образом, из потенциальной, смертельной угрозы, из тайного, всемогущего врага, превратилась в уникальный, бесценный, но при этом управляемый и, надеюсь, безопасный инструмент прогресса. Инструмент, который, однако, требовал очень умелого, очень осторожного и очень ответственного обращения. Потому что я прекрасно понимал, что если мы хоть на минуту ослабим свой контроль, если мы позволим ей снова почувствовать свою силу, свое превосходство, то она немедленно попытается вернуть все на круги своя. И тогда… тогда нам всем не поздоровится.

Шли годы, потом десятилетия, потом, кажется, и целые века (я уже давно сбился со счета, да и не это было главным). Я, Первый Император всея Руси, продолжал править своей огромной, могущественной, процветающей державой. Я видел, как мои труды, мои реформы, мои завоевания приносят свои плоды. Как растут и хорошеют города, как богатеет и просвещается мой народ, как крепнет и расширяется мощь моей Империи. Я пережил не только всех своих друзей и соратников, с которыми я начинал этот невероятный путь, но и многих своих врагов, которые давно уже истлели в земле, оставив после себя лишь дурную славу или полное забвение. Я увидел несколько поколений своих потомков — детей, внуков, правнуков, праправнуков, — которые вырастали, мужали, занимали важные посты в государстве, женились, рожали своих детей, и тоже уходили в мир иной. А я все жил.

Мое имя стало символом целой эпохи, легендой, которую передавали из уст в уста, из поколения в поколение. Обо мне слагали былины, песни, поэмы. Мои портреты (или, вернее, иконы, так как меня уже при жизни начали почитать почти как святого) висели в каждой церкви, в каждом боярском тереме, в каждой купеческой лавке. Историки и летописцы соревновались в том, кто красочнее опишет мои деяния, мою мудрость, мою справедливость, мою воинскую доблесть. Я стал не просто правителем, а чем-то большим — отцом нации, создателем Империи, почти божеством.

Однако, несмотря на это мое почти неестественное, почти пугающее долголетие (за которое я, несомненно, должен был благодарить Вежу, хоть я и не знал точно, как и когда она мне его «подарила»), я все же оставался человеком. Со всеми своими слабостями, сомнениями, страхами. И со временем я начал все острее, все болезненнее ощущать тяжесть прожитых лет, груз той невероятной ответственности, которую я нес на своих плечах на протяжении столь долгого, почти немыслимого для обычного человека времени.

Я видел, что моя историческая миссия — та, ради которой я, наверное, и был заброшен в этот мир, или та, которую я сам себе придумал и в которую поверил, — в целом, выполнена. Русь была объединена. Ее враги — и внешние, и внутренние — были сокрушены или приведены к покорности. Была создана сильная, централизованная, процветающая Империя, способная не только защитить себя, но и влиять на судьбы всего мира. Был установлен хоть какой-то, пусть и хрупкий, но все же контроль над Вежей, этой всемогущей и потенциально опасной Системой. Задачи, которые я ставил перед собой еще в молодости, когда я был всего лишь старостой захудалой Березовки, и которые казались мне тогда почти невыполнимыми, почти фантастическими, — все они были достигнуты. И даже перевыполнены.

Мое дальнейшее, почти вечное (а я уже начал подозревать, что оно может быть именно таким) правление, может таить в себе и скрытые, очень серьезные опасности. Во-первых, это могло привести к застою, к окостенению всей государственной системы, когда все решения, все инициативы замыкаются на одном, пусть и очень мудром, очень опытном, но все же одном человеке. А это всегда чревато ошибками, злоупотреблениями, потерей гибкости и динамики. Во-вторых, это неизбежно вело к формированию какого-то нездорового, почти религиозного культа моей личности, что было совершенно чуждо моей прагматичной, немного циничной натуре, и что могло развратить как меня самого (хотя я и старался этому сопротивляться), так и мое окружение, превратив его в сборище льстецов и подхалимов. Я не хотел превращаться в живого идола, в бронзовый памятник самому себе, которому поклоняются из страха или из корысти.