Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

— А можете мне ответить, Сергей Викторович, почему мы никогда не пользовались этим способом влияния на американские внутренние дела? — На лице Лаврова отразилась работа мысли.

Это кстати был очень хороший вопрос. Понятно, зарегистрировать собственную лоббистскую организацию мы не могли, по политическим причинам, но вот пользоваться существующими каналами, кто мог запретить? Опять же не в лоб, через какие-нибудь прокладки, заводя деньги через Южную Америку, скажем, или тот же Сингапур?

— Это сложно организовать, товарищ генеральный секретарь. Технически и еще сложнее — идеологически. И поверьте, ни один дипломат не обратится к своему начальству с таким предложением. Это будет выглядеть как попытка спонсировать врага, за такое мигом лишат возможности ездить в загранкомандировки.

— Плохо, товарищ Лавров, плохо… Зашоренность взглядов в политике может стоить очень дорого. Я хочу чтобы вы рассмотрели варианты и подали на мое имя записку о возможных каналах, через которые можно пустить осла с золотом. Того который порой открывает ворота лучше любого тарана…

Глава 17  

Подготовка к съезду

24 апреля 1987 года; Москва, СССР

LE MONDE: Чистки в Кремле: Горбачёв разворачивается к «русскому курсу»

В СССР после неудавшегося переворота, организованного частью Политбюро и партийной элитой из национальных республик, продолжаются масштабные чистки. По данным наших источников, уже арестованы три члена Политбюро, два кандидата, трое секретарей ЦК и трое первых секретарей республик. Тысячи функционеров КПСС низшего ранга также лишились постов или оказались за решёткой.

Особенно заметна этническая избирательность репрессий: выходцы из Средней Азии и Закавказья стремительно теряют влияние. Это явный сигнал — эпоха «интернационализма» закончилась. До Горбачёва последним русским генсеком был Ленин, а затем СССР десятилетиями демонстрировал «равенство народов», зачастую в ущерб русским. Теперь, судя по всему, Москва берёт курс на жёсткий национал-большевизм.

В кулуарах дипломатических кругов уже звучат опасения, что новый курс Кремля может спровоцировать волну сепаратизма в республиках. По данным Radio Liberty, в Тбилиси и Ереване прошли стихийные митинги, — не слишком правда многочисленные, люди боятся реакции властей, — жестоко разогнанные полицией. Примечательно, что даже традиционно лояльные Москве партийцы в союзных столицах теперь говорят о «предательстве идеалов Ленина». А в Париже эксперты проводят параллели между чистками Горбачёва и сталинскими репрессиями 1937 года — с той лишь разницей, что теперь репрессии приобрели этнический окрас.

После покушения, в котором погибла его жена, генсек, кажется, отбросил иллюзии. Официальные СМИ всё чаще говорят о смертных приговорах для «заговорщиков» — а в СССР такие заявления равносильны приказу.

Но тревожнее другое: волна арестов среди интеллигенции. Десятки учёных, писателей, режиссёров из «нелояльных» республик уже в тюрьмах. Вчера в Париже у советского посольства протестовали за освобождение режиссеров Параджанова (Армения) и Абуладзе (Грузия) — их арест явно связан с политикой.

Если раньше коммунисты уничтожали всех подряд, то теперь выбрали мишенью «нетитульные» народы. Это делает их методы пугающе близкими к нацизму.

Советский Союз, похоже, вступает в новую эру — эру кровавого этнического авторитаризма.

Это так только кажется, что собрать съезд партии — плевое дело. Ну а что? В прошлом году ведь уже собирали, да и за пять лет до того, механизм отработан, можно всё быстро-быстро провернуть.

Да даже фактически то, что я объявил о созыве Съезда — это были только слова. Созыв высшего органа управления Партией мог осуществить Пленум, его пришлось собирать во второй половине марта для утверждения уже озвученного мной решения.

Ну а дальше завертелось. Согласно уставу партии от 1961 года внеочередной Съезд должен быть проведён в течение 60 дней после решения о его проведении. Это при том, что предыдущее сборище мы готовили чуть ли не десять месяцев, нужно понимать степень спешки.

На местах срочно начали собирать местные конференции для выдвижения кандидатов на уровень райкомов, и вот как раз примерно в этот период — это было самое начало апреля — и состоялся достаточно важный разговор с Лигачёвым.

— Райкомы. Работу по обновлению партии нужно начинать оттуда, пока мы допускаем на уровень райкомов случайных людей, — мы ехали на улицу Калинина, где в ряд стояло несколько домов «принадлежащих» руководителям Партии высшего звена. В моей истории Горби переехал туда едва став Генсеком, я тянул со сменой места жительства 2 года, но, видимо, такова судьба. Иронично, что Раиса так хотела поменять «развалюху» в Сокольниках на трёхэтажный дом на Воробьёвых горах, а реальным поводом для переезда в итоге стала её смерть. Ну то есть не только её смерть, скорее необходимость обеспечения безопасности, но всё же. Последние полтора месяца я прожил в Кремле, и крыша потихоньку начала отъезжать. Жить на работе — далеко не самый приятный способ обустройства быта.

— Ты знаешь, сколько у нас в стране райкомов?

— Несколько тысяч, вероятно, — точного числа я действительно не представлял.

— Три триста сельских районов и семьсот городских. Даже если считать только руководящие кадры, а не весь административный персонал, то это десятки тысяч человек. Как ты предлагаешь мне с ними работать?

— Тебе — никак, — я немного отстранённо отвечал нашему «главному по кадрам и идеологии», глядя в окно на проносящуюся за окном Москву. После всех недавних событий охрана генсека была усилена, вместе со мной теперь каталась не одна машина сопровождения, а четыре, приходилось выставлять милиционеров для создания «зелёного коридора». Мне данная ситуация не нравилась категорически, но идей, как обеспечить собственную безопасность иначе, просто не было. Разве что вертолёт себе организовать. — Как думаешь, если генсек пересядет на вертолёт вместо автомобиля, как к этому отнесутся граждане?

— Ты о чём, — Лигачёва смена темы явно сбила с толку.

— Не нравится мне вот такими кортежами кататься с перекрытием улиц. Хреново выглядит, скажут люди, что загордился Горбачёв, от народа отрывается. Следующий раз на площадь могут и не выйти…

— Будем надеяться, что следующий раз не случится, — поморщился Егор Кузьмич. Он воспринял попытку переворота как личный провал работы на идеологическом поприще. Забавно, что при этом он же стал едва ли не первым адвокатом арестованных бывших членов Политбюро, настаивая на том, чтобы аккуратно спустить дело на тормозах и не «доводить до греха». Выродились партийцы, сейчас бы тех, кто пошёл бы на штурм Зимнего, не нашлось днём с огнём. Все бы сидели тихо, как мыши под веником, и переживали «как бы чего не вышло».

— Предлагаю расширить полномочия Комитета партийного контроля. Собственно, в нынешнем виде, как показала практика, он нефункционален, поэтому перетряхивать данный орган всё равно придётся, — я задумался и озвучил крамольную мысль, которая в иных обстоятельствах могла бы привести к бунту внутри партии. Если бы, конечно, он уже не состоялся, — ну и присматривать за членами партии нужно более плотно. Раз уж решено, что КГБ этим не будет заниматься, то пусть другой комитет поработает. Нужно, чтобы все знали — у нас нет неприкасаемых, за любые просчёты и тем более откровенные нарушения придётся обязательно отвечать. И не только местом, но и головой.

За окном автомобиля меж тем проносилась весенняя Москва. Пока ещё серая, деревья стояли голыми, только-только на кустах начали появляться первые листики, да травка на газонах зазеленела. Куда-то бежали по своим делам люди, сновали туда-сюда разноцветные машины. Забавно, здесь машины на дороге могли похвастаться куда большим разнообразием в плане цветов, чем в будущем. Там в основном все катались на чёрных и белых автомобилях, с редким вкраплением красного и других оттенков, тут… Все цвета радуги.